Спасти СССР. Реализация

Я слушал, кивал, где надо, а сам упивался вкуснейшим пирогом — тесто идеальное, да и маковый слой реально толст. Для меня этот вкус чуть ли не родной, он тянется из детства — с украинских каникул, с бабушкиных «коржей с маком»…

Королев замер и неожиданно тепло улыбнулся.

— У меня есть ученик, Сева Бурцев, оч-чень умный мальчик! Он сейчас работает — творит! — в Институте точной механики и вычислительной техники. Так Сева всегда защищал Лебедева… О, кстати! — оживился он. — А вы в курсе, Андрей… Ваша же фамилия — Соколов? Так вместе с Севой работает Андрей Соколов! Да-а! Получил докторскую степень без защиты! Ну, это вам еще предстоит, коллега, хе-хе… Ну, что? Помогло мое многоглаголание? Уразумели, к чему приложить силы?

— Уразумел… — пробормотал я, допил чай и задумался.

«Понятно… Нужно понизить временную сложность при реализации на допотопном „железе“, к тому же с тупиковой ветки развития… При том, что размер задачи для входа алгоритма здесь совсем немаленький будет. Ну, тупо в лоб: надо искать способы понизить емкостную сложность! Проверить, все ли входные, выходные и промежуточные данные так важны. Хотя… Нет, это уже проверяли, точно проверяли, не дураки, далеко нет… Здесь можно не рыть. Значит, от меня ждут, что я понижу вычислительную сложность. Найду алгоритм, который на данном языке программирования минимизирует среднее число тактов, потребных на операцию… Снизить число переходов до остановки… В идеале, нужно искать субполимиальный алгоритм. Это в общем виде. А в частностях…»

И я поднял взгляд на Королева, пристально следившего за мной.

— Задача в общем виде понятна, Лев Николаевич… Но потребуется много мелких деталей. Сколько тактов на данной архитектуре требуют те или иные операции — в среднем и максимально. Поддерживается ли процессором целочисленные вычисления или эмулируются, и если эмулируются, то как именно. Объем памяти, ее организация, частота обращения… Ну и, собственно, примеры решаемых задач вместе со всеми входными, промежуточными и выходными данными.

— Обеспечим, Андрей! — торжественно провозгласил профессор. — Еще по чайку? М-м?

Вечер того же дня

Ленинград, Измайловский проспект

Устал… Измаялся…

Всего-то десятый час вечера, а меня клонит в сон. Папа смотрит телевизор, мама перемывает посуду, напевая что-то из Эдиты Пьехи… Тишь да гладь.

И толстым, толстым слоем шоколада блаженная мысль: «Завтра не в школу!»

Леонид Витальевич выговорил мне выходной у Тыблока.

Во вторник… И не вставать! Маленькое счастье школьника.

Телефон выдал короткую и как будто негромкую трель, словно извиняясь за поздний звонок.

В душе у меня ничего не екнуло даже, не сжалось, трепеща.

Я зашаркал в прихожую, и приложил холодную пластмассу к уху.

— Алё?

— Здравствуй, Андрей, — голос Вудроффа звучал деловито, даже немного официально, а меня будто подморозило.

— Я вас слушаю, — мой голос был суше песка в пустыне Сахара.

— Ты не против встретиться, поговорить?

— Где?

— Условное место номер два. Наша сотрудница будет держать в руках книгу в красной обложке. М-м… Завтра, в четырнадцать ноль-ноль.

— Хорошо, — ответил я, и аккуратно, бережно положил трубку на клацнувшие рычажки.

Глава 6

Среда, 22 ноября. День

Ленинград, Летний сад

Не различимое толком солнце еле светило сквозь сизую, обморочно зависшую хмарь. Тучи сомлели. Вялые мутные клубы стыдливо затягивали светлые облачные прогалы.

Никакого снега. Никаких осадков. Только изредка витали обессилевшие белые мокрые хлопья.

Слипшиеся снежинки щекотно таяли на лице, свивали в воздухе зыбкое кружево, а за его мимолетными узорами гнетуще и скорбно мрели деревья. Загнанные за кованые решетки Летнего сада, они тянули к небу узловатые сучья, взыскуя тепла и света.

Мои губы дрогнули, кривясь. Город давил на меня — черной водой Мойки, бледно-желтыми стенами домов, безлюдными аллеями парка, — словно располагая к меланхолическому унынью, но я был резок и зол. Тут и без того не знаешь, куда от проблем деться, так еще эти янки будут триггерить!

Продрогшие голые ветви сплелись надо мной, шаткой прорисью ложась на серый холст вышины, и я, угодив в сумрак, незаметно осмотрелся. Извилины, разогнанные капелькой адреналина, работали на форсаже — четко анализировали, мигом просчитывали, слаженно тасовали варианты…

«Хотел ощутить, каково быть Штирлицем? — уколола ехидная мысль. — На тебе! Ощущай… Агент „Волхв“!»

А Летнему саду безразлична была людская суета — парк берёг тихое очарование и дремотный покой. Не журчат фонтаны, рассыпая сверканье брызг, не шелестит спадающим шёлком листва. Еще бы не слышать слитный гул автомобилей, вовсе хорошо было бы…

Статуи укрылись дощатыми щитами, лебеди с Карпиевого пруда зимовали в ленинградском зверинце, а само озерцо окаймили белесые забереги, натягивая тонкий ледок на темное мутное зеркало вод.

Я шагал по Главной аллее, гадая, где засели чекисты — осторожненько засели, смирненько, лишь бы не спугнуть робких цэрэушников… Занятие мое, конечно, бесполезное — надо быть Зорким Соколом, чтобы углядеть парней из «семерки», но это всё же лучше, чем отчаянно, малодушно рефлексировать.

Неожиданно в скудной зимней черно-белой гамме ярко заалел «вещественный пароль», зовущий, как фонарик в ночи. Я еле совладал с собой, чтобы не ускорить шаг.

Держа в руке книгу, обернутую красной суперобложкой, со стороны Школьной аллеи вышла молодая хрупкая женщина в пухлой серой куртке и черных джинсах. Расшитая по олимпийским мотивам лыжная шапочка обжимала ее длинные, прямые волосы, не склонные виться, а редкие пряди обрамляли скуластенькое лицо с остреньким подбородком. Раскосые глаза смотрели на меня испытующе и с живым блеском.

Вспомнив, как бегал за нею, вызывая на контакт, я чуть было не ухмыльнулся в манере «гы».

— Здравствуй, Андрей, — тонкие женские губы изломились в легкой улыбке — она показалась мне не фальшивой, по лукавой американской привычке, а искренней. — Меня зовут Синтия Фолк… Или просто Синти. Я вице-консул, но… м-м… не только, и… Фред поручил мне встретиться с тобой. А… давай не стоять? — вырвалось у нее. — Не нужно привлекать внимание. Вроде бы мне удалось оторваться, но…

Я сделал жест, поведя рукой:

— Прогуляемся, Синти?

Вице-консул кивнула, отзываясь мимолетной усмешкой, и сунула книгу в сумочку, тоже серую, под цвет своей модной куртки-дутыша.

— А чего тебе бояться? — покосился я на спутницу. — В крайнем случае, вышлют из страны. Да и то… С чего бы?

— Сама не знаю! — пожаловалась Фолк. — Просто сидит внутри страх, и не проходит…

Наверное, мы казались странной парочкой, хотя задумчивый встречный — седой крупный мужчина в рыжей дубленке, не удостоил нас даже косым взглядом. А во мне именно теперь, когда рандеву состоялось и закручивало свой неясный сюжет, установилось зыбкое равновесие.