"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Гэхаловуд открыл тетрадь и сказал:
— Это дневник.
— Это я написала, — объяснила Саманта. — Поняла однажды, что мозг у меня мало-помалу исчезает. Память стирается. Сперва сказала себе, что это неважно, наоборот, даже лучше, если я забуду свою жизнь. Но потом подумала, что забуду и ее тоже, а этого я не хотела. Ничего хорошего, кроме нее, в моей жизни не было. Вот я и написала.
ОТРЫВКИ ИЗ “АЛЯСКИ”, НАПИСАННОЙ САМАНТОЙ ФРЭЗЕР
Когда я первый раз увидела Аляску, я стала смеяться над ее именем. Она сказала: “Саманта не лучше”, и мы засмеялись вместе. Глупо, но нас это развеселило. Это было на заправке. Она пришла знакомиться. Говорила, что мы теперь коллеги. Мне было глубоко насрать, что мы коллеги, но вид у нее был прикольный. А главное, такая красивая — охренеть! Милая, улыбчивая, умная, одета хорошо. Моя бабка сказала бы: “Все галочки проставлены”.
Мы сразу поладили. Она зашла в следующее воскресенье, просто поздороваться. И через воскресенье тоже. Каждое воскресенье заходила. Мне это была компания, по воскресеньям на заправке народу мало. Не знаю, почему мистер Джейкоб так упорно не хотел закрываться. В общем, грех было жаловаться, платили в два раза больше, чем в “Макдаке”, а работы в два раза меньше. Но со скуки помрешь. И я была рада, что Аляска приходит.
Мне эта фраза запала, потому что мне никто никогда такого не говорил. Во-первых, что у меня что-то получится, во-вторых, что я красивая, да к тому же умная. Когда она мне это сказала, я чуть не заплакала. Призналась ей, что Рикки говорит, что я со своей учебой — дура с претензиями. Она ответила, что это Рикки дурак. Я потом сказала Рикки, что Аляска говорит, что он дурак. Я не хотела Аляске плохого, просто хотела сказать Рикки, что не только я его считаю скотом, но и Аляска тоже. Это была ошибка: Рикки взбесился. Сказал, что накажет ее, научит его уважать.
В общем, Аляска встретилась с Рикки. Он пришел со мной на заправку и стал поджидать ее, мне было жутко плохо. Аляска пришла и страшно удивилась, конечно. Слава богу, Рикки ее не бил, только обругал. Схватил за горло и сказал, что, если она еще раз его оскорбит, он ей под дых даст кастетом. Потом оттолкнул ее и ушел. Аляска лежала на полу и плакала. Я все понимала, потому что Рикки может напугать до смерти, уж я-то знаю. Я встала на колени с ней рядом, мне так было больно, что я тоже заплакала. Прижала ее к себе. А потом она меня поцеловала. Я не ожидала, но мне понравилось. Мне понравилось, когда она просунула язык мне в рот. Было сладко, хорошо. Нежно, как она говорит.
Я никогда не думала, что можно поцеловать женщину. Этот день начался так хреново, но я его никогда не забуду, потому что мы потом стали с Аляской как бы парой. Мы с ней проводили все воскресенья на заправке, валялись, смеялись, целовались, делали всякие штуки в раздевалке, читали журналы и жевали чипсы. Мы могли что угодно делать: клиентов почти не было, а мистер Джейкоб не умел пользоваться камерами. Говорил, у него для этого племянник есть.
Кстати о камере, Аляска всегда приходила с маленькой камерой. Говорила, чтобы осталось на память. Еще ее забавляло нас снимать, когда мы целовались. Я для нее была готова на все. Даже сказала ей вещь, которую никогда никому не говорила: “Я для тебя что угодно сделаю”.
Еще я спросила Аляску: если мы все такое делаем, значит, я теперь официально лесбиянка? Аляска сказала, что насрать на всех, любить можно кого угодно. Я была согласна, но мне все-таки хотелось знать. Я сказала, что очень люблю Рикки, хоть он меня и бьет. Она спросила: “Почему ты не бросишь парня, который тебя бьет?” Я ответила: “Не знаю, я на него залипла. Бывает, что залипаешь на кого-то и сам не знаешь почему”. Она сказала, что понимает, что она тоже прежде на кого-то залипла. Но она знала почему: влюбилась до чертиков. Меня как кольнуло, когда она это сказала. Я поняла, что хотела, чтобы она до чертиков влюбилась в меня. Так я выяснила, что Аляска в Маунт-Плезант проездом и что, в сущности, я для нее просто развлечение по воскресеньям. Это я поняла, потому что спросила: “Твой любимый — это Уолтер?” Она сказала: “Нет, на Уолтера мне плевать. Я тут сижу взаперти, потому что мы вдвоем кое-что сделали”. Сказала, что у нее есть “другой человек”. Кто-то, кто вытащит ее из “этой крысиной дыры, из Маунт-Плезант”. Я спросила, чего же этот человек ждет и не приезжает за ней, а Аляска ответила: “Развода”. Как только бумаги будут подписаны, они уедут в Нью-Йорк. Это была мечта Аляски — жить в Нью-Йорке. Она хотела быть актрисой. Сначала, когда мы только встретились, она говорила, что ее карьера накрылась. “Из-за того, что случилось в Салеме”. Она мне не сразу рассказала, что случилось. Ее отец, видно, большой говнюк, стибрил ее сбережения. Она решила у него украсть часы, возместить потерю. Поехала туда с Уолтером, они должны были все обделать быстро и ловко. Но их застукали, и Уолтер наехал на их соседа, к тому же копа. Я сказала, что она не виновата, если этот кретин Уолтер кого-то сбил. И вообще, тот тип даже не умер. Я знала, что она будет жить как мечтала, станет знаменитой актрисой, на ней это было написано. А пока мы сами снимали кино ее камерой.
У меня всегда так бывает — начинается хорошо, а кончается плохо. В воскресенье после Нового года мы с Аляской целовались в раздевалке. Камера работает, все такое. Я сняла все сверху, она ласкала мою грудь. И вдруг дверь магазина открывается и раздается голос Рикки. Я страшно перепугалась, сказала Аляске смываться через черный ход. А сама скорей выключила камеру. Ее некуда было убрать, но я ее заставила чистящими средствами, а главное, вынула кассету и сунула в карман. Я даже представить боялась, что Рикки сделает с Аляской, если ему попадется запись. А одна камера ничего не доказывает.
Рикки толкнул дверь раздевалки, увидел меня полуголую и взбесился. Залепил мне пощечину, заорал: “Вот как ты обслуживаешь клиентов, грязная шлюха?” Я спокойно сказала: “Рикки, это раздевалка, я переодеваюсь. Я кофе на себя пролила”. Спросила, что ему тут надо, а он сказал: “Пришел проверить, нет ли кого у тебя”. — “Думаешь, я тебе изменяю?” — “Не знаю. Ты какая-то другая в последнее время”. Тут он схватил меня за груди и сказал: “По крайней мере, не зря прокатился”. И взял меня, силой. Потом и того хуже: поднял голову и увидел камеру, направленную на нас. Разорался, завопил: “Это что такое?” Мне надо было скоренько найти объяснение, чтобы он меня не отхлестал ремнем, а главное, не отхлестал Аляску. И я закричала: “О черт, этот мистер Джейкоб, извращенец, нас снимает, когда мы переодеваемся!” — “Ты не замечала это говно?” — “Да нет, Рикки, я не смотрю, что там наверху на полках. Быстро переодеваюсь и начинаю работать”. Он был вне себя от бешенства. Схватил камеру, открыл, чтобы достать кассету, но камера была пустая. Тогда он ее швырнул на пол и растоптал. Орал: “Льюис Джейкоб, извращенец поганый! Я с ним счеты-то сведу! Дух вышибу!” Мне стало страшно, что он в самом деле что-нибудь сделает с бедным мистером Джейкобом, и я сказала: “Глупо его убивать. Лучше стребовать с него денег”. Он сказал, что это хорошая мысль, и попросил меня ему позвонить. Бедный мистер Джейкоб тут же примчался — он, само собой, ничего не понимал в этой истории с камерой. Рикки хотел содрать с него три шкуры. Я пыталась как-то понизить цену, предлагала сто или двести долларов. Но Рикки потребовал у мистера Джейкоба десять тысяч, если тот не хочет больших неприятностей. Мне правда было больно за мистера Джейкоба.
После этого мы виделись с Аляской. Она сказала, что все уладит, что пойдет сознается и даст денег мистеру Джейкобу. Сказала, чтобы я не волновалась. Мне до нее никто такого не говорил. А потом мистер Джейкоб меня уволил. А когда Рикки меня избил до полусмерти, потому что я конченная и потеряла не работу, а конфетку,
как он говорит, я плакала как девчонка, не от боли, а потому, что вместе с работой потеряла свои воскресенья с Аляской.Аляска как-то так сумела устроить, чтобы мистер Джейкоб меня взял назад. Не знаю, что она ему сказала, но она все уладила. Она меня защищала. Она была первым и последним человеком, который меня защищал. Но после этой сцены она больше не приходила по воскресеньям. Я ее ждала, но напрасно. Каждый раз надеялась, когда открывалась дверь магазина. Как будто что-то сломалось. Из-за Рикки. А может, из-за нас. Я всегда знала, что Аляска меня любила как подругу, но чуть больше. Как подругу, с которой можно зайти дальше. Но на самом деле она была влюблена в кого-то другого.
Аляска Сандерс — самое прекрасное, что со мной было в жизни. Это единственное воспоминание, которое мне хочется сохранить.
Когда Гэхаловуд закончил читать вслух, Саманта плакала.
— Такая красивая история, — сказала она, словно слышала ее в первый раз. — Я все забыла. У нее все хорошо?
— У кого?
— У Аляски. Вы же из-за нее приехали, да? Надеюсь, с ней ничего не случилось.
Гэхаловуд на секунду онемел. Потом ответил:
— У нее все хорошо. Шлет вам привет.
Саманта Фрэзер улыбнулась остатками зубов:
— Скажите ей, что я ее целую. И что скучаю по ней.
Мы пересняли тетрадь, чтобы иметь копию, а оригинал оставили Саманте. Потом Гэхаловуд объявил по полицейской рации, что мы уезжаем. Саманта проводила нас до двери, а заодно отругала двоих мальчишек, игравших в мяч.
Но когда мы уже садились в полицейскую машину, Саманта крикнула: “Говенный принтер, я его верну в ‘Дьютис’!”
“Говенный принтер, я его верну в ‘Дьютис’”. Это, безусловно, было связано с Аляской. Услышав фразу Саманты, Лорен уставилась на нас: “Она сказала ‘Дьютис’? Был такой магазин электроники в Маунт-Плезант. Разорился несколько лет назад”.
Глава 27
Странности печати
Рочестер, штат Нью-Гэмпшир
Вторник, 20 июля 2010 года
Гэхаловуд сделал коллегам знак подождать и вернулся к Саманте:
— Что вы сказали?
— Не помню, — ответил призрак.
Мальчишки прыснули:
— Она все время это твердит, мистер полицейский, не сердитесь на нее, она не про вас.
— Что все время твердит?
– “Говенный принтер, я его верну в ‘Дьютис’”. Отец говорит, это старая история. А нам смешно.
— Ты сын Саманты?
— Да, мистер полицейский. А это мой брат. Вы тут из-за отца?
— Нет, мы хотели задать пару вопросов твоей матери. А как зовут твоего отца?
— Рикки. Рикки Позитано.
— А где его можно найти?
— Без понятия.
Мы напали на след Рикки Позитано. Нам было крайне любопытно его расспросить, выслушать его версию происшествия на заправке. Теперь, когда мы знали его фамилию, Гэхаловуд мог поручить специальной группе его отыскать.
А пока мы с Гэхаловудом и Лорен отправились в главное управление полиции штата, чтобы обрисовать ситуацию шефу Лэнсдейну. Шефа Митчелла, который требовал от Лорен ежедневных отчетов, пригласили присоединиться к нашему собранию, отчего он страшно заважничал. Итак, мы могли сообщить, как продвинулось следствие.
2 октября 1998 года: Аляска выясняет, что отец украл ее сбережения, и в бешенстве уезжает к своему парню, Уолтеру. Она и так собиралась провести у него уик-энд, но теперь решает остаться на несколько дней — однако, по-видимому, не переезжать окончательно.
8 октября 1998 года: Аляска Сандерс организует ограбление родителей. Дело кончается скверно. Уолтер, который сопровождает ее, сбивает полицейского, пытающегося их остановить. Аляска решает остаться на какое-то время в Маунт-Плезант. Отцовские часы она продать не может, это могло бы ее скомпрометировать. Тогда она идет работать на автозаправку.
ноябрь-декабрь 1998 года: она вступает в двусмысленную связь с коллегой по автозаправке, Самантой Фрэзер. Аляска сообщает ей, что у нее есть другой человек, не Уолтер. Этот человек должен приехать за ней и вырвать ее наконец из Маунт-Плезант. Вероятно, человек этот живет в Салеме (он дарит ей туфли-лодочки, которые продаются только в одном магазине этого города) и в тот момент разводится.
— Аляска живет с Уолтером и с Самантой. Она явная бисексуалка. Кто этот третий человек, в которого, по ее словам, она сильно влюблена? Мужчина или женщина?
январь 1999 года: Рикки Позитано, дружок Саманты, обнаруживает в раздевалке камеру. Он считает, что Льюис Джейкоб снимает своих сотрудниц, и шантажирует его. Льюис Джейкоб выясняет, что камера принадлежит Аляске.
февраль 1999 года: Саманта внезапно увольняется с заправки. Почему? Что-то случилось?
3 апреля 1999 года: Аляска убита. В ее кармане найдено письмо: “я все про тебя знаю”.
— В чем ее обвиняют? В драматическом ограблении родителей? В связи с Самантой? В неприятностях, доставленных Льюису Джейкобу?
— Труды наши еще не закончены, но что-то начинает проясняться, — подытожил Гэхаловуд.
— Отличная работа, — поздравил нас Лэнсдейн. — А что насчет Эрика Донована?
— Эрик Донован состоял в любовной связи с матерью Уолтера Кэрри и шантажировал ее. Это могло быть вполне достаточным мотивом, чтобы Уолтер огульно его обвинил. Что касается пуловера, испачканного кровью жертвы, то Эрик всегда утверждал, что одолжил его Уолтеру, и теперь это подтверждает мать Уолтера.
— То есть вы хотите сказать, что все улики против Эрика Донована отпадают? — спросил шеф Митчелл.
— Остается вопрос с принтером, на котором печатались письма с угрозами, — уточнил я.
— Кстати о принтере, — добавила Лорен, — Саманта Фрэзер произнесла загадочную фразу: “Говенный принтер, я его верну в ‘Дьютис’”.
– “Дьютис”? — переспросил шеф Митчелл. — Магазин, который был в Маунт-Плезант?
— Надо выяснить, — ответила Лорен.
— Что это за “Дьютис”? — спросил Лэнсдейн.
— Был такой магазин электроники в Маунт-Плезант, — пояснила Лорен. — Владелец довольно специфический, не злодей, но жуликоват, несколько раз разорялся. Сами понимаете, что за типаж. “Дьютис” закрылся то ли четыре, то ли пять лет назад. С тех пор его владелец открыл лавку уцененных товаров неподалеку от Вулфборо.
— Думаете, это как-то связано с принтером Эрика Донована? — спросил Лэнсдейн.
— Трудно утверждать наверняка, — сказал я, — но в любом случае надо копать.
— Почему Саманта прямо одержима этим принтером? — продолжил Гэхаловуд. — Похоже, она эту фразу твердит как заклинание. “Говенный принтер, я его верну в ‘Дьютис’”… Что это все значит?
— Не там ли Эрик покупал принтер в свое время? — спросил я.
— Спросим у него, — ответила Лорен, — но я почти уверена. В Маунт-Плезант все отоваривались в “Дьютис”. Цены там были ниже некуда. Но с товаром вечно были проблемы. Люди быстро это поняли и прекратили туда ходить. Потому магазин и разорился.