Среда обитания

– Не могу, Коля. Это уже не по моей части.

– То-то же, - удовлетворенно сказал Новицкий.
– Савин подтвердил, что этот иконостас спасли во время пожара в Селище, в соборе. Для нового собора он оказался мал, и его передали в Орлино. Ему цены нет, этому иконостасу. Ты что, действительно ничего об этом не знал? Или морочил мне голову?

– Не знал. Подумал только: чего же человеку рисковать жизнью, лезть в церковь через разрушенный купол ради не имеющих ценности икон? Логично?

– Логично, - согласился Новицкий.
– Иван Данилович собирается съездить в Орлино. Посмотреть. Как ты, не возражаешь?

– Я тут ни при чем. Пускай едет. Если иконы представляют большую ценность, так их в музей надо забрать.

– Ты что же, мне вчера не поверил?
– обиделся Николай Николаевич.
– Я тебе сразу сказал - семнадцатый век.

– Ты лучше скажи про фотографию, - попросил Корнилов.

– Я из-за нее ночь не спал.

– Совесть замучила?

– С какой еще стати? Не совесть, обида! Ведь всегда считал, что зрительная память у меня выдающаяся. Художник я или нет?! А тут... Когда ты мне его показал, я даже и не сомневался: лицо совсем незнакомое. А домой приехал, лег спать, а он у меня перед глазами, мертвый. И что-то уже мерещится знакомое. Ну, думаю, значит, видел когда-нибудь. Смерть ведь так человека изменяет! К утру вспомнил. Приходил этот человек ко мне в мастерскую, когда я "Волгу" купил. Спрашивал, не нужна ли Мне финская шипованная резина. И предложил, когда потребуется, помочь с профилактикой, с ремонтом. Адрес оставил. Продиктовать?

– Не надо, - сказал Корнилов.
– Когда твой Савин в Орлино съездит, ты меня с ним сведи, ладно? А адресок Барабанщикова ты, значит, записал? На всякий случай?
– не удержался и съязвил Игорь Васильевич.

Новицкий сердито засопел в трубку и сказал:

– Ладно, Василич, до завтра.

22

Вечером в кабинет к подполковнику пришли Белянчиков и Бугаев. В руках у Семена был пакет, перевязанный толстой белой бечевкой. Капитан молча положил его на большой стол, за которым проводились совещания, и стал развязывать.

– Хороший сюрприз мы там разыскали, - сказал Белянчиков. Корнилов почувствовал, что в кабинете противно запахло мокрой золой.

Подполковник подошел к Бугаеву и с интересом стал следить за тем, как Семен осторожно разворачивает какую-то полосатую выгоревшую ткань.

– Старый чехол от машины использовали, - сказал Юрий Евгеньевич.
– В сарае нашли.

Бугаев наконец развернул пакет, и Корнилов увидел раздавленный, полуобгорелый "дипломат". Такой же, как у Аристарха Антоновича, и три закопченные иконы в "дипломате".

– Просто двойник какой-то, - удивился подполковник.
– А старинного Евангелия нет?

– Нет, - ответил Бугаев.
– Зато вот здесь, - он осторожно отогнул оставшуюся целой часть крышки, - есть надпись...

На ткани четкими печатными буквами было выведено: "Платонов А. А. Зверинская улица, 33, 6".

– Так получилось...
– не выдержав молчания, развел руками Аристарх Антонович.
– Когда я пришел и увидел, что Олег повесил мои иконы на стенку, я разозлился. Тут и жуку ясно, что он присвоил! В отместку я взял его иконы. Три штуки... Подумал, что потом заплачу его родственникам. В мой "дипломат" шесть икон не влезли. И я стал искать, куда бы еще положить. Увидел такой же "дипломат"...

– И где же вы его увидели?
– поинтересовался Игорь Васильевич.

– Он был заперт в бюро.
– Платонов виновато улыбнулся. Первый раз с тех пор, как - Корнилов его увидел. Правда, и обстоятельства не располагали к улыбкам.
– А где лежат ключи, я знал.

"И еще знал, где ключи от бара", - подумал Игорь Васильевич, вспомнив рассказ Бугаева о том, как Аристарх Антонович пробавлялся коньячком.

– Это был "дипломат" Барабанщикова?

– Не думаю. Он всегда со спортивной сумкой таскался. "Адидас", знаете? Очень вместительная.
– Платонов подумал немного, пожал плечами. А может, и его?! Этот "дипломат" Барабанщиков мне доставал, и Озерову тоже...

– Какому Озерову?

– Филологу. Я вам называл его. Георгию Степановичу.

– А еще кому-нибудь из знакомых он доставал такие "дипломаты"?

– Если не врал, то мне и Озерову. Говорил, два последних у знакомого директора перекупил. Но мог и наврать. У него бывало. Чтоб лишнюю пятерку получить.

– И что же было дальше?
– спросил подполковник.

– Когда я выходил из дома, меня задержали...

– Куда же делся ваш "дипломат"?

– Понимаете...
– смутился Платонов.
– Я очень испугался, когда товарищи... меня... увидели... Темно, пустой дом. Я побежал, наткнулся на кого-то, упал с крыльца... Ну и...

– Говорите, говорите, - подбодрил подполковник.

– Совершенно машинально я сунул один "дипломат" под крыльцо. Там была дырка. Совершенно машинально...

"Недооценил я этого типа, - подумал Корнилов.
– На его месте не каждый сообразил бы так ловко отделаться от опасного груза".

– Почему же вы сунули под крыльцо свой чемоданчик?

– Я же говорю - машинально. Я даже не помнил, в каком из них лежали мои иконы, в каком - иконы Барабанщикова.

– Поразительное совпадение, - покачал головой Игорь Васильевич.
– Вы только в одном ошиблись, зачем же свои иконы в чужой "дипломат" засунули.

Платонов жалко улыбнулся.

– А что лежало в чужом "дипломате", когда вы взяли его из бюро?

– Какие-то старинные рукописи и эта книга...

– Евангелие?

– Ну да. Рукописи я выложил в бюро, а книгу оставил.

– Почему же выложили рукописи? Чтобы освободить место для икон?

– Чужие рукописи. Они ведь, наверное, на учете... А книга могла пригодиться.

– Аристарх Антонович, а билет на "Стрелу"? Он был в чемодане?

– Не знаю. В отделение для бумаг я не заглянул. Торопился.

– Как бы вы, Аристарх Антонович, облегчили себе участь, если все это рассказали сразу, - сказал Корнилов.
– И как бы сократили наш путь к истине.

23

"Ему слишком многое придется потерять", - подумал Корнилов, вышагивая по пустынному парку. Первые желтые листья, нападавшие за ночь, шуршали под ногами. Неяркое утреннее солнце чуть пригревало спину, легкие волны сизого дыма расползались по аллеям - где-то рядом, за кустами, жгли костер.

– Слишком многое... Если дом поджег Озеров, то он будет отбиваться до последнего. Голыми руками его не возьмешь!

Когда Корнилова мучил какой-нибудь нерешенный вопрос, он любил вот так пройтись один, вдали от людей, от уличной сутолоки. Любил, если позволяло время, сесть на электричку и выехать за город. Не очень далеко в Лисий Нос, в Александровку, и пройтись по лесу. Но долгого одиночества он не выдерживал. Ему нужен был собеседник, скорее даже слушатель, на котором он проверял бы свои суждения. С годами научившись разбираться в своем характере, подполковник с сожалением замечал за собой такое непостоянство, но избавиться от него не мог.