Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев

— Нет, земельная аренда, — торопливо отозвался горожанин. — Вольное сообчество на сходе и круговой поруке. Самоуправные, только подати землевладельцу должны. Ну и сборы всякие, дорожный там, двадцатина церковная. У города с ними договор на постой, удобно летом, когда скотогоны животину гонят. Все как положено, с печатью! Грамотка хранится в городском архиве. Меня тут знают. Будет удобный ночлег, баня и все прочее. Ну… в разумных пределах. Мы, городские, здесь не хозяева, но дорогие гости с почетом.

Баня, мечтательно подумала Елена. С укропом, а также местным аналогом губок — мешочками с зерновой начинкой, которые положено размачивать в растворе золы. Рот наполнился слюной, как при виде изысканных яств после голодовки. Господи, да хотя бы несколько ведер теплой воды и возможность постирать одежду!

Возникла чуть натянутая пауза. Елена в очередной раз ощутила всеобщий фокус пристального внимания. Снова от нее ждали окончательного решения. Довериться Шапюйи, идти в деревню, чтобы отправить весть в город и торговаться насчет покровительства. Или… другое.

Елена скосила взгляд на Раньяна, однако бретер уставился в землю, пряча глаза. Мужчина эпически страдал от необходимости подчиняться кому-то, в особенности женщине, которой был крайне увлечен. Все должно было быть наоборот — он защитник, она его женщина, пусть и с поправкой на то, что дама уже завела собственное кладбище. Все равно — та, кого следует прикрывать от невзгод. Однако по меркам его цеха и воспитания руководить должен был сильный и ответственный — потому что именно сильному предстоит драться, если решение окажется неверным. А сил в бретерских руках на данный момент оставалось, увы, немного. Чудом было уже то, что Раньян худо-бедно идет сам и понемногу, с великой осторожностью, тренируется на привалах. Поэтому бретер страдал и молчал, скрипя зубами.

«Быть или не быть?..»

На мгновение женщине стало очень страшно — она не сразу вспомнила происхождение строк. Пришлось изрядно напрячь память, как будто Ойкумена все больше забирала власть над разумом и душой гостя из другой вселенной. Вытравляла потихоньку, шажок за шажком память о прежней жизни.

Не бывать этому, решила про себя Елена. Не бывать никогда. Жить по правилам этого мира — что ж, извольте. Но не больше. А жить по местным правилам, это, к сожалению, принимать во внимание риски, а также помнить, что в положении беглецов одна промашка — смерть для всех.

Она вздохнула, будто стремясь очистить уставший мозг притоком кислорода. Начала рассуждать вслух, загибая пальцы попеременно на обеих руках, правая «за», левая «против»:

— Ночлег и баня, хорошо. Городские возможности — еще лучше. Но.

Это «но» прозвучало неприятно и жестко, отнюдь не в качестве вопроса.

— Мы слишком рискуем. Договор со славным… и вольным Дре-Фейханом это вход в одну калитку. Даже король готов был продать имп… наследника Готдуа-Пильвиэлле. Что уж говорить про маленький город в окружении недобрых соседей.

Елена внимательно посмотрела на Шапюйи, будто взвешивая напоследок и предложение, и самого человека. В голове и на душе было пусто и мрачно, а также очень грустно. До смерти не хотелось проливать кровь снова, забирая жизнь совершенно постороннего, скорее всего неплохого встречного, чья вина заключалась лишь в том, что «не то время, не то место». Однако на другой чаше весов лежали жизни девяти человек, включая собственную, а также мужчины, которого Елена считала своим. И мальчишки, виноватого лишь в том, что оказался сыном не тех родителей. А еще бестолкового менестреля. Девчонки, скрывающей под шевелюрой изувеченные людской жестокостью уши…

Увы, это выбор без выбора, как бы ни хотелось обратного. Как ни оттягивай окончательное решение.

Шапюйи понял, что дела его плохи, очень плохи, дернулся в сторону, но замер, видя, как Гамилла молча показывает пращу. Убегать на своих двоих от такого стрелка бесполезно. Бьярн опустил на плечо горожанину тяжелую руку и просипел:

— Не дергайся. Жди, чего умные люди придумают.

Елена опять вздохнула и решила, что правильным будет самой закончить жизненный путь Кондамина Шапюйи. Это как-то… честно, равновесно. Приговаривая кого-то к смерти нельзя прятаться за чужим исполнением. Это будет не первый человек, убитый ею. Но первый, которого Елена приговорит и лишит жизни рассудочно, не в схватке насмерть, ради неких «высших целей».

— Не надо, — прошептал Кондамин, глядя с неистовой мольбой на высокую женщину.

Гаваль отвернулся, Марьядек начал оглядываться, и Елена отчетливо поняла, что практичный браконьер думает, где скрыть покойника, чтобы не нашли слишком быстро. Проще всего спрятать в часовне, которую посещают редко, однако Бьярн с Кадфалем наверняка сочтут это осквернением божьего дома.

Артиго, по своему обыкновению, смотрел невыразительным, как у снулой рыбы, взглядом, будто происходящее мальчишки не касалось. Надо полагать, с императорской точки зрения так все и было: есть затруднение, следовательно, долг верных сподвижников — устранить его.

И таким образом армия императора Артиго, никогда не узнав о том, прошла очередную развилку в единой на всех доле, одну из самых важных, судьбоносных и для себя, и для всего мира. Беглецы и разрушители устоев могли отпустить Шапюйи, могли убить его у реки или позже. Однако в силу множества обстоятельств, сошедшихся именно таким образом, а не как-то иначе, путники задержались на перекрестке чуть дольше. И многое пошло иначе, нежели могло бы.

Когда Елена с таким же невыразительным, белесым взглядом, как у Артиго, коснулась деревянной рукояти ножа, Кадфаль, сложил пальцы козырьком (хоть солнце было тусклым) и глядя из-под него на ту дорогу, что уходила влево, спросил:

— А это чего там?

— Вроде лошадь, — предположила Гамилла, обладательница самого острого взгляда в компании. — С всадником. Только всадник маловат.

Все дружно посмотрели в ту же сторону, и Шапюйи, решив, что спутники отвлеклись, попробовал убежать. Арбалетчица чуть ли не с ленцой взмахнула веревочной петлей, и горожанин упал, дернув руками. Приказа убивать не было, поэтому Гамилла метнула свинцовую пульку в четверть силы, уложив мишень без сознания, а не отправив на тот свет.

— И кто это у нас тут, — осведомилась Елена.

С одной стороны Гамилла оказалась права — по дороге с запада и в самом деле торопился всадник. Только не всадник, а всадница, очень маленькая, к тому же уцепившаяся за гриву настоящего конька-горбунка. Мул переступал неподкованными ногами удивительно быстро, на серой шкуре виднелись широкие потеки темно-красного цвета.

— О, черт, — буркнул Кадфаль, приподняв дубину и внимательно глядя по сторонам. Остальные компаньоны последовали здравому примеру, готовясь к разным разностям.