Станцуй со мной танго

Глава охраны рассмеялся. Скворцов еще раз взглянул на часы и завел машину.

– Я когда встречался в Шанхае с партнером по бизнесу, спросил его, почему он никогда не представляется настоящим именем. Мне ответили, что с этим все просто. На каком языке китаец говорит, такой псевдоним и носит. Наш партнер, например, свободно владеет и английским, и русским, поэтому в письмах к нам подписывается как Женя, а американцам представляется как Брайан. Имена им помогают выбирать еще в школе. Преподаватели выписывают на доске, а ученики разбирают как горячие пирожки.

– Вот же!

– Тут в принципе задействованы тонкие струны психологии. Кому ты будешь больше доверять: Ларисе или Ли Сиао Куй?

– Понятно. Он же Гога, он же Юра, он же Ли Си Цын.

– Ладно, Петр Иванович, - улыбнулся Скворцов.
– Мне пора. Я на милонгу опаздываю.

– На связи.

***

– Все, девы, вы продолжайте развлекаться, а мне нужно готовиться, - Виолетта встала из-за стола их маленькой кофейни при клубе: всего-то дюжина посадочных мест, кофе-машина и микроволновка. – Мой выход первый.

– Я тоже пойду, – Глаша вытянула ноги и поправила колготки. – Набегалась сегодня по магазинам…

– Ты дурная, - Лора развернула очередную ириску, незаметно подсунув фантик Глафире. – Накупила шмотья перед поездкой за границу. Там надо отовариваться.

– Я ни по-китайски, ни по-английски ни бум-бум. Не хочу в магазинах, как глухонемая, пальцем тыкать. Шопинг и здесь хорош, а на юге лучше на горячем песочке лежать, чем по магазинам бегать. Хоть отогреюсь после наших дождей.

– Ой, мои любимые! – в комнату залетела Инна и схватила со стола батончик. – А ты, Глашка, здорова сладкое лопать! – воскликнула она, показывая на гору фантиков. – Потом жалуешься, что попа через чур круглая.

Глафира захлопала ресницами, с удивлением взирая на обертки от конфет. Лорка, поймав суровый взгляд обернувшейся у двери Виолетты, засуетилась и, чтобы увести разговор в сторону, выдернула у Инны из-под мышки яркую картонную папку.

– А это что такое?

– Фотографии, - откусывая шоколадку, ответила помощница Виолетты. Быстро прожевала и пояснила: - Коллаж будем делать, скоро у клуба юбилей.

Лора раскрыла папку, Глаша не утерпела, пододвинула стул ближе и вытянула шею. На больших снимках были запечатлены как постоянные обитательницы клуба, так и новички, только осваивающие пилонные танцы.

– Подожди! – вдруг сказала Глаша и протянула руку к той фотографии, которую Лариса уже отложила в сторону. – А она здесь как оказалась?

– Кто-кто? – Инна встала за спинами подруг и, обняв их за плечи, тоже склонилась над снимком, где в коротком топе и черных шортах за пилон держалась невероятно фотогеничная девушка. – А, новенькая. Ольга. Абонемент купила, а сама всего-то раза три приходила на занятия. Потом позвонила, сказала, что с мужем уезжает на море. Очень красивая деваха, взгляд не оторвать. Мы ее по центру коллажа разместим.

Лора, заметив, как побледнела Глазунова, забеспокоилась:

– Глашка, что случилось? Ты ее знаешь?

– Это жена Скворцова…

Фотография удостоилась более внимательного разглядывания.

– Мда-а-а, - протянула Лора, но спохватившись, дружески похлопала Глафиру по колену. – Зато ты у нас милашка. И попа у тебя круглее.

Глаша печально вздохнула.

– Что? – Лариса толкнула подругу плечом.

– Я сингл… - вновь затянула свою песнь Глафира.

– Ты дура. Хорошенькая дура, на которую клюнул завидный самец.

Инна быстро собрала фотографии и мышью выскользнула за дверь.

***

– Чего она такая печальная? – Виолетта сняла рыжий парик, вытерла полотенцем пот со лба.

– Самоедством занимается. К тебе в группу оказывается жена Скворцова ходила. Инка не знала, давай петь соловьем, какая та красивая. Ну и я масла в огонь подлила. Сидит теперь, переживает, что попа большая и ноги как тумбы. После беготни по магазинам сапоги не застегиваются.

– Давай помогу, - Виолетта присела на корточки пред Глашей, поправила голенище сапога и легко застегнула. – Видишь, все в порядке. И с тобой все в порядке. Перестань выдумывать. Любит он тебя. Только тебя. Пусть не говорит, но по поступкам видно.

– Спасибо, - Глафира кивнула и поднялась. Виолетта потянула за молнию ее голубой куртки, заботливо надела на голову капюшон, дала в руки пакеты.

– Иди, поздно уже, а у тебя во рту с утра маковой росинки не было.

– Ты об этом Инне скажи. Она сильно удивится. В вазочке конфет не осталось.

– Я Лорку убью. Обжора. В старые джинсы уже не влезает, - перед выходом обняла, шепнула на ухо. – Помни, Скворцов любит тебя, а остальное ерунда, треп один.

– Откуда ты знаешь? – так же шепотом спросила Глаша. Ее глаза заблестели от непролитых слез.

– Александра Михайловна сказала. Я ей перед выступлением позвонила. Леонид ее и свою мамашу в няньки к вашим деткам уже определил. Ну, чего застыла?

– Ты шутишь? А жена?

– Какая жена? Не слушай никого, нет у него жены. Не стал бы Скворцов маме на полном серьезе заявлять, что не позволит Дризу свою женщину увести…

Пакеты с шелестом упали на пол.

– Это обо мне? Повтори. Я плохо расслышала.

– Глупая. Иди уже.

Улица встретила радостным сиянием фонарей, далеким смехом людей и волнующими звуками танго. Глаша остановилась на пороге и вдохнула полной грудью пьянящий воздух: густой запах намокших листьев, которые красно-желтым ковром устилали пешеходную зону, перебивался острыми нотками приближающихся морозов. Ветер шевелил челку и пощипывал щеки.

Глафира, широко улыбаясь, вприпрыжку спустилась с лестницы и едва не натолкнулась на стоящего к ней спиной человека. Догадка, что посреди улицы замер Скворцов, едва вновь не вышибла из ее рук пакеты.

Глаша еще решала, как поступить – окликнуть Леонида или обойти, чтобы он сам заметил ее, как на пороге клуба любителей милонги появилась черноволосая женщина. Открытые туфли, золотой ремешок на тонкой щиколотке, платье с летящей юбкой.

– Леня! Вот ты где! Пошли быстрей, я такое придумала!

Она подбежала, грациозно перепрыгивая через лужицы, схватила Скворцова за руку и потащила вперед.

– Каро, сумасшедшая, ты же раздета! – засмеялся он и легко подхватил женщину на руки. В три шага преодолел расстояние до входа, взбежал по широкой лестнице и скрылся в темном чреве клуба.

Глаша осталась одна.

Фонари отбрасывали на грязную мостовую ядовито-желтый свет, листья пахли плесенью, а холодный ветер, дующий в лицо, мешал дышать.

***

– Гладя! Ты чего не берешь трубку?