Ставрос. Падение Константинополя

Оглядевшись, Феодора увидела, что комната бедная, но чисто убранная. Огня нет – солнце светит через окна; на простом столе стоят полевые цветы в глиняном кувшине, на полу циновка.

По-видимому, тут всего было две или три комнаты. Феодора остановилась, не решаясь следовать дальше, - но тут справа раздались шаги, и на пороге появился патрикий Нотарас.

Он выглядел прекрасно… но Феодора едва успела охватить взглядом его облик, устремив все внимание на сына, которого патрикий вел за руку. Подбежав к Александру, мать упала перед ним на колени.

– Здравствуй, мой маленький царевич! Ты меня узнаешь?

Александр вздрогнул, чуть не испугался ее, как чужой женщины. Но тут Фома подсказал, склонившись к ребенку:

– Скажи, сынок: здравствуй, мама.

Фома Нотарас улыбался так ласково, точно их никогда и ничто не разлучало.

– Здравствуй, мама, - послушно повторил золотоволосый мальчик. Феодора порывисто обняла Александра, но быстро выпустила из объятий: ребенок этого не хотел.

Александр никогда не шел к ней так, как другие дети! Он больше всего любил, когда занимаются им, мало думая, кто им занимается, - так же, как и его отец!

“Детям свойственно больше всего сосредоточиваться на себе… но и это у всех по-разному”, - подумала московитка. Но даже если маленький Александр не полюбит Фому Нотараса так, как любил своего отца Вард, мальчик будет плодом усилий Фомы Нотараса, а тот останется главным человеком, кто может иметь на него влияние…

– Как он у тебя? – спросила Феодора, наконец подняв глаза на первого мужа. Фома Нотарас сиял, как новенький золотой.

– Превосходно.

Феодора огляделась, ища, куда сесть.

– Садись вон туда, - патрикий указал ей на лавку в углу; когда жена села, он опустился рядом и взял мальчика к себе на колени.

Он продолжал улыбаться жене.

– Я очень рад тебя видеть, дорогая.

Феодоре стало страшновато.

– Где же другие? Ты говорил, что взял для Александра няню…

Фома засмеялся.

– Не в дорогу же мне было ее брать! Я вполне способен управиться с моим сыном один… а наша с Александром охрана, если ты о ней, ждет снаружи, за кустарником. Не тревожься.

Феодора прикрыла глаза, вспомнив о своих людях, тоже оставшихся снаружи.

– Расскажи мне, как поживает наш сын, - попросила она, не найдясь, что спросить еще. Как долго они были врозь!

У мужчины и женщины может найтись, о чем говорить, кроме детей и хозяйства, не только лишь, если они оба достаточно развиты, – если они долго живут вместе…

Однако Фома был ловкий политик и галант: он заговорил непринужденно, и рассказывал об Александре долго, избегая всех подводных камней. За это время Александр ни разу не попросился слезть у него с рук – отец покачивал его на колене, если он беспокоился, и мальчик вполне удовлетворился разглядыванием и изучением многочисленных украшений на отцовской одежде.

Когда разговор иссяк, Александр захныкал и попросил у отца пить. Патрикий налил ему полную глиняную чашку чего-то, что казалось простой водой, из своей большой фляги, прицепленной к поясу. Потом предложил жене.

Видя, что сын выпил с жадностью, Феодора с некоторой опаской выпила тоже – это в самом деле была вода, подкисленная и подслащенная: конечно, чтобы обеззаразить.

– Благодарю, - сказала она, утерев губы.

Потом отвернулась и сказала:

– Мне рассказать о себе нечего… ты все и так знаешь.

– Конечно, я знаю все внешнее, что происходит с тобой, - согласился патрикий. Он ласково улыбнулся, прищурив серые глаза. – Знаю, что потаенные движения души ты приберегаешь для Метаксии и своего теперешнего мужа, - и не настаиваю на твоей исповеди, хотя очень желал бы…

– Я расскажу о старших детях, - вздохнув, ответила московитка.

Она рассказала, как поживают оставшиеся с ней дети, - патрикий вежливо слушал, кивал; но, казалось, воспринимал Варда и Анастасию теперь отвлеченно, как существа, навеки отделенные от него. Анастасия, конечно, девочка, и никогда не пользовалась такой любовью отца, как сыновья; ну а Вард…

Феодора замолчала, чтобы не сказать слишком много.

Некоторое время разведенные супруги сидели рядом, не произнося ни слова, - а потом она спросила Фому:

– Как думаешь ты быть теперь? Ведь такое положение не может продолжаться вечно!

– Вечно? Нет, разумеется, - благожелательно ответил патрикий. – Никто из нас не вечен, моя дорогая, и рано или поздно кто-нибудь умрет первым…

Феодора закрыла лицо руками.

– Ты издеваешься надо мною?

– Нет, - возразил патрикий. – Не больше, чем ты надо мной, любовь моя… и чем судьба посмеялась надо всеми нами.

Они на некоторое время опять замолчали. Потом Фома Нотарас первым встал, увлекая за собой Александра.

– Вижу, что быть здесь для тебя мучительно… мы пока что все сказали друг другу: так распрощаемся.

Феодора, опомнившись, бросила взгляд на сына.

– Когда ты опять привезешь его ко мне?

– Когда будет удобно нам обоим… может быть, недели через две, - ответил патрикий, глядя мимо нее и рассеянно поглаживая мальчика по светлой макушке. – Но я буду исправно уведомлять тебя обо всем, что происходит со мной и с сыном.

Феодора кивнула. Она понимала, что скоро наступит время, когда кто-нибудь из них не выдержит таких опасных, почти преступных встреч, сопровождающихся только пустыми разговорами: настоящее содержание у бесед родителей может появиться только тогда, когда они вместе растят свое дитя, деля радости и горести. И сам ребенок рос и умнел, требуя объяснений! Христианская заповедь, нарушенная ими всеми, мучительно била по ним всем.

Патрикий позволил бывшей жене обнять и поцеловать сына на прощанье; ей было очень неловко, и ребенку тоже. Феодора пожала слабую детскую ручку и, посмотрев ромею в глаза, поклонилась.

Он кивнул в ответ, не двигаясь с места.

Отчего-то Феодора ждала, что патрикий выйдет первым, избавив ее от стыда… но потом поняла, как это глупо: ведь снаружи ждала ее охрана! Разве смогут Филипп и другие спокойно выпустить похитителя ее сына, даже если прежде этот человек был им господином?

А ждут ли они там все еще?..

Феодора схватилась за кинжал и выдернула его из ножен; потом быстро перешла комнату и распахнула дверь. Выступила наружу – никого….

Московитка уже уверилась, что ее люди схвачены и сейчас враги будут хватать ее; и тут в кустах зашуршало. Она повернулась на каблуках, взвизгнув и занеся оружие; и в следующий миг ее поймали за вооруженную руку, держа с надежностью тисков.