Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
посредство скрывать действительные или мнимые слабые стороны в работе разных аппаратов, в
особенности военного. В этот момент Рабоче-крестьянская инспекция сделала себя в конце
концов ненавистной всем и подорвала к себе последнюю тень доверия и уважения.
В военной работе было две стороны: подобрать нужных работников, расставить их,
установить надзор, извлечь подозрительных, нажать, еще раз нажать, покарать — вся эта работа
аппаратного характера была Сталину как нельзя более по плечу, и он справлялся с ней отлично,
поскольку
другая сторона: воодушевить солдат и командиров, пробудить в них их лучшие стороны,
внушить им доверие к руководству, — на это Сталин был совершенно не способен. Он был
совершенно лишен общения с массой. Нельзя, например, представить его себе выступающим
под открытым небом перед полком: для этого у него не было никаких данных. Замечательно,
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
290
что он, видимо, не пробовал обращаться к солдатам и с письменным словом: по крайней мере
ни одна из таких статей, приказов, воззваний не произведена. Его влияния на фронте было
велико, но оно оставалось безличным, бюрократическим и полицейским.
Фронт, несомненно, тянул его к себе. Военный аппарат есть наиболее абсолютный из всех
аппаратов. Сидя в штабе, можно было назначать, перемещать, смещать, приказывать,
заставлять, миловать и, главное, карать. Потребность во властвовании находила здесь наиболее
полное выражение. На возражения и аргументы здесь можно было отвечать безапелляционным
приказом. Неспособность непосредственного личного воздействия на массы давала себя знать
здесь гораздо менее, чем в событиях революции. В армии массы обезличены и крепко захвачены
тисками аппарата: ими можно командовать незримо и независимо от их воли.
Но если фронт привлекал к себе Сталина, то он и отталкивал его. Военный аппарат
обеспечивал возможность повелевать; но Сталин не стоял во главе этого аппарата. Сперва он
возглавлял лишь одну из двадцати армий; потом стоял во главе одного из пяти или шести
фронтов, причем и тут власть ему приходилось делить с командующим и одним или двумя
членами Революционного Военного Совета армии или фронта. Уже это разделение власти с
другими было невыносимо. Еще труднее было переносить зависимость от высшего
командования, которое имело по отношению к Сталину те же права, какие он сам — по
отношению к подчиненным ему командирам и комиссарам.
Работа Сталина на фронте насквозь пронизана этим противоречием. Он устанавливает
суровую дисциплину, твердо держит руку на всех рычагах, не терпит ослушания. В то же время,
будучи во главе армии, он систематически побуждал не только к нарушению приказов фронта,
но и к полному игнорированию фронтового командования. Стоя во главе Южного или
Юго-Западного фронта, он нарушал приказы главного командования.
Конфликты
между низшими и высшими инстанциями заложены, так сказать, в природевещей: армия почти всегда недовольна фронтом, фронт почти всегда будирует против ставки,
особенно если дела идут не очень благополучно. Что характеризовало Сталина, это то, что он
систематически эксплуатировал эти трения и доводил их до острых конфликтов. Пользуясь
своим званием члена грозного большевистского ЦК и своей перепиской с Лениным по прямому
проводу, он внушил своим сотрудникам пренебрежительное отношение к вышестоящему
командованию. Никогда Ворошилов не решился бы игнорировать распоряжения свыше; другое
дело, когда рядом с ним стоял член ЦК, который подбивал его на беззаконие и прикрывал его
своим авторитетом. Никогда Егоров, полковник царской армии, не осмелился бы нарушить
прямой приказ ставки; прикрытый Сталиным, он с полной готовностью погнался за запретными
лаврами, какие сулил захват Львова. Втягивая своих сотрудников в рискованные конфликты,
Сталин тесно сплачивал их и ставил в зависимость от себя. Таким путем он достигал
ближайшей цели: единоличного господства в армии или на фронте, и подрывал авторитет
вышестоящих, в которых он безраздельно видел противников. Соображения об авторитете
правительства или командования в целом никогда не останавливали его, раз дело шло о борьбе
за его личное положение.
В царские времена законная иерархия командования нарушалась походя великими
князьями, которые были одной из язв военного аппарата. Полушутя я говорил Ленину: как бы
нам не нажить беды от наших «великих князей», т. е. членов ЦК. Но с другой стороны,
обходиться без них было бы совершенно невозможно. Формально член ЦК имел в армии только
ту власть, какая принадлежала ему по должности. Но наряду с писаной существовала неписаная
субординация. Каждый член ЦК в армии неизбежно давил на других своим политическим
званием; Сталин систематически и сознательно злоупотреблял им. Трудно сказать, многое ли он
выигрывал этим.
Дважды его снимали с фронта по прямому постановлению ЦК. Но при новом повороте
событий отправляли снова. Авторитета в армии он не приобрел. Сверху возмущались
нарушением дисциплины, снизу — грубостью нажима; соседи по фронту опасались связываться
с ним. Однако те военные сотрудники, которых он подчинил себе, втянув их в борьбу с центром,
остались в дальнейшем тесно связаны с ним. Царицынская группа — Ворошилов, Минин,
Рухимович, Щаденко — стала ядром сталинской фракции. В те годы она не играла, правда,
никакой политической роли. Но позже, когда подул попутный исторический ветер, царицынцы
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
291
помогали Сталину устанавливать паруса.