Спасите, мафия!

Вот с такими тяжкими мыслями я и добралась до трехэтажного серого здания, прятавшегося в глубине огороженного черным металлическим забором участка, а точнее, до второго корпуса нашего достославного института, где учились и ветеринары, и животноводы… То бишь и я, и моя сестра Катерина учились в одном ВУЗе, но в разных корпусах, и это хоть немного меня успокаивало — нет, не то, что она была рядом, а то, что она была далеко, ведь корпуса находились на расстоянии квартала друг от друга. Пожалуй, стоит пояснить, почему я не хотела пересекаться с ней в институте: Катерина существо мирное и очень доброе, но если видит, как меня или Машу оскорбляют, мстит. Жестоко и так спокойно, словно она инквизитор и к подобным «трудовым подвигам» за всю жизнь так привыкла, что они ее нисколько не задевают. Ни ухмылок удовольствия, ни воплей ярости — только ненависть во взгляде и точные, просчитанные, уверенные движения. Она говорит, что «до девяти кругов Ада этим уродам еще дожить надо, и жизнь эта будет полна измывательств над другими людьми. Так что лучше сразу показать им, что слабых обижать нельзя — за них вступятся сильные». Что интересно, даже Мария на подобную формулировку не обижалась. Наверное, потому что понимала: Катерина куда сильнее нее духовно. А вот сама Катя себя сильной не считала и говорила, что нас ее руками защищала сама Судьба, и вот она-то и была тем самым «сильным», кто наказывал «слабых»… Ну да ладно, не будем о грустном.

Я наконец добралась до крыльца и взобралась, как альпинист на Эверест, на его три ступеньки, бредя между двумя совершенно разными, но определенно очень странно выглядевшими парнями: челка Принца, диадема, расстегнутая куртка с опушкой, кедо-сапоги и полосочки запросто могли посоперничать в странности с длиннющими пепельными волосами человекообразной Акулки, застегнутой на все пуговицы черной курткой с бежевыми вставками, его странно выглядевшей левой рукой и выражением лица «сдохни уже сам, мусор, что меня окружает, а то надоело твоих собратьев в мусоросжигатель кидать».

Принц, видимо, решив доказать, что он не фальшивка, как ему недавно в очередной раз заявил Фран, распахнул передо мной дверь, и мы прошли в просторный светлый холл, выполненный в стиле «минимализм»: на правой стене висел стенд объявлений, слева располагался гардероб со старушкой-гардеробщицей и вечно дрыхнущим старичком охранником (несчастных студентов в нашем ВУЗе обделяли адекватной охраной, оставляя на попечение престарелых охранников, больше напоминавших сторожей детсада без берданки — всё же должность охранника непрестижна и малооплачиваема, а потому мало кто на нее соглашается). Пол устилали мелкие желтоватые плитки, исцарапанные постоянным шастаньем по ним толп народу, стены были выкрашены в бежевый, потолок местами шелушился, местами был покрыт желтыми пятнами от проводки. Безвкусица… И так во всем институте, кстати, разве что полы в коридорах и аудиториях были устланы темно-серым линолеумом, вечно пузырившимся, с черными контурными ромбами вместо нормального узора. Что-то я разворчалась… Но меня можно понять — я нервничала. Потому как обычно на меня никто даже не смотрит, зная, что я не отвечаю ни на единое слово и игнорю всех и вся, не желая говорить в присутствии толп народу, но иногда всё-таки находятся «шутнички», которые считают своим святым долгом сказать что-то оскорбительное в адрес «отшельницы», а если подобное произойдет в присутствии двух элитных убийц мафии, встречи с полицией им не избежать, а они ведь не имеют права покидать ферму дольше, чем на трое суток…

Мы прошли через холл к лестнице и поднялись на третий этаж. Подойдя к двери с черной табличкой, золотыми буквами сообщавшей нерадивым студентам, не знакомым с планировкой, что данный кабинет является библиотекой, я приложила палец к губам и, шагнув к двери, обернулась к парням и прошептала:

— Я пойду одна, иначе вас выгонят из здания. Подождете?

— Ши-ши-ши, неужели Принцесса хочет, чтобы Принц ее дождался? — вопросил Бэл с ехидной улыбочкой.

— Чтобы вы оба дождались, — уточнила наглая я и, постучав в одаренную табличкой дверь, скрылась в библиотеке. Получив книги и ценные указания от библиотекарши, я вернулась к примостившимся у окна парням: Бэл восседал на подоконнике, как на троне (его не держат ножки? Гений убийств умаялся в автобусе?), а Скуало стоял справа от закрытого окна, прислонившись плечом к стене, и смотрел на небо с видом великомученика. Не хотел идти — надо было дома оставаться, право слово! Чего он куксится? Или ему Бэл что-то не то ляпнул по своему обыкновению?..

Я подошла к парням, и Бельфегор, спрыгнув, подал мне левую руку. Я взяла его под локоть, а Скуало, с трудом сдержав голос, вырвал у меня из рук пакет с книгами и заявил:

— Не знаю, как принц, но мужик из тебя, Бэл, фиговый, раз ты манеры соблюдаешь, а тяжести даме нести не помогаешь!

— Мне не положено по статусу, — пафосно изрек Бельфегор. — Для этого есть носильщики. Капитан, например, ши-ши-ши.

— Ах так? — фыркнула я и отпустила руку Принца. — Скуало у нас, значит, носильщик, при том, что он капитан Варии? Ну всё, я ушла восстанавливать справедливость.

Обойдя Суперби, я взяла его под левый локоть, а он шепотом заорал:

— Ты чего творишь, мусор?!

— Справедливость восстанавливаю! — фыркнула я, не отпуская из цепкого захвата конечность моего холеричного команданте. — Успокойтесь, генералиссимус, а то создается впечатление, что Вы смущены!

Ну не могу я его не поддеть, просто не могу! А Скуало, замерев, возопил:

— Врооой! Ты что несешь, надоедливый мусор?!

— Нет-нет, ничего, — хихикнула я и потянула его к лестнице. Что интересно, он потянулся, а за нашими спинами послышался вопль библиотекарши, не менее громогласный, чем вопль самого капитана Варии (есть еще женщины в русских селениях: если надо, заорут до смерти, да):

— Соблюдайте тишину в храме знаний!

— Сама бы себя послушалась! — съязвила я негромко.

— Ши-ши-ши, — рассмеялся Принц, закинув руки за голову, и поспешил меня поддеть: — Интересно, почему же Принцесса так беспокоится о справедливости, касающейся нашего капитана? И почему он так смущен простым фактом хождения с леди под ручку? Неужели это зарождающиеся чувства?

— Ага, как же! — фыркнула я, топая под ручку с уже не сопротивлявшимся команданте. — Любовь — одно из самых бестолковых и бесполезных чувств среди всех существующих, потому что от него слишком много хлопот. Если друзьям ты легко можешь сказать: «У меня нет настроения, хочу побыть один», — и они скроются в тумане, как в море корабли, своей «любви» ты так говорить просто не имеешь права, и всегда должен быть с ней. Это утомляет. А еще все эти физические контакты — фе! Как подумаю, что кого-то надо обнимать, мне аж дурно становится! Личное пространство должно быть личным пространством. А все эти «ты должна во всем угождать мужу, забыв о собственных нуждах и интересах», — как моя маман говорила? Это же вообще кошмар на улице Вязов! Нет, любовь — это не мое. По сути, это лишь химический процесс в организме человека, а у меня он нарушен. И чинить его я не имею никакого желания.

— Та же позиция, что и у Принца, — рассмеялся Бэл, шлепая за нами. — Но Принц не против «физических контактов», когда он сам их инициирует.

— Озабоченный маньяк! — фыркнула я слегка раздраженно и вырулила на лестницу.

— Странное у тебя представление о любви, — пробормотал Скуало. — Если тебя полюбят, то любые твои слова воспримут адекватно и оставят тебя в покое, если ты будешь не в настроении общаться. Физический контакт может быть противен только с тем, кого не любишь, а «угождать, забывая о себе» — это первостатейный бред. Потому как взаимопонимание — это главное. А химия или нет — кто его знает. Потому как наличие души и душевной привязанности никто не отменял.

— Ши-ши-ши, что я слышу? — протянул Бэл. — Кажется, наш капитан и впрямь…

— Заткнись, Бэл! — перебил Принца Скуало, резко обернувшись через левое плечо, и я чуть не рухнула прямо на лестницу, но чудом устояла, вцепившись в его локоть.

— Ты меня угробить решил? — пофигистичным тоном вопросила я Суперби. — Если да, лучше используй меч, я всё же не люблю высоту, и умирать от падения с нее мне бы не хотелось. Боль мне больше по нраву.

— Мазохистка, — фыркнул Скуало и пошлепал вниз.

— Нет, просто у меня болевой порог завышен, — пожала плечами я, топая в ногу с мечником и всё еще держа его под локоть.

— Ну, с капитаном всё понятно, — протянул Бэл, не желавший менять свою пластинку. — А вот твое поведение, Принцесса, ой как любопытно! Может, ты всё же решила признать… — Бэл сделал паузу и вдруг, схватив меня за плечи, прижал к себе и прошептал мне в самое ухо: — капитана своим другом?

Я опешила, а затем, оттолкнув парня, вырвалась из его объятий и, покрутив пальцем у виска, заявила:

— Ты совсем дурак или родом так? Я сама по себе, я одиночка. За единственным исключением… Но исключения подтверждают правила! Я должна быть одна, и мне никто не нужен — люди утомляют! А капитан — мой собеседник и компаньон в научных изысканиях!

— Хм… Принцесса так легко говорит столь страшные вещи, неужели ей и впрямь никто не нужен настолько, что она готова ранить любого? — тихо спросил Бельфегор, опираясь локтем о перила, и мне почему-то показалось, что в его голосе промелькнула нотка грусти. Но он тут же расплылся в безумной усмешке и заявил: — Принцу это нравится! Причинять жертвам боль весело! И пока Принцесса не пытается ранить Принца, он будет помогать ей причинять другим боль! — он вскинул руки к потолку и, рассмеявшись, громко сказал: — Мы будем развлекаться до последнего и смеяться над поверженными врагами! Как идея?