Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище)

— Милость Актум, — подтвердила я, кивнув зардевшейся девчушке. — День зимы. Начало нового года. Окончание ремонта.

— Что ж, давно я… — Его Сиятельство растерянно поправил на лице платок. — Давно я ничего не праздновал.

С неловким видом он занял пустующее место во главе стола.

По правилам этикета сначала к трапезе приступал хозяин дома, а уже потом слуги, и те наблюдали за ним с любопытством и нетерпением. Понравятся ли графу необычные кушанья? Что из предложенного он захочет отведать в первую очередь?

В этом плане Реймон Марцелл мало чем отличался от своих людей. Его внимание тоже привлек пышный разноцветный тортик.

Селедку под шубой он пробовал с осторожностью, словно ожидал, что ему не понравится, но в итоге с аппетитом умял все, что лежало на тарелке, еще и добавки попросил.

Гордая собой, я наблюдала за праздничным ужином. Даже сама забывала есть, глядя, с каким удовольствием мою стряпню поглощают другие.

Салатики ушли на ура. И шубка, и оливье улетели вмиг.

К холодцу из рульки и ножек сперва отнеслись с опаской, но, как распробовали, аж за ушами затрещало. Граф, правда, студень не оценил. Не все блюда русской кухни пришлись ему по вкусу. Зато каким тоскливым взглядом смотрел он на опустевшую миску из-под оливье! Ох, надо было приготовить в два раза больше.

— А теперь позвольте подарить всем подарки, — объявила я, когда обеденный стол наполовину избавился от своего груза.

Слуги переглянулись. Его Сиятельство растерялся. Лунет спорхнула с каминной полки, с которой наблюдала за всеми нами, и устроилась на моем плече.

— Подарки? — прощебетала она, перебирая коготками. — Подарки — это интересно. Надеюсь, мне достанется самый лучший.

— Право слово, Мэри, не стоило, — смутился граф.

Стоило. Конечно же, стоило. Мне нравилось чувствовать себя нужной и приносить людям радость.

Всей душой я жаждала зажечь счастьем глаза одинокого хозяина блэквудского замка.

Реймона Марцелла я решила одарить в последнюю очередь. Видимо, боялась, что мой самодельный подарок ему не понравится — вот и тянула время. К тому же Лунет нетерпеливо дергала меня клювом за волосы — уж она-то ждать точно не собиралась. Как ребенок, ей-богу!

— Хорошо, Лунет, ты первая.

Коготки птички чуть сильнее сжали мое плечо. Краем глаза я уловила движение: Лунет расправила крылья. Секунда — и она уже на столе, уселась на краю с важным видом, распушила хвост, а золотистую грудку выпятила колесом, будто подставив для медали.

Я, конечно, не медаль ей приготовила, но подарок тоже очень достойный.

Посмеиваясь про себя, я полезла под елку. Во время кухонных хлопот слуги видели, что я складываю под дерево в гостиной какие-то коробки и бумажные пакеты, но спросить о них не посмели. А теперь догадались, что это, и зашушукались.

— Какой волшебный праздник! — донесся до меня шепот Жюли. Девочка делилась с матерью своей радостью. — Столько вкусного на столе. А еще подарки!

— Тихо, пожалуйста, — строго отвечала мать тоже шепотом. — Ты же понимаешь, что подарки только для господ.

— И все равно. Вот бы каждый год так благодарить духов зимы!

Под колючими зелеными ветками я наконец отыскала необходимое и вернулась к столу. В одной руке у меня была синяя бархатная шкатулка из ювелирного, а во второй — украшенная алой лентой корзинка из бакалейной лавки.

— А вот и нет, — улыбнулась я. — Подарки для всех, — и протянула корзинку Жюли, ахнувшей в восторге.

Глаза девочки загорелись. От радости она едва не заверещала, а когда полезла в корзинку и нашла там сладости и сухофрукты, и вовсе запрыгала, как ребенок.

— Мама! Смотри, мама! Ты когда-нибудь такое пробовала? Это же… Не могу поверить!

В душе разлилось тепло.

— А я? — кто-то потянул меня за рукав. Лунет! — Обо мне ты не забыла?

Сапфировые глазки горели предвкушением. Оранжевый клювик снова сцапал ткань моего платья и дернул за нее.

— Ну, конечно, конечно, я о тебе не забыла, — повернулась я к нетерпеливой птичке и подняла крышку шкатулки. На синей бархатке переливался в свете очага тонкий золотой браслет.

Странное выражение возникло на птичьей мордочке. Лунет как будто вспомнила о чем-то не слишком приятном, а может, наоборот, о чем-то очень-очень приятном, но давно прошедшем, и загрустила.

Тоскливым взглядом она смотрела на свой подарок, и казалось, хрустальные слезы вот-вот наполнят ее глаза.

— Я любила украшения, — шепнула волшебница без обычного высокомерия в голосе, печально и тихо. — Но что мне делать с этим браслетом? Только любоваться.

— Каким браслетом? — я изобразила удивление. — Нет здесь никаких браслетов. Только цепочка.

И я вынула из шкатулки золотую вещицу и аккуратно надела на шею Лунет.

Птичка моргнула. Наклонив головку, Лунет попыталась рассмотреть на себе украшение, но было неудобно, и тогда она подлетела к зеркалу над резным комодом.

— Цепочка! — воскликнула пернатая, любуясь своим отражением. — И правда цепочка! Цепочка!

Разбрасывая снопы искр, она взвилась к потолку и закружилась над столом вне себя от радости.

— Цепочка! Цепочка! Цепочка! — щебетала Лунет. Все смотрели на нее, задрав головы, и улыбались. — Ваше Сиятельство, цепочка! — она подлетела к графу, к самому его лицу, и зависла в воздухе, размахивая крыльями. — Настоящая. Золотая.

— Вижу, — добродушно ответил Реймон Марцелл и скосил на меня глаза. — Тебе очень идет, Арлетт.

«Арлетт!»

— Дешевая совсем, — к птичке вернулась ее привычная заносчивость. От взмахов огненных крыльев волосы графа развевались, а на скатерть сыпались разноцветные искорки. — Но это уже что-то. Это уже не ничего. В следующий раз Мэри купит мне подарок подороже. Цепочку с кулоном. С драгоценным камнем. С бриллиантом.

Вы только поглядите: аппетиты растут с каждой секундой!

Рассмеявшись, я покачала головой.

Пока Лунет-Арлетт прихорашивалась у зеркала, я достала из-под елки остальные подарки.

При виде отреза шелковой ткани, варежек и муфточки Люсиль расплакалась. И не потому, что сама не могла позволить себе таких дорогих вещей. Нет. Реймон Марцелл был щедрым хозяином и всем назначил хорошее жалование. Просто этой бедняжке ничего прежде не дарили. Ну кроме тумаков.

Переполненная эмоциями, Люсиль едва не задушила меня в объятиях.