Справедливость-это женщина

Он крепко прижал жену к себе, и через мгновение она ответила, и они поцеловались и примирились во второй раз, с тех пор как пять дней тому назад она приехала в этом дом.

Коттедж, как его называли, был расположен сбоку от ворот. Это был фактически первоначальный дом, построенный двести лет тому назад и названный по имени территории, известной как Фелл-Райз, но, когда Майк Ремингтон двадцать пять лет тому назад создал свою мечту, он перенес на нее название этого дома, а первоначальный Фелл-Райз был переименован в коттедж.

Дом был симпатичный на вид, внутри и внешне. Черные бревна украшали дом извне, а внутри толстые стропила, спускавшиеся к середине потолка жилой комнаты, по-прежнему оставались в отличном состоянии без какого-либо намека не червоточину. Мебель также была соответственно подобрана – в основном черный дуб, обтянутый плотной ситцевой тканью.

Хейзл Иган вышла замуж за Дэвида Брукса год тому назад, когда им обоим было по двадцать три. То, что Хейзл, симпатичная, высокая шатенка с карими глазами, вышла за цветного, хотя и приличного парня, было воспринято с неодобрением не только в шахтерском поселке Бьюлоу, но и среди большинства населения Фелберна; говорили, что она не пошла бы на это, если бы не забеременела. Но шли месяцы, и стало ясно, что она вышла за Дэвида не по этой причине, так как признаков беременности не наблюдалось.

Их ухаживание было затяжным и держалось в тайне. В ранние годы детства они учились в одной школе, а затем, к удивлению и немалому осуждению многих, Дэвид перешел в классическую школу, и их пути разошлись. Но лишь на время. Им едва исполнилось пятнадцать, как они уже знали, что любят друг друга, но, когда им стукнуло двадцать, они поняли, что из-за возражений отца Дэвида и сильного противодействия не только со стороны ее собственных родителей, но и ее старших братьев они могут вообще не пожениться. Однако они продолжали любить друг друга и надеяться.

В 1924 году, когда умер отец Дэвида, было снято одно серьезное препятствие, и именно тогда Хейзл решила сама устранить оставшиеся, и в начале 1925 года они расписались в отделе записи актов гражданского состояния, что само по себе усугубило позор брака с цветным. Но какое это имело значение? Как сказала Хейзл матери, когда выключаешь свет, все мужчины черные.

Теперь она стояла в объятиях рук Дэвида у самого окна, откуда они могли видеть дальний конец подъездной аллеи, и, не отводя глаз от окна, спросила:

– Почему ты думаешь, что она мне не понравится?

– Она высокомерная.

– Поэтому-то она тебе и не нравится?

– Нет, она мне не нравится, потому что я ей не нравлюсь; она считает меня негром.

– Не говори глупости. – Хейзл сильнее прижалась к нему. – Ведь ты не негр, а симпатичный мулат, и мне было бы все равно, если бы ты был даже таким черным, как вакса «черри блоссом», хотя, как тебе известно, они умеют делать и симпатичный коричневый крем.

Пока она хихикала, Дэвид повернул голову и взглянул на нее. На его лице не было улыбки, но его голос был исключительно нежным, когда он прошептал:

– Почему я должен сиять от счастья, раз Джо приезжает с ней?

– Ну и не надо суетиться, тебе-то что? Видимо, она ему подходит.

– Не говори заранее, пока не увидишь ее… А, вот и они. Он говорил, что они заскочат, но я не думал, что так и будет. – Дэвид отпрянул от окна, утянув жену за собой, и, указывая на драпированную ситцем кушетку, стоявшую под углом к камину, прошипел:

– Я сижу здесь и читаю газету, а когда раздается стук в дверь, я кричу как ни в чем не бывало: «Войдите» – и делаю вид, что очень удивлен, увидев их. А ты на кухне завариваешь чай, ты поворачиваешь голову к двери и выражаешь крайнее удивление.

Они на мгновение прильнули друг к другу, заглушив смех; затем Дэвид занял позицию на кушетке, а Хейзл побежала на кухню.

Когда раздался стук в дверь, Дэвид крикнул небрежно: «Войдите», а когда дверь открылась и он увидел стоящего в стороне Джо, пропускающего вперед жену, он вскочил с кушетки с деланным удивлением.

– О! Я не ожидал вас, мэм. Входите же; добро пожаловать! – Затем, повернув в сторону голову, прокричал: «Хейзл!» – а Хейзл ответила ему из кухни:

– Минутку. Я завариваю чай.

– О! – В дверях гостиной появилась Хейзл; медленно пройдя вперед, она взглянула на жену работодателя мужа, работодателя, бывшего также его давним другом, и она сразу же увидела, что Дэвид имел в виду.

– Это Хейзл, моя жена, мэм.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, мэм. Присаживайтесь.

– Благодарю.

На мгновение воцарилось молчание, пока они садились. Затем Джо взглянул на Дэвида.

– Прежде чем отправиться на собрание в правление, я хотел бы поговорить с Дэном. – Затем он перевел взгляд на Хейзл и сказал: – Твой отец знает ситуацию лучше, чем кто-либо иной. У наших рабочих есть предложение, но я сомневаюсь, что оно будет приемлемо, так как они не являются членами профсоюзов, но в нем надо разобраться, поэтому я думаю собраться у вас дома и обсудить…

– О! – Хейзл махнула рукой в сторону Джо и, смеясь, проговорила: – Вечером в пятницу! А ты знаешь, что творится у нас в доме вечером в пятницу: это сбор кланов перед тем, как идти в клуб. – Затем она повернулась и взглянула в направлении Элен, разъясняя: – Знаете, мэм, нас одиннадцать, и лишь трое состоят в браке, включая меня, а двое других – мои женатые братья – всегда приезжают в пятницу вечером домой вместе с женами и детьми. Пять внуков и внучек, настоящий бедлам. Вы не сможете даже войти.

– Ну, я не такая уж крупная; уверена, сумею как-нибудь протиснуться, – сказала Элен.

Они смеялись, рассматривая тем временем сидящую леди в серой юбке намного выше колен, коротком пиджаке, плотно сидевшем на ней, как спортивная куртка на школьнице, и в красной без полей соломенной шляпе, низко надвинутой на брови и уши. Форма ее лица, казалось, преувеличивала высоту шляпы, так как оно само по себе было длинным; кожа лица была светлой, очень тонко подкрашенной у скул, но красные тона отсутствовали, поскольку это было не модно; нос был небольшим на фоне длинного лица и прямым, с тонкими ноздрями. Больше всего поражал рот: он был красивой формы, и когда она говорила, губы раздвигались, обнажая овал совершенно ровных белых зубов без изъянов.