Спелый дождь

Как же так,

Чтоб не стать,

Чтоб не быть?

Тяжко, душно -

Вон месяц над чащей!

И молюсь на коленях, в пыли -

Будто мне

По ошибке дичайшей

Приговор

Безнадёжный

Прочли.

* * *

К...

О разлуке не надо,

Родимая, помни о встрече:

О совместном о нашем,

Предельно коротком пути,

И о страшной беде,

Что легла чёрной вьюгой на плечи,

От которой уже

Нам с тобой до конца не уйти.

Думай, друг мой, о встрече,

Её беспокойном начале.

Помнишь, шли мы с тобой

143

Сквозь метельный

Невольничий свей!

От меня ты тогда

Увезла половину печали

И оставила мне

Половину надежды своей.

И остались мы оба,

Чтоб легче нести свои муки.

Помнишь, я говорил,

Что бессмертие -

Голоса звук!

Во Вселенной в веках

Сохраняются слов наших звуки.

Наша встреча свершилась,

А вечность не знает разлук.

* * *

Родимая, что нам осталось?

Висков крутое серебро,

Неизречённая усталость

И недобитое добро.

И прежде, чем уйдем мы оба,

Я в остывающем дому

За несвершившуюся злобу

Стакан гранёный подниму.

* * *

В каком это будет году?

Буранами,

Яровью ль синей

Я прежней Россией пройду,

Представ перед новой Россией.

Упрёка не выскажу я,

Свободный от плёток,

От клеток.

Я клял тебя -

Раб пятилеток.

Я был им.

И жил не живя.

Привет тебе, век, исполать,

Приветь меня, вечного мима!

О чем же мечтать, что желать?
–

Все мимо:

Ни дома, ни дыма.

Бог с ним, двум смертям не бывать.

Успеть бы к родимой купели.

Не стоит меня отпевать.

Ещё в колыбели отпели.

Дождями прибьет лебеду.

Домой,

Через степь,

По туману

В простор на закат я пойду

И степью туманною стану.

144

СЧАСТЬЕ И СМЕРТЬ

Миша умер 11 мая 2004 года в половине

одиннадцатого вечера. За три дня до этого

сказал:

– Не хотел тебя пугать...

Помолчал, потом все-таки продолжил:

– Сегодня ночью мне привиделась соб-

ственная смерть. Разрытая земля.

– Брось, - сказала я.
– Тебе было плохо и

думал об этом. Вспомни - сколько раз ты

уже собирался умирать, но обходилось.

Это было правдой, но в последние ме-

сяцы тяжёлые мысли слишком приближа-

лись к реальности. Однако Миша очень

хотел ещё немного пожить. Мы сходили в

стоматологический кабинет и подготови-

ли зубы к протезированию. Залечил язву

желудка. Готовился «довести до ума» сбор-

ник «Молитвы времени разлома», как это

уже было сделано с «Обугленными веком».

Я купила ему новые кожаные ботинки - гу-

лять, как мы это делали минувшим летом,

обсуждая главы совместной работы над

«Судьбой поэта».

Впоследствии лечащий врач скажет:

– Я думал, он лето ещё проживет, а уж будущую зиму - вряд ли.

Но до лета он не дотянул.

Катастрофа случилась, когда Миша по своей беспечности, удивитель-

ной в его возрасте и при таком наборе болезней, пошёл из больничной

палаты ночью в общественный туалет в одной рубахе. Апрельское похо-

лодание сопровождалось ветром и снегом, снег несло в раскрытое окно...

Простуда сразу перешла в воспаление лёгких.

Его ещё пытались спасти. Врач доставал через руководство больницы

дорогие препараты. Две недели я ночевала у него в двухместной палате,

на вторую койку никого не помещали. После мучительной шестичасовой

капельницы начали отекать ноги. Я купила ему растягивающиеся шле-

панцы (на «залипах»), чтобы можно было делать изменения по объёму ног.

Однажды врач с удивлением констатировал, что Михаил из кризиса, ка-

жется, выбрался: такой крепости организма врач, похоже, сам не ожидал.

... По телевизору транслировали празднование Дня Победы. Еще вече-

ром девятого мая мы с Михаилом обсуждали электронную почту и стихи

с сайта «Стихи.Ру», я записывала ответы авторам. А десятого утром он

позвонил по мобильнику:

– Приезжай, мне плохо.

Дальше были двое суток кошмара. Я снова ночевала у него, но сна не было

обоим... Никто не мог определить причины тяжёлого состояния. Вызывали

хирурга. Сделали рентген, проверили язву, сердце, легкие, желудок - все в

пределах «возрастной нормы». А между тем боли шли по нарастающей. Он

почти всё время стонал или кричал. Вот так же описывалась смерть Блока...

К вечеру 11 мая я пришла к нему с ночевrой, но соседнюю койку за-

нимал новый пациент. Это было для меня некоторой неожиданностью, да

145

и для соседа, надо думать, присутствие в палате чужой женщины в ноч-

ное время составляло неудобство. Медсестра Галя сказала, что мне сейчас

лучше уйти («Сделали хороший болеутоляющий укол, и теперь он будет

спать, я дежурю и прослежу»). Придти посоветовала утром.

Однако укол не подействовал. Боли усиливались. Муж просил то при-

поднять его, то опустить, то помочь повернуться на бок... От не зажатой

вовремя вены рубашка стала кроваво-мокрой, я просила Мишу припод-

няться на локтях, чтобы её вытащить, но он уже не мог, а у меня не было

сил. Я гладила его по незакрытым местам тела, ему это нравилось и не-