"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
На табличке в подъезде значилось четыре фамилии, Дальстрём в числе прочих. Я поднялся по лестнице и, не обнаружив звонка, постучал в дверь.
Тишина. И на лестнице, и в квартире.
Я заглянул в вентиляционное окошко. То, что я там увидел, в анонсах агентств недвижимости именуется квартирой с видом на море. Привстав на цыпочки, я наверняка смог бы разобрать сквозь туман очертания Кюллаберга в окне напротив.
Я спустился к квартире под номером один и постучался в дверь, на которой висела табличка «Г. Нюгрен». Это был тот самый сосед, который сообщил об исчезновении
Но как я ни стучал, ответа не дождался.
Тогда я вышел на улицу и встал возле почтовых ящиков. Один был массивный, литой и открывался не иначе как специальным ключом. Остальные три выглядели как самые обычные. На ящике Дальстрёмов был нарисован Нильс Хольгерссон верхом на гусе. Заглянув в щель, я не нашел ничего, кроме кипы рекламных листовок.
Вдруг за гардиной в окне первого этажа что-то зашевелилось. Я вернулся к дому и постучал в окно.
Мужчина за шестьдесят долго возился со шпингалетом, прежде чем потянуло сигаретным дымом, смешанным с затхлыми кухонными запахами, и окно на несколько сантиметров приоткрылось.
– Ну и что вам нужно? – неприветливо спросил хозяин.
– Можно мне войти к вам на минутку?
Он покачал головой и поджал губы:
– Нежелательно.
– Но почему?
– У меня неприбрано.
– Это не страшно, – успокоил его я.
– Сын дома, – продолжал обороняться старик.
– Это он так накурил?
У старика были тяжелые веки, обвисшие щеки покрывала щетина. Рука дрожала, когда он приоткрыл окно еще на несколько сантиметров.
– Собственно, меня интересует женщина, которая живет этажом выше.
– Оса?
– Да, Оса Дальстрём. И ее дочь.
– Эмма, – кивнул старик. – Хорошая девочка. Так вы знаете, где они?
– Нет, но я видел объявление в газете, и… я сам ищу их. – (Старик посмотрел на меня удивленно.) – Можно, я все-таки войду? Здесь дождь. – Я сделал умоляющие глаза.
Еще вопрос, можно ли было считать дождем эту холодную, моросящую взвесь.
– Но у меня неприбрано и накурено, – повторил старик.
– Меня это не пугает.
Наконец он отпер дверь, и я назвал себя.
– Гуннар. Гуннар Нюгрен, – представился старик, пожимая мне руку.
На полу кучами лежало тряпье. Вонь стояла, как в копенгагенских наркопритонах часа в четыре утра. По углам валялись пивные банки.
– Пройдемте на кухню, – пригласил хозяин.
Тут мне пришло в голову, что Гуннару Нюгрену, пожалуй, нет и шестидесяти. Обвисшие щеки и тусклый взгляд алкоголика делали его старше, чем он был на самом деле. Коротко стриженные седые волосы топорщились. Редкую поросль под носом можно было назвать усами лишь с большой натяжкой.
– Сын дома, – повторил он. – Его зовут Петер. Вчера мы позволили себе небольшой праздник.
Он показал на молодого человека, который сидел за кухонным столом, уронив голову на руки. Повсюду валялись пивные банки. В центре крытого замызганной скатертью кухонного стола виднелась погребенная под кучей окурков пепельница. Парень тяжело поднял голову, посмотрел сначала на меня, а потом на папу:
– Черт подери, отец, меня зовут Буги!
– Ты слишком много болтаешь, Петер.
–
Бу-у-ги, – упрямо протянул парень.– Но тебя крестили Петером.
Парень снова уронил голову на руки. Похоже, он засыпал.
– Хочешь пива? – предложил мне Гуннар.
– Рановато для меня.
Гуннар открыл холодильник и тут же снова захлопнул дверцу. По комнате распространился запах тухлятины, хотя холодильник, вероятно, поспешили закрыть по другой причине.
– Я думал, у нас есть, но… – Гуннар оборвал фразу на полуслове и принялся что-то искать среди пивных банок на посудном столике. – Вот оно… – Старик с довольным видом взял одну из банок, но, приглядевшись к ней, нахмурился. – Светлое, черт!.. Петер, неужели мы выпили все крепкое пиво?
– Бу-у-ги, – угрюмо поправил его сын, не поднимая головы.
– Можем поделиться, – повернулся ко мне Гуннар. – Правда, оно теплое.
– Спасибо, обойдусь, – махнул я рукой, подсаживаясь к столу. – Расскажите мне лучше об Осе и Эмме.
Старик открыл банку и с жадностью припал к отверстию. Потом громко рыгнул и вытер рот.
– Черт его знает, что у них там случилось.
– Вы часто виделись с ними?
– Каждый день. Почти.
– Ну а потом… она просто пропала?
Глаза старика снова беспокойно забегали, и он принялся рыться в пепельнице, пока не выудил подходящий окурок.
– Думаю, они ее забрали.
– Кто?
– Ты ни черта не знаешь, па… – подал вдруг голос Буги.
– Нет, но я имею право говорить, что думаю.
– Кто? Кто ее забрал? – Я схватил старика за рукав. – И девочку тоже?
Гуннар кивнул:
– Да, и девочка была тоже. Она как будто не хотела, но они силой увезли ее на «скорой помощи».
– «Скорой помощи»? – переспросил я. – Гуннар, о чем вы?
Но тут Буги снова поднял голову:
– Что ты несешь, па? Не было никакой «скорой помощи».
– Но она выглядела как «скорая помощь».
– Это была просто большая белая машина. Ни черта ты не видишь, па, как наклюкаешься.
На Буги ничего не было, кроме тонкого черного жилета. Выше пояса, по крайней мере. Узкая грудь и тощие руки сплошь покрывали татуировки – розы, сердца, змеи, мечи и все мыслимые в таких случаях рисунки. Нечесаные черные волосы едва достигали плеч. В нижней губе блестело тоненькое колечко, а на шее болтались три или четыре цепочки – с крестом, звездой и каким-то камнем. Пальцы были унизаны перстнями в виде черепов, а глаза, как мне показалось, обведены черными тенями, что делало парня похожим на енота. При этом он был бледен как смерть.
– С какой стати они должны были везти больную на обыкновенной машине? – обратился Гуннар к сыну.
– Больную? – сощурил глаза Буги. – Ты в этом уверен?
– Тогда зачем они вообще за ней приехали?
– Вы как будто сказали, что они запихнули ее в машину силой? – прервал я их спор.
– Разве? – удивился Гуннар.
Как выяснилось в ходе дальнейшей беседы, Буги жил в Клиппане и увлекался хард-роком. Оба они, и отец и сын, любили Осу и отзывались о ней как об очень приятной и доброй женщине. Эмма, впрочем, нравилась им не меньше.