Спелый дождь
Шрифт:
А карлик - ближе к власти,
А он уже над ней!
Навис над серым роем
И дразнит кумачом.
Назвал народ героем,
А сделал - палачом:
Немым велит молиться,
Слепцам - поклоны класть,
Стреляет пастве в лица,
Отняв у Бога власть.
Чуть зыркнет -
Мы немеем,
Вдыхая страх крутой.
И стал
Народ
Пигмеем
У карлы под пятой.
В КОСМАТЫХ МЫСЛЯХ
Я думаю, далёкий брат...
Не нам одним
130
Не впрок примеры.
Мы
И стали
Призраками веры.
Бродячий европейский миф!
Я вижу,
С горечью итожа:
Переувечили своих,
А результат победы -
Тот же.
Поминки. Праздник.
Эпатаж
Станичников,
Безродных татей?
В косматых мыслях:
«Отче наш!», -
А на губах -
Полынь проклятий.
В СЕБЕ ПОВЕРЖЕННЫЕ НИЦ...
Любвевождизм
Чеканит наши лица.
Так мало умных и красивых лиц.
Видать, нет сил самоопределиться.
Живём -
В себе поверженные ниц.
Поди, уклад столетий опровергни!
Не изгнан,
Не осужден, не убит,
Живу на взрыве
Двух больных энергий -
Своих страданий
И чужих обид.
Мадам Россия,
Облетают листья?
В глазах твоих откуда эта стынь?
На рынке изнасилованных истин
Горит наследство
Попранных святынь...
* * *
Стране,
В которой жизнь теряет цену,
Всё отдано.
Пуста душа. Готов.
Свое сыграл.
Других прошу на сцену -
В безликий зал
Паяцев и шутов.
Гляжу вокруг:
В речах, в деяньях - серо.
131
Пока бродил по серости дорог,
Спилась Любовь,
От слёз ослепла Вера,
Надежду сам я выгнал за порог.
МИФ
Все спуталось:
Погоны, флаги,
Трезвон идей и бубенцов.
Мои распухшие фаланги
Трещат под обувью бойцов.
Жри, миф кровавый,
Что прикупишь!
Тебе, опричный,
Сквозь века
Показывает
Мёртвый кукиш
Моя замёрзшая рука.
* * *
Мы с блеском лжём своей душе,
Больным.
Забытым.
И забитым.
И Апокалипсис уже
Стал повседневным нашим бытом.
* * *
Предпасхальное утро.
Снег.
Апрельская слякоть.
Между Богом и мной
Кто-то стал толмачом.
Не могу я с толпой
Ни смеяться, ни плакать.
Я попозже... Потом,
Когда будет о чём...
И мучитель, и раб,
Сын слепых поколений,
Выйду в чистое поле
В вечерний Четверг.
За слепцов и тупиц
Упаду на колени,
Чтоб Господь
Мою горькую мысль
Не отверг.
132
НА РУБЕЖЕ МОЁМ ПОСЛЕДНЕМ
Я уже писала, что со-
ставлять сборники муж
так и не научился. К соб-
ственным детям-стихам
объективным быть не
мог. Подборки делались
под настроение, а по-
том обнаруживалось, что
главное осталось «за бор-
том»... Так создавались и
«Молитвы времени разло-
ма». Разбираясь в остав-
шемся, я досадовала. К
счастью, в Вологодском
отделении Союза писате-
лей России подошла его очередь на брошюру из серии «Вологда-XXI век».
Сборник «Свобода - тягостная ноша» составляла я. Михаил в то время
был в больнице и только внёс коррективы. В Союзе писателей с текстами
согласились, только заголовок сборника не понравился (слишком публи-
цистично!). Был предложен другой - «Тягостная ноша», но мне он показал-
ся безликим, да и Михаил не согласился.
– Автор и есть публицист, - сказала я.
– У него такое лицо. А «Тягостная
ноша»... что-то от такелажа: «Цемент», «Железный поток».
Тираж у этих малоформатных брошюр был приличный - 999 экземпля-
ров, их рассылали по области, раздавали школьным библиотекам. Резо-
нанс в прессе - нулевой.
...Он давно не выходит из дому. Собрания Союза писателей он и рань-
ше не очень-то жаловал, а тут появилась уважительная причина - бо-
лезнь. Он и рад.
Светлым пятном в конце девяностых была наша семейная дружба с
врачом детской поликлиники Верой Леонидовной Бузыкаевой. Вера ис-
кренне увлеклась творчеством Михаила Николаевича и приобщала дру-
гих. Часто бывала у нас дома как друг и врач. В ней было особое женское
обаяние, за которым, впрочем, ощущался твёрдый, мужской характер.
Она замыслила написать о Михаиле художественно-документальную кни-
гу, и не только с блеском выполнила задачу, но и издала книгу за счёт
своих скромных медицинских заработков, с привлечением спонсорских
средств. Книга «Нет, жизнь моя не горький дым...» получилась большая,
красивая. Но, несмотря на активную Верину пропаганду и положитель-
ные отзывы практически всех, кто её прочитал, достойного отклика книга
так и не получила, что больно ранило автора.
Почему так вышло? Осмелюсь предположить - по той же причине, по-
чему не нужен был сам Михаил Николаевич. Никому ничего особенно не
нужно, если перестаёшь «толкаться и давить». А «толкаться» Вера устала.
...Вспомнилось, как в 70-е годы прошлого века власть посчитала, что
Вологде для повышения престижа нужно иметь прирученного писателя-
классика. На роль мэтра был приглашён с Урала Виктор Астафьев. Ему
дали первоклассную квартиру и подарили мебельный гарнитур. Но Аста-