Спасите, мафия!
Шрифт:
— Дурдом, — пробормотала я и, спрятав нож в карман, а затем и свой пылавший праведным гневом фейс — в ладонях, заорала:
— Какого лешего, Хаято?! Ты хоть когда-нибудь думаешь, прежде чем делать, гений полоумный! Маньяк шизанутый!
Я воззрилась на сидевшего на Бивисе Гокудеру и уперла руки в боки, а он, вместо того, чтобы наорать на меня в ответ, как делал всегда, отвернулся и, уставившись в пол, пробормотал:
— Я всегда использую динамит, когда злюсь, знаешь ли. А от привычек не так просто отказаться.
Я растерянно посмотрела на Хаято, на сидевшего справа от него на другом идиоте Дино, а затем вдруг вспомнила его слова: «Как они смели сказать такое о моем друге?!» — и улыбнулась. Подойдя к парню, явно
— Спасибо. Всем вам спасибо. И еще… Гокудера, спасибо, что назвал меня другом.
— Не называл я! — возопил он, почему-то покраснев, и обернулся ко мне, пытаясь полным ярости взглядом подтвердить свои слова. — Это оговорка была! Под влиянием момента! Само вырвалось!
— И это делает эти слова еще ценнее, — хмыкнула я и добавила: — Я ведь тоже считаю тебя другом. Всех вас. Так что спасибо, что подтвердил это.
Вылить на меня ушат помоев я Хаято не дала и, быстро наклонившись, чмокнула его в щеку, а затем пошла к брошенному на произвол судьбы, то есть на серый пол с ромбиками, пакету с моими новыми учебниками, мысленно ехидно представляя, как бы эта сцена выглядела в манге: вспыхнувший до корней волос Гоку, от которого пар бы повалил, затем фрейм с ним же, в виде чибика с растрепанными волосами а-ля «из макушки торчали два волоска: один вверх, другой направо — ну никакой симметрии», а на заднем плане был бы «мрак», то бишь штриховка, и три точки, обозначающих гробовое молчание и недоумение, а затем эпичный фрейм, где Хаято с возмущенным видом вытирает щеку рукавом рубашки и бурчит нечто нелицеприятное о наглых особах женского пола. Я подобрала пакет, а за моей спиной послышалось возмущенное бормотание нашего шахтера-подрывника, и я титаническим усилием воли подавила ёрный смешок. А вот Дино ничего подавлять не стал и расхохотался, да и Джессо внес свои пять копеек, ехидно захихикав. Тиснув пакет, я обернулась к парням и, не обращая внимания на трущего правую, зацелованную щеку, красного, как вареный рак, Хаято, аж вскочившего со своего неэстетичного трона, бодро возвестила:
— Народ, наша библиотекарша, конечно, привыкла к разборкам, да еще и глухая на одно ухо, а вторым слышит не очень хорошо, но давайте сваливать — вдруг она всё же выйдет в коридор?
— Идем, — сквозь смех ответил Дино и тоже поднялся с не менее неэстетичного трона, чем у Хаято.
— Да, стоит уйти, — протянул Фран глубокомысленно и почапал к двери. — А то некоторым так не терпится друг другу сказать «спасибо», оставшись наедине, что они начали лобзаться при свидетелях.
— Ты ревнуешь? — ехидно вопросила я, топая за ним, а Фран, полыхнув предсмертной волей на перстне, заявил:
— Нет, мне инцест и прочие извращения не интересны. Если тебе они по душе, лучше обратись к Мустангу: и зоофилия, и хлыст для садо-мазо — два в одном.
— Иди на фиг! — заржала я, аки лошадь, вытирая выступившие на глаза от смеха слезы, а Франя протянул, шлепая про лестнице:
— С таким смехом тебе точно надо к Мустангу, а не к Динамитному мальчику, лишенному мозга. Зато теперь я знаю, где он динамит прячет — в черепной коробке. Надо же для чего-то пустой чердак использовать?
— Заткнись, тупая лягушка! — заорал за моей спиной Хаято, и я поняла, что иллюзию Фран наложил лишь на свою фразу про «инцест», чтоб никто не узнал о нашей договоренности. Но слова Хаято меня выбесили, и я, резко обернувшись, процедила:
— Не смей называть Франа лягушкой. Он мой друг, как и ты, и если бы ты язвил, я бы промолчала. Но оскорблять его ты права не имеешь.
— А он меня оскорблять право имеет?! — возмутился Гокудера, застывая на пару ступенек выше меня.
— Нет, — покачала головой я, быстро сменив гнев на милость. Какая я отходчивая — ну прям вообще… — И если бы он хамил, я бы его остановила. Но это была шутка, а точнее, ехидство. Так что либо язви в ответ, либо молча игнорируй. А
оскорблять моих друзей не смей.— У вас с ним точно шуры-муры, — пробормотал Хаято, продолжив свой путь.
— Никогда, — в один голос ответили мы с Франом, успевшим достичь лестничной площадки, и мой братан добавил: — Это невозможно даже чисто гипотетически — разве могу я влюбиться в столь невоспитанную хамоватую девушку, больше похожую на парня? Я не гей, не би, и даже не женоненавистник, так что такая «леди» не в моем вкусе — слишком не похожа на эту самую «леди».
— Бяка ты, Фран, — хихикнула я, ломанувшись вниз. — Ты пытаешься убить мою самооценку? Не получится: она живучая и очень крепкая!
— Ага, живучая, — легко согласился парень и добавил: — Как сорняк. Но это объяснимо: ты — репей, твое зашкаливающее самомнение — сорняк.
— А тебе стоит задуматься над тем, чтобы свое юмористическое шоу открыть, — хмыкнула я. — Будешь троллить всех гостей, а назовешь это действо: «Клуб ста моральных мазохистов и одного садиста».
— Тогда ты была бы моим первым гостем: ты же самый большой мазохист из всех, кого я знаю, — шлепая впереди меня, отозвался фокусник.
— О нет, тебя мне не переплюнуть, — ухмыльнулась я, вприпрыжку спускаясь по лестнице следом за ним. — Ты же постоянно нарываешься на стилеты в спину!
— Определись уже, садист я или мазохист, а то в когнитивный диссонанс впадешь, — бросил Фран.
— Э, нет, — усмехнулась я. — Ты «Head & Shoulders» — два в одном!
— Ну вы даете… — пробормотал Хаято, которого я давно обогнала, и теперь шедший за моей спиной. — Не понимаю, как можно так относится к троллингу!
— Так он же дружеский! — рассмеялась я и подумала, что, несмотря на весь этот бедлам, устроенный моими друзьями и кучкой идиотов моего ВУЗа, день прошел просто отлично, а настроение у меня зашкаливало за отметку «лучше — только эйфория».
====== 47) Мои устои... Не ломайтесь! Молю! А хотя... Да ну вас на фиг, право слово!.. ======
«Другом является такой человек, с которым я могу быть искренним. В его присутствии я могу думать вслух». (Ральф Уолдо Эмерсон)
POV Лены.
Прощайте, мирные деньки в моей пустой комнате с моими дорогими книжечками на оккультную тематику, и здравствуйте (читаем: «Чтоб вы сдохли»), деньки, полные толп однокурсников, и учебники с занудным, обыденным текстом! Спасите меня, о дриады, океаниды и гелиады, от этого царства Гекаты — царства ужаса и ночных кошмаров! Так, ладно, надо собраться. Сольюсь как обычно со стеночкой и просто не буду обращать внимания на все эти толпы народу, что обычно собираются в стенах учебных заведений! Да, так держать, молодец, Лена, еще немного, и ты сможешь достигнуть нирваны… Главное, домой побыстрее вернуться, чтоб ее достигнуть…
Кстати, интересно, почему эти два мафиозика увязались со мной? Хотя поведение Бэла еще можно понять: он мой друг, да и потом, он заявил, что раз уж мы в городе, то просто обязаны подняться на крышу высотки, ведь до этого мы просто имитировали высоту при помощи Франа, накладывавшего на меня иллюзию того, что я стою на высокой скале перед бесконечной пропастью. Это было дико страшно, страшнее, чем высотка, но я уже начала справляться с этим страхом и надеялась, что на крыше настоящей многоэтажки в панику не впаду. Но вот почему с нами пошел наш граммофон, прячущий иглу для проигрывания пластинок в рукаве, мне не ясно. Хотя я всё же думаю, что он считает меня своим другом, потому и пошел, но он сам свою позицию объяснять отказался. Ну и ладно, это его дело. Пошел и пошел, главное, чтобы институт по камушку не разнес, а то мне за погром платить придется. Да и за Принцем надо присматривать — мало ли, он себе жертву присмотрит? Осторожнее надо быть, а то его посадят. Нет, на жертву мне, конечно, наплевать, но Бэлу в тюрьму попасть я позволить не могу — ему задание надо выполнить, а он ведь его еще даже не получил…