Среди чудес и кошмаров
Шрифт:
– Но как же ее покровитель?
– О, ее покровитель был доволен. Он получил должность, которую добивался, – Атали усмехнулась. – Говорят, король и Дагней все еще состоят в переписке. Он интересуется ее мнению по толкованию философских трудов.
– Впечатляет, – сказала я.
– Поэтому тебе следует думать. Очень много думать, Мальта. И тогда можно достигнуть головокружительных высот. Но смотри…
Мы пристроились в длинный ряд других экипажей. Впереди в магических огнях сиял небольшой дворец. Он был нежно розового цвета и напоминал о блестящей сладкой карамели. На плоской
– Видишь ту скульптуру в центре?
Я присмотрелась. Как же хотелось избавится от надоедливой завесы перед глазами, но Атали хлопнула меня по руке.
– Смотри так.
В центре стояла обнаженная девушка, прикрытая тонкой тканью, подчеркивающей каждый изгиб ее совершенного гладкого тела. Она опиралась на золотое копье. Другие фигуры в скульптурной группе как будто восхищались ее красотой.
– Все знают, что это сама Дагней. Скульптор творил, глядя на нее.
Я покраснела.
– Как неприлично. Она же совершенно голая.
– Да, такова Дагней. Не только примерила на себя образ охотницы-девственницы, но еще и показала себя всему городу, – Атали хихикнула.
Очередной экипаж подъехал ко входу, и из него выпорхнула нарядная девушка и почтенного вида тролль, скорее всего маг. Они вошли на высокое крыльцо и исчезли за резными золотыми дверями. Экипаж отъехал, и его место занял следующий. Сцена повторилась.
Мы двинулись чуть вперед. Скоро придет и наша очередь с Атали.
Я заметила, что чуть поодаль от розового дворца толпились довольно просто одетые тролли. Подступить ближе им не давал красный канат, натянутый между двух столбов. И строгого вида привратник. Тролли были довольно просто одеты.
– А это кто? Не похожи на гостей.
– Верно. Это зеваки. Пришли увидеть все это великолепие своими глазами. Потом, конечно, по городу будут расклеены листки, где будет упомянуто, кто был, в каких одеждах были красавицы. Если разразится скандал, то о нем быстро узнают.
– Значит, простые люди, то есть тролли, следят за жизнью наложниц?
– Еще бы! Ты не представляешь, какая борьба разворачивается зимой, когда определяют самых дорогих красавиц. У публики есть свои любимицы. Быть может, тебе тоже выпадет возможность устроить прием. Но не сразу.
– Просто мне показалось, что ключнице в доме Йотуна не очень-то нравятся такие… – я подумала, подбирая слова, – … к-красавицы.
– Отношение двойственное. Любовь и ненависть идут рука об руку. Пугающе близко, – Атали улыбнулась.
Я поразилась, что она добра ко мне.
Наконец-то наш экипаж добрался до цели. Мне подал руку тролль-слуга, и я смогла выйти, элегантно поддерживая платье. Атали следовала за мной. Мы прошли золотые двери и оказались в самом роскошном дворце из когда либо виденных мной.
Возможно, все это было из-за того, что он был сравнительно небольшого размера, а значит, богатство, размещенное на меньшей площади, приобрело небывалую густоту. От хрусталя было больно глазам, мебель, инкрустированная перламутром, стояла на паркете из ценнейших пород дерева, который переходил в какой-то невероятный камень с розовыми и зелеными прожилками на блестящем белом фоне. Взгляд то и дело натыкался на вазы с пирамидами фруктов и цветов.
И во всем этом великолепии скользили тролльчанки. Тут-то я поняла, что имела в виду Атали, говоря о скромности.– Дорогая Атали!
К нам спешила тролльчанка в платье из птичьих перьев. Я боялась представить, сколько птиц понадобилось, чтобы изготовить такое.
Ее грудь закрывало такое массивное ожерелье, что удивительно, как наложница сохраняла вертикальное положение, ее должно было согнуть параллельно земле. А еще в глаза бросалось сходство со статуей.
– Дорогая Дагней!
Атали подтвердила мою догадку, поздоровавшись с хозяйкой дома.
– А это Мальта.
Она смерила меня оценивающим взглядом, который задержался на ожерелье.
– А, да, маленькая человечка. Ну, здравствуй, добро пожаловать. Твой покровитель пока не пришел, осмотрись тут.
Я прошла внутрь дома и смешалось с пестрой толпой.
Тролли и тролльчанки прогуливались, сбивались в группки или разбивались на парочки и беседовали. Я с интересом следила за собравшимися. В свете магических светильников и пламени настоящих свечей сверкали их украшения из золота и драгоценных камней. Окна были широко распахнуты в теплый вечер. В курильницах жгли ароматные травы, и этот пьянящий запах смешивался с ароматом духов и вин.
Порой я ловила на себе заинтересованные взгляды. Они тоже наблюдали и выжидали…
Первым ко мне подошел тролль с фиолетовыми волосами, одетый в бордовое.
– А, человек, – сказал он на людском, сильно растягивая звуки. – Вот так диковинка. Как полевой цветок среди пышных роз.
Он улыбнулся и тут же спросил:
– Как тебе понравился город?
– Он красив.
Тролль наклонился ко мне и прошептал:
– И что ты обо все этом думаешь? Сколько тщеславия, столько впустую потраченных средств. А ведь идет война… да… с вами… Разве верховный маг позволяет своим любовницам такое расточительство?
– Извините, – прошептала я и поспешила сбежать от него.
Я встала у стены, когда почувствовала, что…
* * *
В комнате горели свечи. Окна были занавешены тяжелой черной тканью. Собравшиеся были в темных траурных одеждах. Некоторые плакали.
– Как же так, как же так… Наша девочка. Она только вернулась, – мать Ингар была бледна и то и дело прикладывала платок к глазам. – А теперь мы ее потеряли. Навсегда.
Отец Ингар разом постарел. Он молчал. Только обнимал жену.
Слуги стояли по стенам. Была здесь и служанка, у которой Ингар пила кровь. Как же ее зовут. Не Катерина.
Она с опаской косилась на мертвячку, одетую в красивое черное бархатное платье, лиф которого был расшит мелким жемчугом. Белоснежный пышный воротник плотно обхватывал шею и топорщился волнами.
Глаза мертвячки то и дело вспыхивали красным, если бы она была человеком, то я бы сказала, что она пребывает в радостном предвкушении.
Значит, Ингар все-таки умерла.
Я испытала печаль, к которой примешивалось сожаление от неподтвержденной догадки. Йотун был прав, нельзя слишком сильно увлекаться какой-то своей догадкой и видеть только то, что хочется, находя в каждой детали подтверждение своей правоты.