Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
Я выдохнул и, тяня руку за «крокодильчиком», резко парировал:
— С точки зрения моей сверхзадачи и, конкретно, личной цели — спасти СССР… то, что меня задержат и переведут на закрытый режим, будет означать полный провал миссии! И вот тогда вы — мы все! — точно дождемся катастрофы. Всё! Конец связи!
Я сдернул «крокодильчики», на ходу обмотал провода вокруг трубки, и поспешно сунул ее, вместе с voice changer, в сумку. Прислушался –дверь в туннель дрожала, перекрывая вой и грохот проходившего поезда.
Состав проследовал, я выскользнул под темные своды и метнулся к машзалу эскалаторов — оттуда
Под солнцем мне удалось немного успокоиться. Первый сеанс связи состоялся… Будем считать — успешно.
Выдохнув, чувствуя неприятную слабину в коленях, я энергично зашагал к автобусной остановке. Растворюсь в местном населении, как лист в опаде…
Понедельник, 20 ноября. Утро
Москва, Фрунзенская набережная
Вудрофф так и не позвонил, а я извелся в тягостном ожидании. С раннего утра субботы и вовсе места себе не находил — восемнадцатое же! Лишь в воскресенье, во «Времени», после долгой трансляции прибытия и убытия Менгисту Хайле Мириама, показали короткое видео — пара вертолетов кружит над дощатыми домиками Джонстауна, а бравые морпехи рассаживают по автобусам паству «Народного храма»…
Сработали на «троечку» — самого Джонса, возомнившего себя то ли пророком, то ли мессией, захватили, но вот конгрессмена Райана не уберегли, его-таки застрелили в соседней деревушке Порт-Кайтума. Человек шестьдесят из секты, самые упертые, успели глотнуть яду, зато остальные, взрослые и дети, уцелели — восемьсот с лишним душ.
Значит, все-таки, сработало? А телефон молчит…
Или на «станции» ЦРУ догадались о прослушке?
Родителей не было дома, ушли в гости к друзьям, и я метался один по комнате, совершая эволюции на кухню и обратно.
Звонок прошил мою центральную нервную. Облизывая сухие губы, я поднял трубку.
— Здравствуйте, Андрей! — радостно загремел Канторович. — Извините, ради бога, что поздно звоню, но я опять проявил инициативу! Вашими работами очень заинтересовались в Минобороны…
— Так уже ж… — пролепетал я, обессиленно клонясь к стене.
— А теперь, вот, СПРН! — похохатывал математик. — Я уже договорился, перелет из Пулкова в Шереметьево и обратно вам оплатят, разовый пропуск выдадут! А директору школы я позвоню завтра с утра! Вы уж извините, что вот так, сосватал без вас… Просто я подумал: раз вам удалось однажды существенно увеличить вычислительную мощность метода, так, может, еще раз что-нибудь найдете?
— Поищем, Леонид Витальевич! — взбодрился я, сваливая с себя груз тревог. — Хоть проветрюсь…
До визита к воякам время еще было, и я покинул метро на станции «Дзержинская». Осмотрев площадь, косясь на огромное и молчаливое желтое здание, что глыбилось напротив, я споро зашагал к «Книжному миру».
Увы, в букинистический отдел уже выстроилась очередь — студентов, витавших во облацех, вальяжных мужчин и худосочных женщин. Вздохнув, я пристроился за девицей в обвисшем свитере грубой вязки — часто моргая за толстыми линзами очков, она теребила то мочку уха, то нижнюю губу, то медальон из янтаря, болтавшийся на шнурке.
Две
величественные продавщицы в глухих черных платьях, полностью осознавая высоту своего положения, вынесли стопку книг — очередные, тесня прилавок, заволновались, алчно присматриваясь к бумажным сокровищам.Из-за стекла низенькой витрины на меня глядела старинная книга, бесстыдно раскрытая на первых страницах. «Юности честное зерцало» отдавалась за пятьдесят рэ.
И вот грянул долгожданный звонок! Книгоноши в черном снисходительно уступили литературный плацдарм, и пальцы первого в очереди, сухонького старичка с бородкой а ля Миколай Вторый, закогтили альманах «В мире приключений». Грузная дама с мужицкими повадками, стоявшая за ним, хищно выхватила сборник поэзии. Чубатому студенту достались чьи-то мемуары в скучной серой обложке.
Поняв, что культурным ценностям меня не дождаться, я со вздохом отступил и, негреющим солнцем палимый, побрел к метро. Доеду до «Фрунзенской»…
Погоды стояли ясные и не шибко холодные — мелкие лужицы, с утра белевшие хрусткими перепонками, ближе к обеду подтаяли, колыша в мутной воде льдистые осколки. Улицы очистились от снега, заезженного колесами, лишь кое-где асфальт чернел влажными полосами. Сугробы еще держались за бурые газоны, но тоже оплывали, напитывали мерзлую почву.
Зябкий ветерок взвеивал порой, донося непокойный запах талой влаги и словно предвещая: скоро, скоро нанесу черные, отяжелевшие тучи! Дохну синей стужей — и закружит, завертит метель, вдоль да поперек московских улиц! А пока радуйтесь нечаянному теплу, жмурьтесь под лучами. Предзимье коротко…
Выйдя к вольно расплывшемуся ансамблю Минобороны, я остановился, глазами измеряя эпичный размах и архитектурную выправку.
Да-а, наше МО — это вам не дурацкая карусель Пентагона! Монументальные здания, слившиеся в сталинском ампире, сочетались просто и ясно, без тесноты, державно вставая над Москвою-рекой.
Правда, и потеряться внутри министерства можно легко. Выручала воинская дисциплина и порядок, хотя и сбой был — меня поначалу направили к генерал-майору Ненашеву, как бы моему «заказчику». Михаил Иванович возглавлял 5-е управление Главного управления вооружения войск ПВО.
Очень серьезный мужик — он держал под контролем разработку и средств ПРО, и противокосмической обороны, и системы предупреждения о ракетном нападении, той самой СПРН, о которой проболтался Канторович.
А ведь текущий год был полон «горячих» тем… Наши недавно, буквально на днях испытали нейтронную бомбу; только-только закончили внедрять носимые командные пункты комплекса оповещения высшего руководства СССР «Крокус» — те самые «ядерные чемоданчики».
Обучал Брежнева пользоваться ими лично генеральный конструктор Репин. Он потом будет вспоминать, как Леонид Ильич вызвал его и полтора часа расспрашивал о достоверности оценок ракетной обстановки, да о разных сигналах предупреждения, и почему это некоторые из них требуют повышенного внимания, а иные — действий с возможно необратимыми последствиями.
По итогам встречи Репин вывел, что слухи о «впадающем в маразм» Брежневе — ложь. Последняя его встреча с генсеком придется на восьмидесятый год — и на тот раз Леонид Ильич проявит живой интерес и полную ясность ума.