Справедливость-это женщина

Внешний вид Элен соответствовал образу красивой двадцатидвухлетней молодой леди, казавшейся из-за цвета лица и тонкой фигуры намного моложе своих лет, но на деле она производила впечатление человека старше своего возраста, полностью контролировавшего себя, в общем – умудренной жизнью женщины. Взгляд, который она теперь бросала на мужа, можно было расценить как выражение интереса, но за ним скрывалось неподдельное изумление тем, как он обращался к своему шоферу-садовнику, когда произнес:

– Извини, Дэвид, что отрываю тебя от чая, но, если я оставлю леди у здания правления на какое-то время одну, эти бродяги сорвут с нее всю одежду.

Не меньше Элен была поражена и ответом шофера:

– Нормально Дж… сэр. Нет проблем, я отвезу ее домой в любой момент.

Этот человек опять хотел назвать его «Джо»! Ну и ну! Что будет дальше? Не переигрывай, сказал он. А этот дом, такой дом для шофера совершенно не по рангу. Он такого же размера, как дом, в котором живет… вынуждена жить ее кузина Кэтрин, а ведь она – титулованная леди. Мир перевернулся, во всяком случае эта его часть!

Она здесь уже почти неделю и за все это время не встретила ни одного достойного человека, из молодых или старых, и ни разу не разговаривала с умным человеком. Все, о чем могут говорить эти люди, так это о забастовке. Почему они обращают внимание на таких людей, как шахтеры? Это ей хотелось бы узнать. Они всегда доставляют одни неприятности, а теперь парализовали всю страну. Они варвары, невежественные, неотесанные варвары, а Джо явно доставляет удовольствие стремление втиснуть ее между ними.

Эта девушка говорит, что в ее семье одиннадцать человек! Вот почему, видимо, она ухватилась за шанс, чтобы уйти; и, разумеется, это дополнительный стимул, чтобы занимать такой дом, как этот, хотя, чтобы получить его, она пошла на риск общественного остракизма. Ей не нравится эта девушка. Она выглядит дешево, но, разумеется, так и должно было быть, раз она пошла на такой шаг, как выйти замуж за цветного.

Кроме того, она слишком свободная, слишком бойкая. Совсем как… Элла, или Джейн, как ее называли бы, если бы она настояла на своем, а она обязательно настоит на своем!

– Какая замечательная комната, правда? – Джо вернул ее на землю, и Элли сказала:

– О да, очаровательная. Она напоминает мне дом моей кузины. – Теперь она повернулась к Хейзл. – Моя кузина – леди Кэтрин Фаули; одно время она жила в Пелтон-Тауерс, но из-за ухудшения материального положения была вынуждена переехать в более скромный дом, и он очень похож на этот, но, – она улыбнулась Хейзл, – отнюдь не так прелестно обставлен.

– В этом нет моих заслуг, – ответила без улыбки Хейзл. – Это – дело рук самого… Я имею в виду хозяина, который поначалу все обставил.

– Понимаю.

– Ну что, идем? – Джо поднялся, как, впрочем, и Дэвид, и, когда Дэвид пошел надевать пальто, он сказал:

– Не пойдешь ли с нами, Хейзл? – Он повернулся, взглянул в направлении Элен и добавил: – Ты можешь амортизировать удар для мэм.

– Нет, с твоего позволения, я останусь; у меня много дел. К тому же я не думаю, что кто-то или что-то в состоянии смягчить впечатление от нашего дома по пятницам вечером; единожды увидев, такое не скоро забудешь. – И незамедлительно добавила: – Всего хорошего, мэм, спасибо за визит.

– Приятно было познакомиться. Всего хорошего.

Дэвид открыл дверь, и Элен вышла на узкую кирпичную террасу, но она быстро повернула голову, бросив взгляд на комнату и на Джо, который держал Хейзл за руку и нашептывал ей что-то, чего она не могла разобрать. Элен расслышала лишь его последние слова: «Значит, увидимся».

Когда она вновь повернулась и вышла на травяную аллею, она подумала, насколько нелепа была вся ситуация в этом доме.

Девушка, несомненно, была права: ничего не могло смягчить впечатление от семьи Иган в пятницу вечером. Элен стояла в дверях маленькой комнаты, переполненной мужчинами, женщинами, юношами и девушками и многочисленными детьми всех возрастов; однако, описывая мысленно сцену, она применила не слово «переполненная», а «кишащая».

– Приветствую, миссис Иган, – сказал Джо. – Как поживаете? Позвольте представить мою жену?

И маленькая, низкорослая пожилая женщина пробралась сквозь толпу родственников, вытирая о фартук руки, и сказала громким энергичным мужским голосом, который едва ли мог от нее исходить:

– О, какое удовольствие! Настоящее удовольствие! Как поживаете, мэм?

Элен взяла протянутую ей руку, заставив себя улыбнуться и сказать:

– Спасибо, прекрасно. А вы?

– Да что я! Скажите, можно ли чувствовать себя иначе, чем замотанной до смерти, с такой толпой вокруг? – Она отвела свою короткую пухлую руку в сторону, и, когда рука соприкоснулась с плечом одного из ее сыновей, он нарушил молчание, опустившееся на остальных членов семьи, и закричал:

– Осторожно, мама! Ниже шеи не бить, – что вызвало по всей комнате приглушенное лопотанье.

– Вот только послушайте их, мэм. Послушайте! Никакого уважения. Вот такой сегодня денек. Присаживайтесь, пожалуйста. – Теперь она смотрела на Джо.

– Нет, спасибо, миссис Иган. Мы… мы не останемся. Нам надо быть на собрании в правлении.

– Ах да, в правлении. – Коротышка уже кивала Джо. – Тогда вам нужен Дэн. Он ушел чуть больше получаса. Не мог дождаться, чтобы забраться на эту трибуну и выговориться до белого каления. Таков Дэн. Я ему говорила: меньше болтай языком, пусть поговорят кайла и лопаты, тогда нам будет лучше. Но здесь лучше не начинать, так как все они в одной лодке. – Она сделала резкое движение головой в сторону стоявшего у дальней двери мужчины и еще двух, сидящих за столом, на коленях у одного из которых был ребенок, и добавила: – Они все в ней. Но притом было бы немного глупо, не правда ли? Просить их соглашаться на меньшее. А что такое меньшее? Я, к примеру, ни разу не заглядывала в его кошелек с тех пор, как вышла за него замуж. Я получаю, сколько мне положено, и все. Сколько ребят, двое или десять, все равно – сумма одна. – Затем, взглянув прямо в лицо Элен, она сказала менее резким тоном: – Для вас, мэм, прибывшей из Лондона, все это может показаться странным. Верно? Мы люди грубые, это всем известно, но известно и то, что и у нас есть сердце. Одно можно о нас сказать – и не только в этом шахтерском поселке, но и в масштабе всей страны – мы верим тем, кто верит в нас! Верно, мистер Джо?

– Да, верно, миссис Иган, совершенно верно.

– Если вы считаете, что это так, то почему же вы не на нашей стороне, мистер Ремингтон? – тотчас же спросил у Джо один из стоявших у двери мужчин. Джо глубоко вздохнул и несколько секунд молчал под холодным взором молодого человека, прежде чем сказать:

– Теперь мы с вами знаем, что большинство моих рабочих – не члены профсоюза. Возможно, для этого есть все основания, может быть, им не нужно вести такую тяжелую борьбу, как вам, как всегда было и раньше. Но так или иначе, такая ситуация существует, и я этого хочу. И мой отец хотел этого. Мы верим в то, что людям необходимо предоставить самим решать, хотят ли они быть свободными или желают, чтобы их вели.

– Все это чепуха! Мы не овцы. Вопрос не в том, что тебя ведут, а в наращивании силы. Даже в проклятой Библии говорится: когда один или двое собираются во имя Мое… то имя нашей силы – это союз. Отдельно взятые люди – это ничто… ничто!

Трое других взрослых мужчин подхватили тему:

– Да, так и есть, ничто, ничто.

Затем мужчина, который казался старше всех их, но был самым маленьким, худым и низкорослым, сказал:

– Ваши люди, мистер Ремингтон, единственные в городе, продолжающие работать. И мы это не забудем. У нас хорошая память, некоторых из них ждут неприятности еще до окончания всего этого, я уверен. А кто во всем этом виноват?

– На вашем месте я не занимал бы такую позицию. – Голос Джо был теперь мрачным. – Вы поймете, что откусили больше, чем в состоянии прожевать. Я пришел сюда поговорить с вашим отцом, сказать ему, что Джордж Бейли хочет внести на митинге предложение от «моих овец», как вы их называете. Я очень сомневаюсь, что если бы ситуация изменилась и вы оказались на их местах, то стали бы рассматривать вопрос о еженедельном выделении в течение месяца однодневной платы на поддержку дела, за которое они борются. В качестве альтернативы они предлагают провести в течение недели символическую забастовку, чтобы продемонстрировать свою солидарность с вами. И я могу вам здесь сказать, что я категорически против последней меры!