Сталин и заговор генералов

Уже 6 сентября 1923 г. на заседании Политбюро ЦК обсуждался вопрос о карельской бригаде, о территориальных дивизиях, которые необходимо было развернуть ввиду предстоящих военных событий^{780 781}. Видимо, речь шла и о 2-й стрелковой дивизии Западного фронта. Вновь к этим же вопросам обращались на Пленуме ЦК 24 сентября и на заседании Политбюро ЦК 27 сентября⁷⁸². В связи с этими намерениями в сентябре —ноябре 1923 г. на Западный фронт перебрасывались вновь сформированный 16-й стрелковый корпус под командованием И.Блажевича из Приволжского военного округа и 6-я кавалерийская дивизия

О.Городовикова из состава расформированной 1-й Конной армии. «Большой кавалерийский «кулак» (очевидно, 7-я кавалерийская дивизия Г.Гая и 4-я кавалерийская бригада) концентрировался на том участке советско-польской границы, где Советский Союз тонкой полоской польской территории отделяется от Литвы и, следовательно, от Восточной Пруссии. Примечательны в этом плане и соображения, высказанные на заседании Политбюро ЦК 21 августа 1923 г. Сталиным. «Надо усилить нашу силу в лимитрофных государствах, — предлагал он. — Надо собрать и бросить туда коммунистов этих национальностей. Для нас очень важен и нужен общий кусочек границы с Германией. Нужно постараться сорвать одно из буржуазных лимитрофных государств и создать коридор к Германии. К моменту революции это нужно подготовить»^{783 784}. В контексте этих соображений можно рассматривать и предпочтения, отданные кандидатурам на должность помощника командующего Западным фронтом литовца И.Уборевича и на должность начальника штаба фронта эстонца А.Кука. На заседании Политбюро ЦК 1 ноября 1923 г. Л.Троцкий предложил схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов на случай военных мероприятий⁰. Очевидно, в рамках этой схемы уже проговаривался вопрос о замене М.Тухачевского в должности командующего Западным фронтом И.Уборевичем, спустя десять дней назначенным помощником командующего Западным фронтом. По свидетельству Г.Беседовского, в силу его должностных возможностей прекрасно ориентировавшегося в этих обстоятельствах, «в Москве было твердо решено, что добровольно или силой, но Польша должна будет уступить... Для того чтобы польское правительство оказалось более податливым, решено было действовать двумя способами — кнутом и пряником. Вопрос о прянике еще не был окончательно решен, что касается кнута, то, помимо придвинутых к границе корпусов Красной Армии, было отдано распоряжение Польской коммунистической партии усилить деятельность, а военно-диверсионная организация получила приказ расширить работу»¹.

Учитывая все вышесказанное о военно-политической линии, принятой Политбюро ЦК в отношении Польши ввиду грядущего «германского Октября», можно считать, что советское политическое руководство стремилось избежать войны с Польшей, ограничив советское вооруженное вмешательство в германские дела «мирной» проводкой нескольких воинских частей и соединений через польскую территорию (при официальном или неофициальном согласии ее правительства). Либо предпринять попытку установить «коридор» в Германию силой, «явочным порядком» по территории одного из лимитрофных государств (это могла быть, скорее всего, Литва). В обстановке надвигавшейся германской революции в целях предотвращения войны между СССР и Польшей, «в связи с необходимостью разрешить вопрос о транзите через Польшу в Германию польско-советские отношения приобрели специальное значение»^{785 786 787}.

Предложения Г.Чичерина, М.Литвинова и В.Копна по вопросам советско-польских отношений в обстановке назревающей «германской революции» обсуждались на заседаниях 3, 11 и 18 октября 1923 г/ На основании принятых решений специальный советский представитель В.Копп, во второй половине октября 1923 г. отправившийся на переговоры с поляками, пытался уговорить польское правительство «предоставить свободный транзит по польским железным дорогам из Советской России в Германию»¹. Польскому руководству намекали и на то, что «возможен проход нескольких советских кавалерийских бригад в Германию через узкую полосу так называемого Виленского коридора, но что это отнюдь не явится враждебным по отношению к Польше актом»^{788 789}. Г.Беседовский пояснял, что с советской стороны было оговорено: «Убытки населению будут немедленно покрыты, а вся операция продлится не дольше трех дней. Формально поход будет самочинным актом, и ни советское, ни польское правительства не будут нести за него никакой ответственности»⁷⁹⁰. В обмен на согласие польской стороне обещали «свободу рук» в Восточной Пруссии. Иными словами, готовы были согласиться на оккупацию Восточной Пруссии польскими войсками⁷⁹¹. Как отмечалось выше, выступая на заседании Политбюро ЦК 21 августа 1923 г., К.Радек сказал, ссылаясь на Кнолля, «что единственная реальная политическая цель Польши — присоединение Восточной Пруссии»⁷⁹². Но, несмотря на предпринятые усилия, миссия В.Коппа не увенчалась успехом. Вернувшись из Польши, уже 10 ноября 1923 г. Копп докладывал о результатах своей поездки на заседании Политбюро ЦК⁷⁹³. Ставился вопрос о том, где целесообразнее использовать Тухачевского: на Западном фронте против Польши или в Германии, на «Западном фронте» против Франции.

Во всяком случае, представляется возможным, что могла иметь место предумышленная «утечка информации» об «организации Тухачевского» и националистически-антисемитских настроениях в комсоставе Красной Армии (в частности, и соответствующие «откровения» И.Вацетиса В.Колоссовскому) и в «группе Тухачевского». И рассчитана она была на «национал-социалистские» настроения и политические группировки в Германии. Ранний национал-социализм характеризовало гораздо большее соответствие между его действительным политическим содержанием и названием самой партии. Тогда, в 1923 г., в лозунгах этого движения доминировали идеи революции, нацио-налыюго социализма, антикапитализма и войны против Франции.

...Об участии Тухачевского в подготовке «немецкого Октября» 1923 г. существует много слухов. В своей книге «Дело Тухачевского» В.Александров со ссылкой на Э. Волленберга¹ писал по этому поводу: «Тухачевский многократно бывал в Германии с официальными миссиями до прихода нацистов к власти. В 1923 г., в частности, он был в «специальной группе», составленной из 6 членов под руководством Пятакова, которая должна была в случае победы революции в Германии взять на себя командование германской Красной Армией. Эта группа расположилась на Унтер ден Линден, 7, в меблированных комнатах посольства СССР. В конце ноября 1923 г., когда стало очевидным, что немецкая революция провалилась, Пятаков и пять потенциальных инструкторов германской Красной Армии покинули Берлин, Тухачевский остался там и был представлен советским послом Крестинским как «агент'для связи» между верховным командованием Красной Армии (Реввоенсоветом) при рейхсвере, уполномоченный подготовить советско-германские военные соглашения. Однако Тухачевский не нашел взаимопонимания с Крестинским и к концу второго месяца (пребывания) потребовал своего отзыва в Советский Союз»^{794 795}.

Действительно, постановлением Политбюро ЦК РКП (б) от 4 октября 1923 г. начало «немецкого Октября» было определено на 9 ноября указанного года, а для подготовки и руководства восстанием в Германию направлялась группа в составе Г. Пятакова, К.Радека, Я.Рудзутака и В.Куйбышева¹. Позднее вместо двух последних в состав группы были включены В.Шмидт и Н.Крестинский. Таким образом, в нее, во всяком случае офици- / ально, не был включен М.Тухачевский. Эта группа выехала в Германию 19—20 октября. К.Радек, как главный знаток германских дел и фактический руководитель группы и будущего восстания, утверждал, что прибыл в Берлин 22 октября^{796 797}. Тухачевского вместе с ним и в составе группы не было. В это время, согласно штабным приказам фронта, с 15 октября по 2 ноября 1923 г. Тухачевский в сопровождении своих адъютантов А.Виноградова и М.Михайлова-Морозова находился в полевой поездке по фронту⁷⁹⁸, которую ему пришлось прервать по требованию ЦКК, и 28 октября срочно выехал в Москву на заседание Партколлегии ЦКК⁷⁹⁹. Тем не менее в Москве, как вспоминал Г.Бесе-довский, «намечались будущие члены правительства Советской Германии. Из числа русских советских деятелей отбиралась крепкая группа, которая должна была служить ядром будущего германского совнаркома. Эта группа состояла из самых разнообразных работников. Здесь были хозяйственники, как Пятаков и Ларин; военные в лице Уншлихта, Берзина и Тухачевского»⁸⁰⁰.

Известно, что И.Уншлихт, «вчерашний» 1-й заместитель председателя ОГПУ, являлся куратором советской военной разведки. Под его руководством в Берлине и других городах Германии действовали сотрудники советской военной разведки. В частности, в Берлине это были А.Сташевский, Б.Бортновский,

В.Скоблевский-Горев (В.Розе), С.Пупко-Фирин, С.Жбиков-ский. Они выполняли функции по организации воинских подразделений и частей КПГ, так называемых «красных сотен» и

органов будущей «госбезопасности» — «германской ЧК». В частности: С.Жбиковский под псевдонимом «Алоис» являлся руководителем военного аппарата КПГ; С.Пупко-Фирин руководил подготовкой вооруженного восстания; В.Скоблевский-Горев (В.Розе) организовывал «германскую ЧК». Военным специалистом КПГ являлся бывший капитан Генштаба австро-венгерской армии О.Штейнбрюкк. Б.Бортновский, возглавляя Берлинский разведывательный центр (резидентуру в Берлине), координировал деятельность всех указанных лиц и непосредственно курировал агентурную работу в среде русской военной эмиграции в Берлине. Я.Берзин в это время уже был заместителем начальника разведывательного управления Штаба РККА и в силу своего должностного положения непосредственно должен был руководить всеми своими подчиненными, всей работой по организации «германской Красной Армии».

Ранее упоминавшийся В.Орлов, весьма хорошо осведомленный о российских делах и событиях накануне «немецкого Октября» в Германии, вспоминал, что летом 1923 г. «в Берлин прибыл Вацетис. Он был одним из высших командиров Красной Армии и известным специалистом по Гражданской войне в России. Туда же под фамилией Полянин приехал Тухачевский, молодой человек крупного телосложения, с непроницаемым выражением лица и крючковатым носом, очаровавшим всю Фрид-рихштрассе своими размерами»¹. О пребывании Вацетиса в Берлине, как отмечалось выше, сообщал в своем дневнике А. фон Лампе^{801 802 803}. Это подтверждается официальными сведениями’¹.

«Небольшого роста, коренастый и плотно сколоченный... с лицом римского гладиатора и всепонимающим взглядом Сократа» — такое впечатление производила на окружающих внешность И.Вацетиса⁸⁰⁴. Иоаким Иоакимович Вацетис, или правильнее, Вациетис (1873—1938), из латышских крестьяи-батраков вышел в офицеры, окончил Академию Генерального штаба, завершив свое участие в 1-й мировой войне полковником, командиром 5-го Земгальского полка латышских стрелков. В сентябре

1918 г. стал главкомом Вооруженных сил Советской республики. Он, спасший советскую власть и большевистское правительство в июле 1918 г., беспощадно и решительно, «по-наполеоновски» пушками разметавший мятежные отряды левых эсеров, вместе с Троцким создававший регулярную Красную Армию и организовавший первые ее победы, в июле 1919 г. был отстранен и вскоре арестован как участник «заговора в Полевом штабе РВСР». И, хотя подозрения не подтвердились, боевая карьера честолюбивого главкома-латыша на этом завершилась. Он оставался в рядах Красной Армии «за прежние выдающиеся заслуги» и, видимо, не ожидал нового своего взлета в 1923 г.

«Когда я в чине полковника преподавал тактику в Академии Генерального штаба, — вспоминат генерат М.Бонч-Бруевич, — поручик Вацетис был только слушателем, и притом матоуспе-вавшим»¹. Оценка генерат весьма субъективная, хотя бы потому, что отношения его с главкомом были неприязненными. В Бонч-Бруевиче, несомненно, говорило и оскорбленное чувство гене раза, конъюнктурно обойденного его вчерашним учеником «выскочкой», протежируемым Троцким.

Сравнивая своего protegee со сменившим его новым главкомом, тоже бывшим полковником, С.Каменевым, Л.Троцкий считал, что «Вацетис был упрямее, своенравнее и поддавался, несомненно, влиянию враждебных революции элементов»^{805 806}. Троцкий отмена] «вспыльчивость и капризность» главкома⁸⁰⁷. «Вацетис был предприимчив, активен и находчив... В противоположность другим военным академикам, он не терялся в революционном хаосе, а жизнерадостно барахтатся в нем, пуская пузыри, призыва!, поощрял и отдавал приказы, даже когда не было надежды на их выполнение. В то время как прочие «спецы» больше всего боялись переступить черту своих прав, Вацетис, наоборот, в минуты вдохновения издавал декреты, забывая о существовании Совнаркома и ВЦИКа. Через год, примерно, Вацетиса обвинили в сомнительных замыслах и связях, так что пришлось его сместить. Но ничего серьезного за этими обвинениями не крылось. Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумя-тремя офицерами»¹.