Стекляный лабиринт
Шрифт:
– Я оборву эту нить преступлений, - сказал он.
– Я сейчас же иду в прокуратуру.
– Зачем?
– Затем, что я должен понести наказание за свои грехи. Я признаюсь во всем: в том, что воспитал убийцу, что, покрыл преступников. Искупить это можно только страданием.
– А как же наш сын?
– При чем тут сын? Мы виноваты в том, что воспитали это чудовище, и Господь не простит нам этого.
Бургомистр повернулся, было, чтобы уйти, но Валентина Павловна резко развернула его лицом к себе и закричала:
– Ты что, с ума сошел?! Ты хочешь, чтобы
– Да!
– резко выкрикнул мэр.
– Он тоже должен искупить свой грех! Но его грех ничто по сравнению с моим! Господь уже указал мне на мои ошибки, но я не внял ему...
– Ты дурак, - оборвала мэра жена.
– Ты совсем рехнулся со своей религией. В то время как наш сын может сесть в тюрьму, ты думаешь о какой-то ерунде. Ты знаешь, что такое тюрьма, ты понимаешь, что Петруша не может там находиться?!
– Что значат страдания физические по сравнению со страданиями души. Он искупит свои грехи и очистится...
– Я тебя не пущу, я тебя никуда не пущу!
Она встала, закрывая собой дверь, но Стародымов только усмехнулся и, развернувшись, пошел в другую сторону, в спальню. Валентина увидела, что он вытащил свой парадный костюм и неторопливо, тщательно начал одеваться. Вот тогда первая леди города и метнулась к телефону.
– Он сошел с ума, - повторила в микрофон Валентина Павловна.
– Он хочет пойти в прокуратуру и рассказать все, про наших детей и эту девку.
– Точно свихнулся, - пробормотал Мамонов, ошалевший от такого неожиданного поворота дел.
– Это он серьезно?
– Вполне. Сейчас он одевается.
– Он, может, пьяный?
– предположил подполковник.
– Нет, абсолютно трезвый.
– Это хуже.
– Да он сдвинулся на своей религии, ты бы слышал, что он тут нес!
– Я уже слышал это вчера.
– Миша, что же нам делать, ведь наших детей посадят, ты понимаешь, это?!
– она уже кричала в телефонную трубку, а из глаз текли слезы.
– Тихо! Во-первых, не кричи, дай подумать.
"Позвонить Гусю, сказать, чтобы тот послал людей и убрал старого придурка. Но это долго, прокуратура в двух шагах от его дома. Да и надо еще найти человека, который согласится пойти на такое дело, все-таки не кто-то, а сам мэр. Тут нужна решимость..."
– Миша, ну сделай хоть что-нибудь! Надо его как-то остановить!
"Как?!
– подумал Мамонов.
– Кто его может остановить?"
Но тут в голову ему неожиданно пришла совсем простая мысль.
"Только жена и сможет его остановить".
– Валя, у вас где-то был пистолет?
– спросил Мамонов.
– Да, есть, небольшой такой.
– Найди его.
Не понимая, зачем это нужно, Валентина метнулась к стенке, открыла бар и начала в нем рыться, нещадно вышвыривая на пол шкатулки с украшениями, папки с документами. Наконец она нашла то, что искала. В шкатулке с палехской росписью лежал небольшой пистолет, "ПСМ", приобретенный Стародымовым года три назад по совету того же Мамонова. Взяв пистолет, она вернулась к телефону и, тяжело дыша от волнения, спросила:
– Я нашла его и что
теперь?– Возьми его в левую руку, ты ведь левша?
– Да. Взяла.
– Там сзади, с тыльной стороны, есть такой выступ. Отожми его назад.
– Отжала...
– Теперь передерни затвор. Сделала? Молодец. А теперь слушай. Стрелять лучше в висок, желательно один раз. Можно в сердце, но это хуже, можно промахнуться, и он будет еще долго жить.
Наконец до Валентины дошло, на что ее толкает Мамонов.
– Так ты... предлагаешь мне убить Сашу?
– запинаясь, спросила она.
– А что, разве есть другой выход?
– спокойно спросил Мамонов.
– Ты же говорила, что ради сына способна на все. Вот и останови его. Не бойся, я тебя прикрою, изобразим это все как самоубийство или, наоборот, как убийство по заказу претендентов на кресло мэра. Главное, ты не бойся. Сделаешь это, я приеду, и все будет хорошо.
– Нет, я... я не могу вот так, сразу!
– Можешь!
– Мамонов говорил жестко и уверенно.
– Ты все можешь! Потому что ты любишь своего сына. Разве не так?
– Да...
– слабым голосом сказала она, впадая в транс от слов подполковника.
– Я сделаю.
– Ты же не хочешь, чтобы он сидел в тюрьме, долго сидел.
Дверь спальни открылась, и Александр Иванович Стародымов, в черном парадном костюме, строгий и решительный, прошел мимо жены в прихожую. Он даже не посмотрел в сторону Валентины, не увидел в ее руках оружие. А та словно окаменела - стояла с телефонной трубкой в одной руке, с пистолетом в другой. Она слышала, как звякнула обувная ложка, - муж надевает ботинки, сейчас уйдет. И лишь когда щелкнул замок входной двери, Валентина кинулась вперед, закричав во все горло:
– Саша!
Стародымов остановился на пороге, обернулся на вопль жены.
Та быстро пробежала через прихожую, вскинула пистолет двумя руками и, почти вплотную приставив его к виску мужа, со всей силы нажала на спусковую скобу указательным пальцем. Грохнул выстрел, голову бургомистра отбросило в сторону, громоздкое тело начало заваливаться вправо и, упершись в дверной косяк, сползло на пол.
Пальцы не подчинялись Валентине Павловне, она с трудом разжала их, выпустила пистолет, и тот мягко шлепнулся на упругий линолеум. Подойдя к телу, она потянула его за плечо и, когда оно полностью завалилось на пол прихожей, закрыла входную дверь. После этого Валентина вернулась в комнату, подняла телефонную трубку и, нисколько не сомневаясь, что ее по-прежнему слушают, сказала:
– Миша, я сделала это.
Глава 29
Когда на милицейском "уазике" увезли арестованных, ставших заплывшими от побоев лицами похожими на разъевшихся бурятов, Колодников начал думать, что делать дальше. Он решил загнать в ангар "Ауди", оставив автомат в багажнике, и прихватить лишь пистолет Мысина. Но вторая машина, старенький патрульный "жигуленок", неожиданно сдохла и никак не хотела заводиться.