Спящая царевна. Совершенно секретно

Потом он словил пару ударов по рёбрам. Ногами. А затем мир вдруг закрутился бешеной каруселью. Боль обложила сразу со всех сторон. Звуки то гасли, то появлялись. Лишь пронзительный долгий крик Делии преследовал неотступно. Безысходность в её голосе убивала быстрее ран и кровотечения.

Безумная круговерть замерла. И очень-очень медленно, сквозь туман небытия, стали проступать очертания мира: деревья, небо, крутой склон, где-то там наверху, люди…

И она… Там Делия! Она отчаянно вырывалась из цепкой лапы полковника, впившейся ей в плечо.

Андрей отчаянно хотел туда, к ней, всей душой рвался, но тело больше не подчинялось.

Только сейчас угасающим разумом сообразил, что произошло — похоже, этот урод столкнул его с тропы, и Беркут улетел кувырком под откос. Далеко вниз улетел.

— Андрей! — Делия заходилась в надсадном крике. — Пустите! Андрей! Нет, пожалуйста! Помогите ему, пожалуйста…

— Раньше надо было думать, милая, — холодно и безразлично оборвал её Страхов — в лесной тишине Андрей хорошо различал все его слова, хоть они и долетали, как сквозь туман. — Шагай вперёд! А вы двое… спуститесь и добейте! Потом догоните нас.

— Как это… добить? — долетел до слуха Андрея растерянный шёпот в ответ.

— Молча. В голову, — рявкнул Страхов. — Ты приказы старшего по званию собрался обсуждать? Приказ — ликвидировать преступника. Иди и выполняй!

— Не-е-е-ет! — Делия снова рыдала в голос. — Не надо! Я сделаю, всё что скажите! Пожалуйста, помогите ему!

— Ты и так сделаешь, — прозвучало в ответ.

Потом стенания и плач стали удаляться и стихать…

Зато Андрей различал тихие шорохи камней и травы — кто-то шёлк нему, несмело, медленно, неохотно…

Но шаги раздавались всё ближе.

Вот и конец всему! Он не смог спасти свою царевну. Обещал и не смог её уберечь. Деля, девочка любимая, чудо сказочное, теперь у этой мрази в руках. А он… ни черта он не смог! Зачем она ему только доверилась!

Сейчас, Беркут, пристрелят тебя, как покалеченного зверя, дабы не мучился. И всё, и всё, и всё…

Какой-то новый пугающий звук не дал захлебнуться в собственной боли и провалиться в беспамятство. Кто-то большой и грузный приближался с другой стороны, дышал тяжело и шумно. Совсем недавно Андрей уже слышал такие вздохи…

Чужие испуганные голоса очень близко:

— Твою ж, Васька, гляди! Опять медведь! Их тут сколько?

— Нам и одного хватит… Погоди…

— Эй, ты чего? С ума сошёл! А если не убьёшь? Он же нас тут… Валим скорее!

— Ага, а он за нами…

— Ему больше делать нечего. Он вон… на кровь пришёл… Точно говорю. Уходим скорее!

— А как же приказ?

— В жопу этого полковника и его приказы, — пробурчали уже издалека. — За нас сейчас медведь всё сделает. Шмальни в воздух! Подумают, что это мы парнишку пристрелили.

Где-то выше оглушительно громыхнуло уже в третьей раз за сегодня.

И почти в это же мгновение рядом раздался недовольный утробный рык, и шумное, горячее дыхание зверя коснулось холодной кожи Беркута.

Ужас мурашками пополз по всему телу. Андрей даже дышать перестал — захотелось немедленно потерять сознание или умереть сию секунду.

* * *

(Делия)

Лето 1970 г.

В тесной избушке с низким потолком было темно, холодно и тихо, как в могиле. Самое подходящее место для неё.

Делия отрешённо смотрела в пустую закопчённую стену, но не видела ничего.

Слёзы высохли. Боли она не чувствовала. Вообще больше ничего не чувствовала.

Даже вывернутые назад и стянутые жёсткой верёвкой руки уже почти не досаждали. Она не замечала, как занемело тело, как посинели запястья, просто помнила какой-то частицей ещё не погасшего сознания, что здесь, в очередном чужом зимовье, нашлась верёвка и стул с высокой спинкой, к которому её привязали, чтобы не сбежала. Но она уже и не пыталась.

Куда ей бежать? Зачем?

Мёртвые не бегают. А она мертва. Сегодня Страхов убил сразу двоих.

Андрея больше нет. Его больше нет… Её Андрея…

Тупая саднящая боль заворочалась в груди, напоминая о себе, сдавила сердце, будто и у неё там была открытая кровоточащая рана. Будто пули, настигшие его, срикошетили в неё.

Она проиграла Серому. Провалила всё. ВСЁ!

Её отправили спасти этот мир от гибели, но она оказалась слишком слаба. Не смогла. Дочь царя Белогорья не оправдала возложенных на неё надежд.

Но сейчас она и об этом не думала. Стыдно признаться, но даже это утратило значение. Всё теперь неважно. Душа медленно умирала от боли… Но вовсе не потому, что теперь всему миру грозила гибель.

Единственное, что осталось в мыслях, что оказалось самым важным, самым главным…

Андрей.

Она его погубила. Невольно, конечно. Но в его смерти виновата только она.

Ведь знала, с самого первого мига своего пробуждения знала, что связываться с ней для Андрея опасно. И даже хотела сначала идти одна, предупреждала его. Но слишком робко… Не смогла настоять на своём.

Она не хотела рисковать его жизнью, но не отказалась от его помощи. И вот итог. Он мёртв.

Она видела страшные раны, из которых хлестала кровь. Она слышала тот последний выстрел, который оборвал его жизнь.

Его больше нет… Самого родного, любимого, заботливого, самого лучшего на всём белом свете.

И она уже ничего не сможет с этим сделать, не сможет спасти, излечить, воскресить, не сможет исправить содеянное зло.

Сначала она молила богов о чуде… Что ей ещё оставалось делать, когда рухнуло всё в один миг? Совсем по-детски, наивно, просила о чуде — совершить невозможное, повернуть время вспять, возвратить его, отвести удар… Любое чудо — лишь бы он был жив! Но боги молчали…

Мир вдруг стал тих, нем и мёртв.

Может быть, дело в ней самой, в том, что вместо души у неё теперь чёрная дыра, пустота. Свет Ра, что живёт в каждом создании Творца, угас и не грел больше.

А, может быть, причина в том, что Страхов отобрал у неё мироключ. Буквально содрал с её пояса, грубо, не обращая внимания на её слабые попытки сопротивляться, и Делия ощутила, как болезненно лопнули, порвались ниточки, связывающие её с миром. Теперь она даже не могла позвать на помощь тех, на кого всегда могла надеяться. Она осталась совсем одна в этом чужом ей мире. В мире, который без него стал вдруг таким враждебным, пугающим и ненужным.