Спасите, мафия!

— Поняла, да? — разбил тишину на сотню звенящих осколков тихий голос Франа, почему-то не растягивавшего слова, и я вздрогнула от неожиданности. — Предатели для него мертвы изначально. Он не видит в них не то, что противника — вообще сколь-нибудь живое существо. Они лишь мусор, который он должен убрать. Мы найдем предателя, Маша. А когда найдем, не злись на него, не ненавидь, лишь презирай. Отнесись к нему, как к отбросу, который никогда не был частью твоей жизни, и выброси из своего сердца, кем бы он ни был. Убей его в своей душе в миг, когда узнаешь его имя, и больше не переживай из-за него. Потому что такие люди — и не люди вовсе. Они лишь корм для могильных червей, лишь мусор, который надо выбросить и забыть. Они мертвы. Они убили себя, укусив руку, кормившую их, дававшую тепло и дружбу. Просто убей в своих мыслях того, кто предал, и выброси его. Забудь о нем. Потому что он не стоит ни переживаний, ни слез, ни нервов, ни даже мести. Он вообще ничего не заслуживает, а накажет его сама судьба. Солнце и Ад заберут его, просто для этого должно будет пройти какое-то время. Но какая нам разница, сколько времени пройдет, если мы не будем даже вспоминать об этом отбросе?..

Я слушала Франа, глядя на то место, где исчез Алукард, и думала, что они оба правы — и вампир, и мой друг. Я смогу рассмеяться ему в лицо, смогу вычеркнуть его из своей жизни, смогу не показать своей ярости, потому что я сильная, а он слабак. Ведь предают только трусы и слабаки, не способные бороться в открытую, глядя врагу в лицо. И потому я смогу рассмеяться и сказать ему, что Ад заберет его, но мне будет уже всё равно…

— Нам нет никакой разницы, когда его заберут, Фран, — тихо, но очень четко ответила наконец я. — Я буду сильной и смогу презрительно посмотреть ему в глаза и не метнуть в него нож. Я не стану из-за него больше переживать, кем бы он ни был. Пока мы не знаем его имени, я не стану подозревать всех и каждого и буду жить, как и прежде, но более осторожно. А когда мы узнаем, кто он, я просто вычеркну его имя из своей жизни и не стану больше думать о нем. Я не буду злиться, беситься или ненавидеть. Я просто вычеркну его из своей жизни. Спасибо тебе за то, что дал мне понять: я тоже способна презирать предателя, не даря ему ненависти — это слишком большая честь для слабака. А я сильная. Мы сильные, Фран.

— Наконец-то ты это поняла, — кивнул иллюзионист и, потрепав меня по волосам, добавил: — Ты должна быть сильной, но иногда можешь быть слабой — с теми, кому можно верить, и кто не посмеется над твоей слабостью.

— Спасибо, Фран, — улыбнулась я и обернулась к парню. — Спасибо за всё, мне нужно было это услышать.

— Знаю, — кивнул он и улыбнулся в ответ, а затем вновь потрепал меня по волосам и, вернувшись к привычному ехидному тону и растягиванию слов, заявил: — Я ведь лучше водки помогаю снять депрессию и поверить в себя, правда?

Я рассмеялась и, хлопнув парня по плечу, заявила:

— Я тебе больше скажу, братюня! Ты делаешь это лучше наикрепчайшего самогона! Ты у меня просто супер! Как супер? Супер-супер!

— Ты не только манги тупой перечитала, но и фильмов тупых пересмотрела, — протянул Фран, ехидно на меня глядя. — Неудивительно, что тебе подходит так много эпитетов. Мне продолжить цитировать словарь синонимов?

— Нееет, — простонала я, падая носом в подушку и делая вид, что рыдаю. — Я уже поняла, что я балбеска, не стоит меня одаривать знанием такой кучи синонимов этого слова! И, кстати, не вся манга, что я читаю, тупая.

Я обернулась к Франу и улеглась на бок, а он сделал вид, что призадумался, а затем кивнул и заявил:

— Да, «Учитель-мафиози Реборн», пожалуй, ничего — в двадцать четвертом, двадцать восьмом, двадцать девятом, тридцать шестом, тридцать восьмом, тридцать девятом, сороковом, сорок первом и сорок втором томах.

Чего?.. Фран, да ты прям человек с идеальной памятью! Кажись, перечислил все тома, где о тебе упоминается! Я рассмеялась и, пихнув парня в пятую точку ногой (о да, я для этого закосплеила йога, ну, или гимнастку, подтянув лапки к груди), заявила:

— Франческо, да ты Нарцисс! Выучил номера томов, где о тебе написано! Ну ты даёёёшь! Фран, это ж просто нечто!

— Нет, просто Лягушечка сохраняла микроклимат вокруг моей головы, — парировал Фран, — и в этих благодатных условиях я умнел, в отличие от тех, кто пытается меня домогаться своими длинными ногами и морозит голову, попутно теряя в уровне умственного развития.

Блинский блин! И всё это сказано с абсолютно пофигистичной моськой и таким тоном, словно словарь Ожегова вслух зачитывает!

— Фран, ты мой кумир, — корчась от дикого ржача, пробормотала я.

— Ты, видимо, просто моральная мазохистка, — поставил мне диагноз мой моральный инквизитор, а я, хрюкнув, заявила:

— Фран, но раз ты Лягушечки лишился, тупеть начнешь.

— Я создам реальную иллюзию теплого микроклимата вокруг своей многострадальной головушки, — глядя на меня с видом учителя, в сотый раз разъясняющего теорему Пифагора нерадивому ученику, заявил парниша. — Потому что не хочу подхватить простуду или заразиться от кое-кого глупостью.

— Не боись, я незаразная, — рассмеялась я и начала пихать Франа ногами.

— Меня прогоняют, — пофигистично протянул парень. — Мне расстроиться? Расплакаться? Сказать, что мир несправедлив? Пойду поем.

Я заржала, как лошадь Пржевальского, и начала дубасить ладонью по матрасу, а Фран встал и пошлепал к выходу.

— Стояяять! — возопила я и, подскочив, ломанулась за ним, забыв надеть тапки. Голова загудела, но я не обратила на нее никакого внимания: мне было не до подобных мелочей. — Я с тобой! Фран, я не могу тебя отпустить, я хочу болтать с тобой до самой ночи!

— А я есть хочу, — безапелляционным тоном заявил парниша и почапал к лестнице.

— Тогда я тебе подогрею ужин, — догнав его, предложила я. — Ну, или оладушки испеку. Я не такой спец, как Катька, но готовить умею. Хочешь?

— Хочу, — неожиданно согласился парень и начал спускаться вниз, а я вдруг с удивлением обнаружила, что на мне надеты тапки и, разулыбавшись, ломанулась за ним.

— Оладушки или блинчики? — вопросила я, пристраиваясь справа от парня.

— Без разницы, я не привередливый, — пожал плечами мой братишка. — В Кокуё-ленд вообще кормили чем-то тошнотворным.

— ММ и Хром плохо готовят? — озадачилась я.

— Они умеют заваривать лапшу, — огорошил меня иллюзионист, и я пробормотала:

— Ну, у меня с этим всё не настолько плохо, я даже пироги печь умею. Я вообще сторонник русской кухни.

— Так пеки, — хмыкнул Фран.

— Что, прям сейчас? — опешила я и аж затормозила посреди коридора.

— А слова на ветер бросать нехорошо, ну вот ни капли не хорошо, — пристыдил меня иллюзионист, и я решила выкрутиться, сказав:

— Ладно, завтра испеку пироги, но сегодня обойдемся оладьями, потому как иначе ты у меня помрешь голодной смертью, пока тесто подойдет.

— Нехорошо, нехорошо, совсем нехорошо, — продолжил бормотать иллюзионист, умевший добиваться своего, и я сдалась, подняв лапки кверху и заявив:

— Ладно! Испеку тебе оладьи, чтоб ты не пал смертью храбрых, решивших дождаться пирогов, которые, возможно, и не получатся, а затем сразу начну тесто ставить. Доволен, вымогатель?

— Мой животик будет доволен, когда его накормят, а я — когда будет доволен он, — протянул Фран и уселся на свое законное место, ранее принадлежавшее Принцу Варии. Принц отдал место Шуту — вот так шуты подсиживают правителей…