"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Речь не о поверхностных царапинах, — уточнил Гэхаловуд, — а о кое-чем более существенном.

— Как вы знаете, в день смерти Аляски Уолтер попросил меня починить ему фару и бампер. После этого я с такими делишками завязал.

— Событие, которое я имею в виду, случилось еще до смерти Аляски. В октябре девяносто восьмого года. Уолтер приходил к вам после какой-нибудь аварии? После того, как что-то или кого-то сбил?

— Да-да… Вот вы сказали, и я вспомнил… Не помню уже, когда это было, но он сбил на дороге оленя.

— Оленя?!

— По крайней мере, мне он так сказал. Тут ремонт был посложнее, чем обычно. Я думал отказаться, но Уолтер очень просил. Не хотел везти машину в мастерскую, потому что о любом происшествии с дикими животными вы должны обязательно сообщить полиции, а он этого не сделал. Он был виноват и не хотел влететь на штраф в двести долларов. Ну, я и занялся. Несколько вечеров подряд работал в гараже его родителей.

— А вы не помните точную дату, когда делали этот ремонт? — спросил я. — Для нас это очень важно…

Дэйв Берк на минуту закрыл глаза, словно пытался заново пережить этот момент. Я попытался ему помочь:

— Вы говорите, что были в гараже у родителей Уолтера. Может, вспомните какую-нибудь деталь? Какую-нибудь смешную историю, мелочь, которая бы нам позволила установить точное время?

После долгого размышления Дэйв Берк сказал:

— Газеты… я застелил пол газетами. И помню, поначалу больше читал, чем чинил эту долбаную тачку. Это, кстати, очень нервировало Уолтера.

— Что такого страшно интересного было в газетах?

— Импичмент президента Клинтона! — вдруг воскликнул Дэйв Берк. — Вот, теперь вспомнил, это было в самый разгар дела Левински, и как раз в гараже Кэрри я следил за всей этой историей. Меня это тогда потрясло: президента чуть не свергли из-за отсоса!

— Когда началась процедура импичмента Клинтона? — спросила Лорен.

Я справился в интернете с мобильного телефона:

— Это началось 8 октября 1998 года.

— Бинго! — воскликнул Гэхаловуд. — То есть как раз в день ограбления. Значит, с Аляской был именно Уолтер Кэрри.

* * *

В тот вечер к Лорен, несмотря на поздний час, приехала Патрисия Уайдсмит; ей хотелось быть в курсе последних находок расследования. Наш рассказ ошеломил ее:

— Значит, если я правильно понимаю, отец Аляски обчищает ее счет, а она вместе с Уолтером из мести умыкает у него часы.

— Именно так, — ответил я. — И мысль о карательной экспедиции вполне отвечает характеру Уолтера: он, с одной стороны, не терпит несправедливости, а с другой — заводится с пол-оборота. Видимо, Аляска рассказала ему про часы, и он предложил ей их забрать.

— То есть они забирают часы, а потом что? — спросила Патрисия. — Как они оказались на руке у Эрика?

— Надо завтра прямо с утра поехать к нему и спросить, — предложила Лорен.

— Брат тебе никогда не рассказывал, откуда у него часы? — удивилась Патрисия.

— Никогда.

— Ты мне говорила, — сказал я, — что Эрик, попав в тюрьму, просил тебя продать эти часы. Вправду ли для того, чтобы помочь родителям оплатить расходы на адвоката — или он хотел от них избавиться, потому что часы связывали его с Аляской, а значит, с убийством?

— К чему ты клонишь? — спросила она.

— Возможно, Эрик был в курсе того, что случилось в Салеме, — объяснил я, — и потребовал часы в обмен на молчание…

— Мне удивительны эти необоснованные обвинения, Маркус, — взвилась Патрисия.

— Необоснованные? Мы знаем, что в прошлом Эрик шантажировал Салли Кэрри, — возразил я. — Значит, ему не впервой. Я не ставлю под сомнение невиновность Эрика: он мог шантажировать Аляску, но не убивать ее.

— Но разве не доказано, что Аляска нуждалась в деньгах? — напомнила Патрисия. — Она могла продать Эрику часы без всякого злого умысла, разве нет? Что думаете, сержант?

— Думаю, что сомневаюсь, так ли уж связаны угрозы, которые получала Аляска, с этим ограблением…

— А с чем еще они могли быть связаны? — спросила Патрисия Уайдсмит.

— С исчезновением Элинор Лоуэлл.

— Кого? — заинтересовалась Патрисия.

— Элинор Лоуэлл, молодой манекенщицы, которая была хорошо знакома с Аляской и которая исчезла в августе девяносто восьмого года при непроясненных обстоятельствах.

— А какая связь между этими двумя делами? — спросила Патрисия.

— Не знаю, — признался Гэхаловуд. — Может, и никакой. Но, честно говоря, невольно связываю два этих дела, инстинкт копа. Две девушки из одного города умерли с интервалом в семь месяцев, обе при загадочных обстоятельствах…

— Да ладно, сержант, не стоит слишком разбрасываться! — рассердилась Патрисия. — Иначе мы вообще никогда не закончим. Можно еще разобраться с убийством президента Кеннеди, если хотите, но боюсь, это мало что нам даст. — Она встала и собрала вещи. — Мы теряемся в догадках. Посмотрим, что скажет Эрик. Нам всем не помешает немножко отдохнуть. Мне еще в Бостон ехать. Встречаемся завтра утром в тюрьме.

— Вас не затруднит подбросить меня до гостиницы? — попросил Гэхаловуд. — Знаю я Маркуса, он еще долго возиться будет, а я спать хочу.

Я улыбнулся: непонятно было, то ли Гэхаловуд хотел оставить нас с Лорен вдвоем, то ли он поджидал, когда сам сможет остаться наедине с Патрисией. Они уехали, и я остался один в гостиной Лорен — не зная, мешаю я ей или нет.

Она на секунду скрылась на кухне и вернулась с бутылкой вина, двумя бокалами и штопором. Откупорила каберне, налила мне и сказала:

— Расскажи мне о себе, Маркус.

— Что ты хочешь знать?

— Когда мы с тобой ужинали в “Луини” вечером, после твоей автограф-сессии, ты меня спросил, почему я стала копом, и я ответила: “Из-за брата”. Потом я тебя спросила, почему ты стал писателем, и ты ответил: “Из-за кузенов”. О моем брате мы много говорили. Расскажи мне про своих кузенов.

В ту ночь я рассказал ей про Гиллеля и Вуди, моих кузенов из Балтимора, героев моего детства. У меня в сумке была фотография, сделанная в Балтиморе в 1995 году. И та, которую нашел дядя Сол. На ней стоял я, с кузенами и молодой девушкой, нашей ровесницей.