Спасите меня, Кацураги-сан! Том 8
Шрифт:
Ритика Банзаль нажала на кнопку вызова, чтобы её голос было слышно за стеклом лаборатории. Женщина произнесла что-то на хинди, но я чётко услышал имя «Бахадур Шахал».
Мужчина тут же оставил работу и вышел к нам. Профессор жестом попросила Шахала выйти из лабораторного отдела вслед за нами. Когда мы оказались в чистой, хорошо освещённой комнате, я начал разговор с химиком.
— Господин Шахал, вы говорите на английском? — спросил я.
Было бы крайне неудобно, если бы пришлось переводить всю речь туда-обратно через профессора Банзаль.
— Да, — коротко кивнул он.
—
— Господин Шахал, меня зовут Кацураги Тендо, я — врач-терапевт. Во время экскурсии по лаборатории я заметил, что с вашей кожей что-то не так. Вы сами на это не обратили внимание?
— Да я, если честно, в зеркало-то себя видел в последний раз дня два назад. Я здесь уже третьи сутки безвылазно работаю, — заявил он.
— Что?! — удивилась профессор Банзаль. — Шахал, как это понимать? Почему я об этом до сих пор ничего не знаю? Я такого распоряжения не давала!
— Конечно, не давали, профессор Банзаль, — согласился он. — Я добровольно остаюсь, потому что не успеваю выполнить весь объём работы.
Ритика даже покраснела от злости.
— Нужно было сообщить об этом! — воскликнула она. — Мы бы перераспределили нагрузку.
Повезло, что Шахал и Банзаль разговаривали на английском. На чужом языке всегда сложнее ругаться и спорить, а если бы они сейчас перешли на хинди, боюсь, профессор бы удушила своего подчинённого.
— Доктор Кацураги, продолжайте, — кивнула Ритика. — Простите, что перебила вас. Вырвалось.
— Всё в порядке, — ответил я. — Так, насчёт кожи…
— Да я заметил, что руки немного побледнели, но это нормально, — пожал плечами Шахал. — У меня часто пережимает шейный и грудной отделы позвоночника. Наверное, кровь плохо проходит. Из-за этого и слабость.
— Слабость? — нашёл зацепку я. — Так всё-таки самочувствие оставляет желать лучшего? Профессор Банзаль сказала, что вы часто уходите на перерыв.
— Думаю, это связано с недосыпом, — ответил он. — Голова немного кружится, и слабость какая-то навалилась. Иногда дышать тяжело. Но в целом ничего особенного, доктор Кацураги. Думаю, вы зря подняли панику. Мне просто нужно отдохнуть пару дней дома. Завтра у меня начинаются выходные, побуду с семьёй, отосплюсь, схожу в город на окончание праздника Дивали. И всё будет хорошо!
— Ваша теория звучит, может, и звучит правдоподобно, но она не объясняет, почему изменился цвет и всей остальной кожи. Дело ведь не только в руках, — сказал я. — Вот, посмотрите сами.
Я протянул Бахадуру Шахалу свой телефон с включённой фронтальной камерой. А пока он осматривал своё лицо, я активировал «анализ» и принялся изучать его тело.
— И вправду… — удивился он. — А что это со мной такое творится? Кожа какая-то… То ли серая, то ли бурая. Что это, доктор Кацураги?
Его сердце бьётся достаточно быстро, но я бы не сказал, что это признак аритмии. Лишь небольшая тахикардия. И она возникла из-за упавшего давления. Слабость можно объяснить изменением тонуса сосудов, но появление другой окраски кожи с этим связано быть не может…
—
А больше никаких симптомов за последние несколько дней не было? — поинтересовался я.Бахадур Шахал зажался и со стеснением взглянул на профессора Банзаль.
— Нечего от меня скрывать, Шахал, — бросила она. — Говори, как есть.
— Ну… — вздохнул он. — Позавчера был понос. Но это, скорее всего, связано с тем, что я ел фастфуд из нашего дурацкого автомата, который стоит в фойе! У нас все сотрудники травятся этой гадостью.
— Я попрошу заведующего хозяйством, чтобы он этим занялся, — кивнула Ритика Банзаль. — Какой вы, однако, разговорчивый становитесь в присутствии врача. Не могли раньше об этом сказать?
— Погодите, профессор Банзаль, — попросил я. — Это не пищевое отравление.
Пациент нас уводит не туда. Случайно или намеренно, но дополнительные детали его анамнеза ещё больше запутывают мой поиск. А я должен поставить верный диагноз.
Я вновь принялся осматривать его тело, подключил «гистологический анализ», проверил все слои его кожи. И ничего. Никаких отложений. Так откуда же взялся этот серый цвет?
И лишь когда я взглянул на его кровь ещё раз, до меня, наконец, дошло, в чём проблема. Это не кожа изменила цвет, а кровь. Просто нам кажется, что именно его кожа посерела, а на самом деле кровь стала бурой, и теперь вся сетка сосудов преобразила окраску всей поверхности тела.
Печень тоже бурая и полнокровная. Кажется, я начинаю понимать, что случилось на самом деле.
— Господин Шахал, а с чем конкретно вы работаете в лаборатории в последние несколько дней? — поинтересовался я.
Мне показалось, что химик побледнел ещё сильнее. Сердцебиение участилось. Ну точно — он специально пытался увести нас в другом направлении.
— Ну, э-э-э… — замялся он. — С разными химикатами, доктор Кацураги. Вы вряд ли поймёте.
— Если не хотите отвечать вы, тогда доктору Кацураги расскажу я, — нахмурилась профессор Банзаль. — Бахадур Шахал работает с нитратами.
— Так я и думал, — вздохнул я. — Господин Шахал, вам нужно госпитализироваться хотя бы на несколько дней.
— Вы уже поняли, что с ним, доктор Кацураги? — поинтересовалась Ритика Банзаль.
— Разумеется. Ещё раз взгляните на его кожу и вспомните, от чего зависит её окраска, если вычесть пигмент, — произнёс я.
— Сосуды… — догадалась она. — Цвет крови, верно?
— Да. А кровь насыщается красным цветом за счёт эритроцитов, внутри которых находится гемоглобин — главный переносчик кислорода, — сказал я. — Именно из-за поражения гемоглобина и возникла вся эта клиническая картина. Диагно — метгемоглобинемия.
— Ч-что это? — напрягся Бахадур Шахал.
Странно, что он этого не знает. Уж химик, который работает с нитросоединениями, должен знать об этом состоянии. Но теперь он его точно надолго запомнит.
— Когда в нашу кровь тем или иным путём попадают определённые химические вещества, в частности, нитраты, происходит образование патологических комплексов с гемоглобином. Нитраты связывают его, превращая в метгемоглобин. Он теряет возможность нормально транспортировать кислород. Отсюда слабость, сердцебиение и падение артериального давления.