Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев

— Ступай, — повторила Кааппе. теперь было видно, что молодая женщина, сохраняя броню внешней беспристрастности, все же ощутимо нервничает.

Патриарх семейства Фийамон был худ, согбен и в целом производил впечатление обычного дворянина в годах. Человеку посчастливилось дожить до преклонных лет, не сложив голову в боях и внутрисемейных интригах, а хорошая жизнь в достатке позволила сохранить здоровье (умеренное) в том возрасте, когда простолюдина уже свозят на погост. Лицо у дедушки было открытым и добрым, такие хорошо смотрятся на картинах, обязательно в сочетании с малыми детьми. Ухоженная бородка (вразрез старой моде на бритые щеки, демонстрирующие здоровье обладателя) прикрывала морщинистую кожу, мягкая всепонимающая улыбка в высшей степени располагала.

Однако взгляд и платье говорили ясно: сей муж весьма и весьма непрост. Впрочем, даже если бы Шотан не умел читать лица людей и не представлял, сколько может стоить кафтан с драгоценной вышивкой, бриллиантовыми пуговицами, а также золотая «цепь достоинства» с изумрудами и рубинами — граф хорошо знал, что патриарх никогда не брал в руки меч или копье, однако спровадил в могилу десятки врагов. И сотни должников, которые впали в грех необязательности.

Шотан сел, не спрашивая дозволения и вообще не проронив ни слова. В иных обстоятельствах это выглядело бы неприкрытым оскорблением — несмотря на принадлежность к единому сословию, разница между «солдатским графом» и приматором кристально чистой крови была весьма ощутимой. Но сейчас дело иное. Старик Фийамон явно хотел достичь полной секретности, беседуя с гостем как равным. Поэтому граф намеренно перешагнул невидимую преграду и, судя по всему, не ошибся.

Герцог Мальявиль аусф Фийамон, патриарх, носитель прославленного герба «Меч и Булава» немного кривился на правый бок, неловко поджимая руку, наверное страдал от боли в суставах. В остальном же сохранял добродушно-оптимистический вид.

С полминуты двое мужчин, старый и относительно молодой, прямо глядели друг на друга, как торговцы, пристально оценивающие товар — годен ли, не содержит скрытых изъянов, достоин высокой цены? Обычно в подобных ситуациях Шотан тянул молчание до последнего, памятуя золотое правило сложных переговоров: кто первый молвил слово, тот проиграл. Однако теперь счел за лучшее нарушить его.

— Приветствую и радуюсь тому, что самолично лицезрю столь благородную особу, обладающую многочисленными достоинствами.

Чтобы сделать короткую речь более значимой, граф качнул головой в том, что можно было бы назвать приветственным поклоном, хотя и с определенной натяжкой. В целом Шотан старался идти по тонкому канату, балансируя между открытой демонстрацией уважения к высокому собеседнику и столь же явным проявлением собственной значимости.

— Приветствую, друг мой, — ответил, наконец, старик. Голос у него скрипел и дребезжал соответственно возрасту, но дикция была восхитительной, так что хотелось слушать еще и еще, что скажет этот златоустный человек.

— Если бы ваша дочь предупредила меня… — граф позволил многозначительной паузе сгуститься над столом подобно тени.

— О, моя Кааппе, милая шалунья, она умеет обставить… события… необычно, — с кажущейся легкомысленностью отмахнулся герцог. Впрочем, глаза старика блестели в отраженном свете ламп, будто полированные камни, совсем как у «шалуньи». Надо полагать, то была семейная черта.

Старик выдержал новую паузу и продолжил в тот момент, когда Шотан уже собрался вымолвить что-нибудь еще.

— Пожалуй, мне стоит принести самые искренние извинения. Наша встреча идет вразрез с правилами хорошего тона и не соответствует давним традициям…

Да уж, подумал Шотан, более чем. По сложившимся канонам такой визит следовало предварить, по меньшей мере, пятью шагами, начиная со слухов о желательности подобного мероприятия, как бы невзначай пущенных через клиентов и друзей. В случае крайней нужды считалась допустимой (хотя на самой грани приличий) и укороченная версия, однако даже она стояла очень далеко от происходящего здесь, сейчас. Вслух же граф уверил собеседника в том, что искренне рад подобной задушевности, едва ли не семейственности визита.

— Замечательно, — качнул головой приматор, и Шотан уверился в том, что старик, несмотря на бодрый вид, очень болен. Шея его двигалась рывками, будто на долю секунды заклинивая в каждом позвонке, губы же кривила гримаса боли, настолько привычной, что хозяин ветхого тела воспринимал ее как неотъемлемое качество и не пытался скрывать.

— Коль уж мы начали так славно и хорошо, минуя ритуал, я скромно предложу и в дальнейшем придерживаться… — старик сделал многозначительную паузу. — Подобной неформальности. Увы, ночь коротка, а вопрос, требующий нашего внимания, весьма… значим.

— Склонен согласиться, — теперь наступила очередь графа качнуть головой в знак понимания.

Шотан подумал, не сказать ли что-нибудь вроде «признателен за снисхождение к моей скромной особе», но передумал. Старому чучелу что-то было нужно, очень сильно. И тайно. Старик Фийамон никогда в жизни (по крайней мере, официально) не посещал столицу Империи, отговариваясь тем, что воздух большого города вреден для слабой груди, порождая чахотку и другие неприятности.

Ростовщик испытывает нужду, что ж, поможем просителю, сберегая ценное время.

— Чего вы хотите? — прямо спросил Шотан. — Или, точнее, кого вы желаете убить?

— Резко, — поморщился герцог. — Очень резко. И не куртуазно.

— Ночь коротка, — напомнил граф. — А ко мне редко обращаются затем, чтобы выслушать мнение о серебряной эпохе староимперской поэзии. Мои таланты лежат в иной области.

— Что ж, справедливо, — патриарх сложил пальцы домиком. На правой кисти суставы почти не гнулись, вновь утверждая графа в правильности наблюдений относительно здоровья собеседника.

— Тогда потратим время с пользой, — решил старик. — Я не хочу, чтобы вы кого-то убили. Хотя… не исключено, что подобная услуга… дружеская, разумеется, ни в коем случае не возмездный заказ… понадобится в дальнейшем. И не единожды.

Шотан отметил это как интересную мысль на будущее, внешне же сохранил безразличный, едва ли не скучающий вид. Хотя вряд ли обманул этим старого лиса.

— Но сегодня я хотел предложить вам иное.

— Что же именно? — Шотан был не на шутку заинтригован. Он, конечно, привык уже находиться близ Трона и непосредственно участвовать в определении судеб мира, однако тайная встреча с одним из Двадцати, представителем по-настоящему высокой аристократии — это, прямо скажем, нерядовое событие. И перспективное.

— Император Оттовио замыслил поход на север. Большой поход, каких не было уже много десятилетий. Для вразумления «Огненной реки».

Старик не спрашивал, не намекал, он говорил с несуетливой утвердительностью, отмечая факт.

Хорошие шпионы, подумал Шотан, очень хорошие. Граф не ждал, что грандиозный замысел разгрома Чайитэ удастся надолго сохранить в тайне, однако был впечатлен тем, как быстро секрет просочился наружу, из дворцовых покоев. Впрочем, положение великих ростовщиков Ойкумены вынуждало знать все и про всех.