Сталин. Большая книга о нем

Николаевичем Туполевым. Все они затем помогали Жуковскому в становлении Центрального

аэродинамического института, открытого, кстати, по решению Ульянова.

Собственно работы по воздушным — в частности, вертолетным — винтам занимают

особое место в трудах самого Николая Егоровича Жуковского. Эти материалы и послужили

базой для дальнейшего развития советскими учеными теории несущего винта вертолета.

По воспоминаниям Туполева, после успешного строительства самой большой в мире

аэродинамической трубы именно Черемухину «поручается руководство работами ЦАГИ по

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

382

винтовым аппаратам (геликоптерам и автожирам)… В результате ряда

опытно-исследовательских работ под непосредственным техническим руководством

Черемухина был создан первый советский геликоптер».

Черемухин не только проектирует и строит геликоптер, но и испытывает этот совершенно

неизвестный аппарат в полете, причем во время испытаний побит ряд мировых рекордов. В

ходе дальнейших полетов Черемухин 14-го августа 1932 года на вертолете 1-ЭА достиг высоты

шестьсот пять метров. Результат Черемухина намного выше официально зарегистрированного

мирового рекорда высоты полета французского вертолета Бреге-Доран (сто восемьдесят

метров), установленного спустя четыре года. Нельзя не подчеркнуть: и первый американский

вертолет Сикорского поднялся в воздух только в сороковом году.

Александр Пономарев в книге «Советские авиационные конструкторы» уточняет: до

Черемухина мировой рекорд высоты для вертолета составлял всего восемнадцать метров. Полет

Черемухина продолжался двенадцать минут, аппарат вел себя неустойчиво, а летчик чудом не

погиб, но спас машину благодаря самообладанию. В этом полете мировой рекорд высоты для

вертолетов был превышен в тридцать три с половиной раза.

Испытания запечатлены на пленку и показаны Джугашвили. Тот молча прохаживался с

неизменной трубкой минут пятнадцать, а потом изрек: «Мы не должны это развивать, поскольку

и экономически и технически сейчас этого не осилим. Но в случае утечки технологии, если что

выйдет наружу, наши противники подхватят разработку и раньше нас сделают это».

Антисталинисты непременно завопят: талантливого изобретателя зажали (он в самом

деле сидел потом некоторое время в той же шарашке, что и Туполев с Чижевским), а

изобретение положили под сукно, то есть засекретили. Но мы теперь понимаем дальновидность

решения. Руководитель страны профессионально подошел к вопросу (как и вообще к

проблемам государственного строительства), поскольку понимал, какими ресурсами

располагает Советский Союз, потянет страна или нет, есть или нет опасность усиления

потенциального противника. Поэтому не стоит сожалеть, что в свое время не удалось

опубликовать и обнародовать данные рекорда.

После войны Джугашвили выделил на вертолетостроение огромные средства, а

Черемухин стал лауреатом двух сталинских премий. В одном только 1946 году председатель

совета министров Джугашвили подписал более полусотни важнейших документов,

определивших на годы вперед развитие отечественной техники. Причем не только авиационной.

Огромные ресурсы были брошены также и на ядерный проект, и на ракетостроение. Огненный

щит, созданный тогда, прикрывает нас и по сей день. Но им занялись только тогда, когда наша

наука и техника уже могла решить столь сложные задачи.

Конечно, договор о ненападении вовсе не гарантировал безопасность страны на многие

годы вперед — иначе не понадобилась бы сама предвоенная гонка конструкторов и

производителей оружия. Но все же почти два года отсрочки он нам дал. И мы воспользовались

ими сполна.

Правда, СССР в целом и Джугашвили в частности все же излишне надеялись на договор.

От немцев ожидали по меньшей мере каких-то дипломатических шагов: раз договор с Польшей

они расторгли за полгода — значит, и для нас будет какое-то раннее предупреждение. Здесь

советского руководителя подвело линейное мышление в первую очередь потому, что

Джугашвили вообще относился к договорам очень серьезно. Например, когда после Второй

мировой англичане поддержали греческих коллаборационистов и открытой вооруженной силой

задавили греческих коммунистов, СССР не только не вмешался сам, но и не позволил соседней

Югославии оказать помощь. Хотя и было изрядное искушение вмешаться на стороне идейно

близких, исторически прогрессивных и политически верно действующих. Но искусство

стратегии в немалой степени включает способность не поддаваться соблазнам. Если бы в

1979-м высшее советское руководство отказалось от соблазна ответить на призыв тогдашних

афганских правителей о помощи — вся мировая история пошла бы по иному (и во многом более

полезному, в том числе и для нас) пути. Вот и Джугашвили тогда воздержался от конфликта. Раз

уж в Ялте договорились (пусть и неформально) о разделе сфер влияния, причем Греция

оказалась за пределами нашей зоны, — остается лишь надеяться на то, что стратегические

оппоненты отнесутся к договору столь же серьезно. Увы, надежда не оправдалась — но не по

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

383

нашей вине, тем не менее неизбежность немецкого нападения была очевидна. Слишком уж

велики были проблемы самой Германии, слишком мала была вероятность их решения без удара

по нашей стране.

С нелегкой руки все того же Хрущева существует множество публикаций о том, что

Джугашвили не воспринимал сообщения разведки о приближающемся начале войны. Между

тем подлинная картина тогдашних событий столь сложна, что все сообщения разведки