Спелый дождь

Живых вопрошают погосты:

«Россия! Над нами - враги?

Чья форма на них, чьи медали?

Не видно сквозь тяжесть земли...

Скажи, чтобы здесь не топтали,

Скажи, чтобы в нас не плевали.

Мы сделали всё, что могли».

* * *

Ищу друзей

На той войне.

Здесь мир не мой.

Страна другая.

Мне страшно, братцы,

Пусто мне.

Чужой я здесь

До содроганья.

Бегу - в огонь из-под огня.

Пить! Пить... хочу...

119

Красна водица!

И понимаю - для меня

Что умереть, что пробудиться.

Приснилось мне,

Что я живой.

Рассвет был мрачен и прохладен.

И ветер почты полевой

По голове меня погладил...

В каком году, в каком краю -

Приговорённо, безысходно

Средь павших без вести стою

Один,

Построенный повзводно.

* * *

Окопный брат,

Этапный друг,

Идёт к концу наш путь

Без брода.

Я вижу хилость вздетых рук

В поддержку палачей народа.

Свои - в своих.

Расстрел в лесу

Живёт во мне,

Идёт по следу.

Полвека с лишним

Я несу

В руках закованных

Победу.

Страна в общественном бреду

Трагическую

Славит дату!

Спасибо, мать,

За доброту

Твою к российскому солдату.

Такой ценой, такой ценой...

Другой для нас с тобою нету.

Давай, товарищ,

По одной

За нашу

Тяжкую

Победу...

* * *

Глухой безвыходностью заперт,

Я вижу

Истины фасад:

Мы шли солдатами на Запад,

Вернулись

Пленными назад.

120

Зачем я это вспоминаю?

Так жаждал верить

В то, что есть

Другая жизнь,

Совсем иная!

Да не про нашу, вышло, честь...

Маразмом общества контужен,

Я знаю фронт.

Я знаю быт!

Солдат - герой,

Пока он нужен.

Война окончена -

Забыт.

* * *

Звон погребальный

Над родимым кровом

Опухшим,

Заметённым добела.

Зачем я

Новой ложью зачарован,

Пытаясь заглушить колокола?

Дымов и вьюг кочевья - на Воронеж...

А над селом - безбрежность воронья!

Зачем ты, память,

Стон души хоронишь,

Во мне, живом, былое хороня?

Не сожжена свеча!

Стакан не поднят...

Романтика -

Особый род вины.

Опомнись, помолись:

Они уходят,

Последние солдаты

Той войны:

Идут через норильские ухабы

В безмолвное ничто

Издалека

Последние

Солдатские этапы,

Безвестные

Советские

Зека.

СТЫД И ПАМЯТЬ

Бесконечно в юдоли земной

Стыд и память

Плетутся за мной,

Год от года

И день ото дня

121

Загоняют раздумья меня:

До Чечни

Со второй мировой

Поэтапно

Добрался

Живой,

Чтоб отсюда глядеть

В те года

Через сумерки

Слёз

И стыда.

* * *

Полковнику Буданову

Войной

Сменяется

Война.

Темны

От зёрен черных

Всходы.

Куда стремишься ты,

Страна,

С державным знаменем Свободы?

Года. Беда.

Гробы в свечах.

Судилищ диких

Полигоны.

И на полковничьих плечах

Гвоздьми

Прибитые

Погоны.

* * *

Пришел солдат из плена

И чувствует душой:

Родные пахнут стены

Обителью чужой!

Кругом чужие лица.

И всё без перемен.

И больше жизни длится

Бесчеловечья плен.

Прополз по лихолетью.

Пришёл

В свою страну.

Напился,

Сделал петлю

И завершил

Войну.

122

МЕЛЬНИЦА НА КОСТЫЛЯХ

У поэта есть два, казалось бы, взаимоисключаю-

щих стихотворения. Вот одно:

* * *

Живу в другой стране.

Звонят колокола.

Из той, где прежде жил -

Ни отклика, ни звука.

Всё - думы. Все - дела.

И память подвела -

Когда и с кем была

Последняя разлука.

Гуляю иногда.

Вдруг резкий окрик:

«Стой!»

Я замедляю шаг,

Едва соображая,

И с болью сознаю:

Не свой... Не свой? Не свой!

Чужой я для неё.

А эта -

Мне чужая.

И другое:

...А я без смутной вести

За краем вижу брод.

Сейчас, на этом месте,

Рождается народ.

Ситуация для этого автора не такая уж необычная: у него много про-

тивоположного, казалось бы, взаимоисключающего, сливающегося в по-

лифонию, которая после некоторого привыкания совсем не кажется про-

тивоестественной.

Обратимся к первому стихотворению. Если идти по упрощённому ва-

рианту - типичное состояние человека старшего поколения, выкинутого

из жизни (нищета, маленькие пенсии, обидно за падение Советского Со-

юза, раздражают «новые русские» и т.д.). Хотя типичный представитель

старшего поколения о Союзе тоскует, а поэт говорит: «Я той стране - чу-

жой...» То есть это скорее диссидент, а не поклонник системы.

В состоянии выкинутости всегда оказывается часть населения при ре-

волюциях (кровавых, как в семнадцатом году, или относительно мирных,

как в девяносто первом). Это состояние Владимира Набокова, в ночном

кошмаре мысленно возвращающегося в Россию, чтобы быть расстрелян-

ным в одурманенном цветущей черёмухой рву. Оно знакомо беженцам -