"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Наоборот, вы гораздо выше этого. У меня было ощущение — судя по всему, верное, — что вы не поняли, что я пытаюсь вам сказать, мне захотелось поговорить с вами лично, отсюда эта встреча.

— Что же вы мне пытались сказать, Гарри?

— Что вам пора стать до конца самим собой. Вы Маркус Гольдман, чудесный человек, упорный, одаренный. Вот увидите, вы станете одним из величайших писателей, каких знавала Америка. И когда я узнал, что вам взбрело в голову отправиться в Берроуз…

— А откуда вы узнали? — перебил его я.

— Представьте себе, у меня после увольнения не отключили университетскую электронную почту, — усмехнулся он, — и я, помимо чудовищной рекламы, до сих пор получаю факультетскую рассылку. Вот и обнаружил с ужасом письмо Дастина Пергола такого примерно содержания: “Счастлив сообщить, что к нам в должности доцента присоединяется писатель Маркус Гольдман. Он прочтет курс писательского мастерства. Маркус Гольдман займет кабинет С-223, прошу любить и жаловать”. С-223 — это ведь мой кабинет, верно?

— Да.

— Вот это меня и беспокоило. По-моему, Маркус, вы любой ценой хотите вернуться в прошлое. То эта дурацкая резиденция для писателей в Авроре, то теперь мой кабинет в Берроузе. Вам пора заявить о себе как о самостоятельном писателе. И первым делом перестать идти по моим стопам… Не забывайте, кто я, Маркус. Не забывайте, что я сделал.

— Вот именно, я не забываю, что вы для меня сделали.

— Вы знаете, о чем я, Маркус.

— Неважно, вы мой друг, несмотря ни на что.

— Хотел бы я им быть. Но мы не сможем сойтись по-настоящему, пока вы не прекратите меня идеализировать и не согласитесь с тем, что я просто друг и ничего больше. Пока не откажетесь наконец от идиотского образа ментора, который вы на меня навесили. Кабинет в Берроузе! Пф-ф! Это же просто смешно! Ваша судьба — держаться подальше от Берроуза, вести расследования, заставлять толпы людей мечтать, питать энтузиазм, который вы внушаете.

— Не уверен, что мне хочется такой славы, Гарри. Думаю, меня тянет к нормальной, более спокойной жизни.

— Это невозможно, Маркус. Это сильнее вас! В вас горит огонь, и вам с ним ничего не поделать!

Опустилась ночь. Небо усыпали созвездия. Гарри взглянул на звезды:

— Пора. Мне еще ехать и ехать.

— Но мы встретимся? — спросил я.

— Конечно, что за вопрос!

— Не забудьте, вы полтора года не подавали признаков жизни.

— Это не дольше, чем длилось ваше молчание после первого успеха. Помните эти времена? Когда вам захотелось приехать, я был на месте. Не морочьте себе голову, Маркус, мы встретимся, когда вы будете готовы.

— Я готов, — заверил я.

— Нет, не готовы. Пока вы не примете себя таким, какой вы есть, вы не готовы.

— А какой я есть?

— Большой писатель.

— Вы тоже…

— Да черт бы вас подрал, Маркус, что вы заладили! — воскликнул Гарри. — Вы победили, вы меня превзошли! Ваше имя, ваша слава, ваш успех превзошли все, что я мог бы сделать. Какого рожна вы так усердно нахлобучиваете на меня корону?

— Для меня это никогда не было соревнованием, Гарри!

— А для меня было! Я с первого дня соревновался с вами! А вы так и не заметили!

Я не понимал, то ли он меня испытывает, то ли говорит правду.

— Ну, спросите же меня, — сказал он.

— Что спросить?

— Почему я исчез. Почему в тот декабрьский день 2008 года, выйдя из вашего дома, я поклялся себе никогда больше с вами не встречаться. Хотите знать почему? Потому что весь тот год, когда вы никак не могли написать новую книжку, какая-то часть меня радовалась вашим неудачам. С той самой минуты, когда вы явились ко мне в феврале, я надеялся, что вы погорите, Маркус! Провалитесь самым жалким образом! Сожжете себе крылья! А знаете почему? Чтобы снова вас обрести! Ваш успех отдалил нас друг от друга. Мы были так близки, а потом — бац! — успех, и нет больше Маркуса!

— Простите, я…

— Да вы же ни в чем не виноваты, черт возьми! Неужели вы не понимаете, что я пытаюсь вам сказать? Вы не можете извиняться за свой успех! Он в вас заложен! Нельзя упрекать гусеницу за то, что она стала бабочкой. Такая у вас судьба. В книге жизни так записано. И вот еще что: я всегда это знал. Ничто из этого не стало для меня неожиданностью. А потом, в начале две тысячи восьмого, я встречаю вас снова, вы нервничаете, вам грозит опасность, вас гложут сомнения. Вы мучаетесь, вы не способны писать, а Барнаски вам внушает, что вы просто паяц. Вы имеете право знать правду: мне нравилось видеть вас уязвимым, потому что я завидовал вашему успеху. ЗАВИДОВАЛ! Понимаете? Мне хотелось, чтобы ваш успех на том и кончился, чтобы он иссяк. Потому что из-за вашей славы я оказывался лицом к лицу с собственными провалами, с собственными демонами. И когда вы ко мне приехали, чтобы писать, а я все спрашивал, продвигается ли ваша книга, я радовался, что дело плохо. И каждый раз, когда я предлагал вам куда-нибудь сходить или чем-то заняться, когда уводил вас на улицу, подальше от дома, подальше от работы — на пробежку, пройтись по пляжу, покататься на лыжах и все такое, — я на самом деле старался отвратить вас от работы. Я ставил палки в колеса вашей карьере. Я хотел, чтобы вы не добились успеха.

Повисло долгое молчание. Потом Гарри добавил:

— Вы должны меня ненавидеть…

— Как я могу вас ненавидеть?

— Люди, которые любят друг друга, не завидуют.

— Люблю завистников: они знают, зачем живут на свете.

Гарри вздохнул:

— Как ваша личная жизнь, Маркус?

Меня удивил этот вопрос:

— Есть девушка, она мне очень нравится.

— Я не спрашиваю, есть ли у вас подружка, я спрашиваю, нашли ли вы любовь.

— Нет, вы знаете, что…

— Знаю, Маркус. Вот именно, что знаю. Есть девушка, которую вы любили и которую в глубине души любите до сих пор. Она — любовь всей вашей жизни.

— Это старая история.

— Жизнь коротка, Маркус, особенно в нашем масштабе. Ни одна история не бывает по-настоящему старой.

— Я потерял ее из виду…

— Так и думал, что вы это скажете. Поэтому позволил себе найти ее для вас.

С этими словами он протянул мне конверт. Я открыл его, и то, что я увидел, заставило мое сердце забиться изо всех сил.

— Вспоминая две тысячи восьмой год, я сознаю, что был не на высоте вашей дружбы, — продолжал Гарри. — Вы хотите, чтобы мы были друзьями? Я поступаю как друг. Я — один из немногих, кто достаточно хорошо вас знает и понимает, что ваша жизнь без нее неполна. Езжайте, повидайте ее. Уверен, она тоже вас ждет.

На прощание Гарри крепко обнял меня, потом исчез в темноте. Я не сразу пошел за ним. Сидел на скамейке без единой мысли в голове, пока сообщение на телефоне не вернуло меня к реальности. Это Лорен прислала мне фото комода в своей гостиной: на нем красовался забытый мной вчера снимок трех кузенов Гольдманов и Александры. Картинку Лорен подписала так:

Твои милые кузены здесь. Не хватает только тебя. Заедешь?

Я пустился в обратный путь и затормозил у ее дома. Ночь была теплая. Лорен ждала меня на крыльце.