"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Она хотела что-то сказать заклеенным ртом, мычала и трясла головой снизу вверх, похоже побуждала меня подняться.

– Я парализован, – огорчил я Лизен.

Бергстрёма я не видел.

Лизен еще раз вскинула голову.

– Не могу пошевелиться, – добавил я, хотя и говорить было больно.

Лизен отчаянно застонала.

Потом дверь открылась, и вошел Бергстрём, распространяя по комнате крепкий сигарный дух.

Выходит, он не привиделся мне, когда за стеной я дышал ароматами сконской осени.

Крупный мужчина – ничего не скажешь.

Обвисшие бульдожьи щеки придавали его лицу своеобразное выражение. Удивительно, но, несмотря на возраст и габариты, в его облике чувствовалось что-то мальчишеское. Волосы с косым пробором были зачесаны назад, белая рубашка и темные брюки тщательно выглажены, ботинки начищены.

– Подняться можешь? – спросил он меня.

– Даже пальцем не пошевелю, – выдохнул я. – Ты сделал меня инвалидом.

– Тогда сиди, где сидишь.

Я промолчал, но в этот момент заметил, что могу двигать мизинцем и средним пальцем правой руки.

– Она все рассказала. – Бергстрём кивнул на Лизен. – И ирландка из Копенгагена тоже. Я знаю, что ты показывал им фильм про маленькую польку…

– Юстину Каспршик?

– Польку.

– Ее звали Юстина.

– Все равно из Польши.

В правой руке что-то закололо, и я согнул указательный палец.

– Тебе понравилось? – спросил Бергстрём.

– Не хочу говорить об этом.

В правом боку кололо, стоило мне произнести хоть слово.

– Неплохой фильм, согласись. Ты ведь специалист.

– Диалоги…

– Я не об этом.

– Ее парик…

Он наклонился ко мне и ударил кулаком в правый бок. В глазах заплясали разноцветные искры.

– Или ты можешь сделать лучше?

– Я видел лучшие, – возразил я.

В бок как будто вонзили мачете. Разумеется, раньше я не имел такого опыта, но почему-то всплыло это сравнение. Я попытался сосредоточиться и забыть о боли.

– И ту бабу, которая была с тобой в Сольвикене, я тоже хотел проучить, – продолжал Бергстрём. – Но мне помешала полиция.

«Бабу…» – мысленно повторил я. Он имел в виду Бодиль. Значит, полицейская машина не зря разъезжала вдоль побережья.

– Я думаю, ты мог бы писать сценарии для моих фильмов. Там все не всерьез, надеюсь, ты понимаешь. Но я покажу тебе, как бывает по-настоящему.

Левая лодыжка снова заныла, но я мог ею шевелить.

– Чистилище, – произнес он. – Знаешь, что это?

Я молчал.

– Ты онемел? Чистилище – через него сейчас пройдет фрёкен Карлберг, и я хочу, чтобы ты это видел. Потом мы поговорим.

Невидимые стальные обручи все еще сжимали грудную клетку, но легкое покалывание в ладонях и пальцах вселяло надежду на возвращение способности двигаться.

– Сколько ударов ей нужно, как считаешь?

– Ни одного.

Бергстрём расхохотался:

– Я полагал, что ты человек с юмором.

Он взял трость, которая стояла у стены, и уставился на нее, будто видел впервые.

Я должен был разговорить его и оттянуть время.

– Это та же, что в фильме?

– Из Глазго, – кивнул Бергстрём.

Он зажал трость между пальцами и заулыбался, любуясь ею.

Роджер прав: такое не купишь в магазине товаров повседневного спроса.

– В Нью-Йорк тоже ее брал?

Герт-Инге повернулся и пристально посмотрел мне в глаза:

– Что ты об этом знаешь?

– Ты наследил по всему миру.

Бергстрём раскрыл рот, но тут же его захлопнул.

– Помнишь Бренду Фарр?

Он не ответил.

– А она тебя помнит, – продолжал я. – Даже сравнила с генералом танковых войск Паттоном.

– Ты…

– Я был везде и со всеми встречался. Кто из них тебе больше понравился? Кто лучше удовлетворил? Бренда Фарр, Мария из Хальмстада, Анли из Капстадена? Сколько их было? И главное, как ты их выбирал?

– Ты ничего не докажешь.

– Почему? Думаю, Анли тебя опознает, как это сделала ирландка из Копенгагена…

– Так я и знал, – прошипел Бергстрём. – Мне следовало…

– Убить ее?

Бергстрём покачал головой, отставил трость и вышел в другую комнату.

Он принес оттуда кресло и поставил наискосок от скамьи Лизен. Потом поднял меня, подтащил и опустил на мягкое сиденье.

Я сидел как истукан.

– Итак, действие первое, – объявил Бергстрём. – Сейчас ты увидишь.

Он повернулся к граммофону, щелкнул тумблером. Послышался треск, механическое повизгивание, а потом из-под иглы полилось: «…got myself a crying, sleeping, walking, talking living doll…» [901]

Бергстрём встал у скамьи. Поднял над головой трость. Прищурился, словно прицеливаясь. В этот момент я вытолкнул себя из кресла, однако, не рассчитав силы, рухнул ничком и остался лежать на полу. Падая, я задел плечом ногу Бергстрёма, от неожиданности он потерял равновесие и отлетел к стене. В проигрывателе хрустнуло, игла со скрежещущим звуком побежала по пластинке, и Бергстрём рухнул на меня всем своим весом.

901

Получил плачущую, спящую, ходящую, говорящую живую куклу (англ.).

Я завопил от боли в правом подреберье.

– Черт, я-то думал, ты парализован! – закричал Бергстрём, вскакивая. Потом поднял меня за плечи. – Стоять можешь?

Но стоило ему отпустить меня, и колени мои обмякли. Бергстрём снова подхватил меня, усадил в кресло и повернулся к граммофону.

– Ты сломал ее, – заскулил он, осматривая пластинку. – Знаешь, как давно она у меня? Это от матери.

Если бы не боль в загрудине, я бы пожал плечами. Через пластинку пролегла трещина.

Бергстрём смотрел на меня мутными, без блеска, глазами. Потом медленно покачал у меня перед носом указательным пальцем и повернулся к Лизен:

– Она за это заплатит. Шесть дополнительных ударов. Это справедливость.

– Ты следил за мной в Копенгагене? – проговорил я.

– Не твое дело.

– А на бензозаправке в Сведале?

– И это тебя не касается.

– Зачем ты убил Юстину Каспршик?

Вопрос застал Бергстрёма врасплох. Он задумался.

– Ты уверен, что это сделал я?

– А Ульрику Пальмгрен?

Его лицо расплылось в улыбке.

– Она ведь нравилась тебе, так? Я читал чепуху, которую ты ей писал.