Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище)

— А деньги мне не нужны, — мужчина взял тряпку и принялся протирать бочонки, уложенные друг на друга вдоль стены. — Мне сама Люсиль нужна. Ее красота больше золота принесет.

Ясно. Набивает цену. Пытается прощупать почву. Хочет понять, сколько денег сможет с меня содрать.

Я решила не поддаваться на уловку и с равнодушным видом пожала плечами:

— Ладно, раз так. Не хотите, как хотите. Что вы сегодня подаете? Что у вас можно откушать?

— Жаркое в горшочке. Куриные сердечки с капустой.

— Тогда жаркое мне вон на тот столик.

В темном углу как раз освободился один.

Подожду, а потом попробую еще раз: может, усатый станет сговорчивее?

Отходя от прилавка, я надеялась, что хозяин «Фляги» меня окликнет, но нет: как ни в чем не бывало он продолжал орудовать тряпкой. По пути к столику я сцапала за локоть Люсиль и поволокла за собой. От неожиданности девица сначала дернулась и уже открыла было рот, чтобы закричать, но потом увидела рядом собой женщину и успокоилась.

— Леди? — она прижала к животу пустой поднос.

— Поговорить надо. Садись. — Я отодвинула для нее стул.

Люсиль бросила боязливый взгляд в сторону барной стойки, шмыгнула носом и осторожно опустилась на самый краешек сиденья, готовая мгновенно вскочить с места и кинуться работать, если раздастся грозный окрик хозяина. Поднос она пристроила на столе, руки сложила на коленях, как школьница, и тут же нервно переплела пальцы.

— Люсиль, в Ниене нет рабства.

Девушка нахмурилась, не понимая, к чему я веду. А меня озарило. Никто не может удержать здесь Люсиль насильно. Отец продал ее в дом терпимости незаконно. Эта сделка была совершена на словах, а не на бумаге. Их договор держался на страхе и невежестве юной зашуганной девочки. Джофрэ запугал дочь, и она подчинилась, не смея ему возразить, даже не представляя, как это — перечить отцовской воле. А тем временем людьми в Ниене не торговали. Пожелай Люсиль сейчас встать и уйти, хозяину таверны придется ее отпустить. А не отпустит — привет, городская стража.

Осознание всего этого заставило меня почувствовать себя увереннее. Можно не платить выкуп. Можно вообще с этим усатым не разговаривать. Главное, убедить Люсиль снять с себя добровольно надетые оковы и последовать за мной на свободу. Пора ей забыть о том, что она примерная дочь.

— Милая, — ласково начала я, — тебе не обязательно платить по чужим долгам. Твой отец проигрался в карты. Это его проблемы. Ты не должна калечить свою жизнь из-за его ошибок.

Люсиль растерянно заморгала и еще судорожнее скомкала в кулаках передник.

— О чем это вы?

— Ты можешь уйти отсюда в любую минуту. Заставить тебя здесь работать никто не имеет права. Ты не рабыня, а свободная девушка. Необязательно приносить себя в жертву.

— Что значит уйти?

— Вот так взять и уйти. Подняться с этого стула, снять фартук и выйти за дверь.

Нежный ротик Люсиль приоткрылся. Она посмотрела на дверь, ведущую из таверны, потом затравленно покосилась на хозяина, протирающего заляпанный прилавок.

— Но отец… Как же тогда отец? У него же нет денег, чтобы отдать долг.

О господи, как же ей, бедняжке, запудрили голову! Переживает о том, кто этого недостоин. Печется о негодяе, который без всякой жалости бросил ее на растерзание пьяным свиньям.

— Пусть ищет деньги. Пусть продает имущество. Пусть сам идет в рабство. Здоровый же мужик! Перекладывать свои проблемы на плечи дочери — это каким подлецом надо быть!

— У него просто не было выхода, — горячо возразила Люсиль, прижав руки к груди.

О господи, дай мне сил! Захотелось как следуют встряхнуть эту дуреху, чтобы мозги встали на место.

— Любящий отец не поступил бы так со своим ребенком. Нашел бы, как выкрутиться. Знаешь, он ведь хотел продать тебя блэквудскому чудовищу ради компенсации. Собственное дитя обменять на золото.

Люсиль опустила взгляд. Ее грудь тяжело приподнялась. С губ сорвался горестный вздох. Она молчала, слушала, и это дарило мне надежду достучаться до ее благоразумия.

— Ты же так молода. Неужто не хочешь замуж, детишек?

Люсиль вздохнула еще горше.

— Вот вы говорите, ступай за дверь. А куда мне идти? Вернусь домой — отец поколотит палками. Все равно жизни мне не даст.

— Так со мной иди. Работать к моему хозяину. Он добрый и справедливый.

«По крайней мере, кажется таковым», — добавила я мысленно и продолжила уже вслух:

— Будет тебе и крыша над головой, и жалование. Станешь самостоятельной, и никто не посмеет тебя обидеть. И отец до тебя не доберется. Со временем встретишь хорошего работящего парня, семью заведешь. Лучше ведь, чем в постель к этим? — взглядом я показала на соседний столик, где мужик лежал мордой в тушеной капусте.

Люсиль снова погрузилась в задумчивое молчание, теребила фартук на коленях, сгибала и разгибала пальцы.

Наконец она посмотрела на меня и спросила хрипловатым голосом:

— А кто ваш хозяин?

— Да разве ж есть разница? Главное, что работа достойная и никто не станет лезть к тебе под юбку.

В самом деле, не говорить же, что зову ее на службу к блэквудскому чудовищу и что, обещая крышу над головой, имею в виду холодный, обветшалый замок посреди глухой лесной чащи, да еще и проклятый, если верить слухам. Пусть будет сюрприз.

— И этот ваш хозяин… он защитит меня от отца?

— Клянусь.

Люсиль расправила плечи и кивнула с решительным видом:

— Тогда я согласна. Но вы и правда считаете, что меня так легко отпустят?

— Должны, — поверх ее плеча я посмотрела на хозяина «Бешеной фляги» и с досадой заметила, что он тоже поглядывает в нашу сторону. Губы его поджаты, а в глазах — подозрительность. — Но знаешь, как мы поступим…

Свет от лампы заслонила пышная фигура крутобедрой разносчицы. На стол передо мной грохнулась глиняная миска.

— Ваши куриные сердечки с капустой! — заорала официантка на весь зал, словно я была древней старухой, у которой туго со слухом.

— Я просила жаркое.

Девица пожала плечами, вильнула задом и отправилась принимать заказы. Хмыкнув, я наклонилась над столом, ближе к Люсиль.

— В общем, вот как мы сделаем. Где твоя верхняя одежда? На улице мороз.

— В каморке рядом с кухней. Я теперь там живу.

— Сможешь незаметно забрать?

Люсиль напряглась, но уже спустя секунду испуганное выражение на ее лице сменилось отважным.

— Да. Я смогу. Я хочу уйти отсюда. Хочу нормальную, достойную жизнь. И чтобы никто меня больше не гонял по дому и не колотил.