Степан Разин. 2

— Летом там не пройдёшь, — буркнул Долгорукий.

— Так уже и не лето, — хмыкнул Милославский. — Давно не лето.

— Любой отряд далее Калуги обнаружат разъезды, — настаивал на своём Долгорукий.

— Да, тут они, как ты не понимаешь?! — вспылил Милославский. — Что я казаков не видел. То я пугать Алёшку не хотел. Точно они! Точно пришли своего царя на трон ставить.

— Да, ну какого царя, Илья Данилович? — морщась, как от зубной боли, проговорил Шереметьев. — Какой-такой Михаил Шуйский? И что он за царь? Про Тимошку Шуйского, сына, мы слышали. Сколько их на дыбе сгинуло? Четверо? Ещё и пятого нашли?

— То — внук его. Алексей Михайлович сказывал. Подмётные письма долго ходили.

Так на обеде ни к какому единому мнению т не пришли, хотя спорили ещё долго. Но спорили, в основном, трое-четверо. Остальные думцы, уминали мои овощи: картофель, огурцы-помидоры, как свежие, собранные буро-зелёными, так и солёные, бочкового посола. Особенно мне нравились бочковые зелёные помидоры. Для себя я уже консервировал огурцы-помидоры в стеклянных банках с уплотнёнными гутаперчей стеклянными же крышками, прижатыми пружиной. Но это только для себя. Не все банки оставались герметичными.

И вот, стоим мы на привратной башне, смотрим на крёстный ход и офигеваем. Все натурально, я — старательно делаю вид, удивлен не меньше товарищей. Наверное то, что я не пытался Алексея «успокоить» или как-то «сторожить», повлияло на наши с ним отношения.

После обеда я, как полагается русскому человеку, прилёг отдохнуть, переобувшись, на всякий случай, в лёгкую кожаную обувь с мягкой подошвой, типа борцовок. Это чтобы не застали меня вороги босым. Но вторую часть сознания оставил «включённой» бдить. Оно так и работало у меня в двух режимах, как при Стёпке. Эх, скучно мне было без него и одиноко…

Вот после полуденного сна и пришёл ко мне царевич.

— Тук-тук, — сказал он, натурально стуча в мою дверь чем-то твёрдым, но не распахивая её.

Это был точно голос наследника, а не охранников, которым я велел никого не впускать. Я уже не спал, переоделся и переобувался. Разоружить моих казаков они бы вряд ли сумели бесшумно, а шума я не слышал, а потому спокойно спросил, чуть усмехаясь:

— Кто там?

— Наследник престола Алексей Михайлович! — громко сказал кто-то из казаков.

— Впустите!

Дверь не распахнулась, а приоткрылась на длину цепочки, давая возможность пройти одному человеку, а не толпе.

— Как у тебя всё строго, — сказал, входя и хмурясь, наследник.

— Извини, Алексей, надену сапоги, — сказал я, наматывая портянки. На войне и зимой я предпочитал свободные сапоги. А теперь имелось и то, и другое.

Наследник проследил за моими манипуляциями и проговорил:

— А я так и не научился наматывать.

— А тебе зачем? — удивился я. — Ты наследник престола.

Алексей непонимающе уставился на меня.

— Ну, чего так смотришь? — хмыкнул я. — Тебя и растили, как наследника. Я вот о чём. А мне пришлось и босиком побегать, и без седла поскакать, и водицы из болотца похлебать, и кровушкой своей, и чужой умыться. Потому и могу я больше, чем ты, и знаю больше, чем ты.

— А потому и царём будешь лучше, чем я, — прошептал Алексей.

Я посмотрел на него и скривился.

— Веришь, нет? Не хочу я быть наследником престола, но так уж сложилась моя жизнь. Родителей не выбирают. А вот становиться царём, мне уж точно не по нраву.

* * *

[1] Мир — здесь — елей, которым «мазали на царство» русских царей. В первом случае слово «мир» используется в смысле — «общество».

Глава 28

— Не по нраву? Так откажись от престола, — «хитро» прищурившись, проговорил Алексей. — Скажи миру, что «не по нраву мне царский престол».

От неожиданности я даже хмыкнул. Почесал правой рукой сначала бороду, потом двумя руками затылок…

— Что-то зарос я, да? — спросил у царевича. — А ты будешь бороду отпускать, или, как отец твой, безбородым ходить станешь?

— Э-э-э… К чему ты это спросил? — нахмурился царевич. — Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму… При чём тут престол и моя борода?

— Ну… Как это, причём? Престол то русский, а на Руси испокон веку царство и церковь бок о бок шли, а твой отец взял и эти традиции отдал на поругание заезжим клоунам. А по правде сказать, с деда твоего и началось всё. С деда, да с прадеда Филарета. Убрали крест восьмиконечный с герба российского?! Ещё сорок лет назад изменения задумали? Или зачем? Отделили церковь от государства? Это ещё об этом народ не знает.

— Какой крест на гербе? — удивился Алексей.

— А такой… Меж двумя орлиными увенчанными головами был крест восьмиконечный — символ того, что Русь под защитой господа Бога нашего Иисуса Христа. А теперь третий венец вместо креста и на всех венцах латинские крыжи приделаны. Да и на венце царском такой же крыж появился. А ведь был восьмиконечный. Правда, — я хохотнул, — хе-хе, звездообразный. Иезуиты Филарета науськали на перемены. Без этого ему бы денег ни голландцы, ни англичане не дали. С тех времён и смута в народе пошла. Что царь у нас не настоящий, а латинянский. А у Ивана Васильевича-то на венце крест хоть и был сделан четырёхконечным, да на том кресте был и голгофский крест[1] нарисован.

— Да, какая разница, какой крест? — скривился Алексей. — Главное — Богу молиться и добрые дела творить. Вон, отец мой, сколько юродивых при дворце содержал! И молился с утра до вечера. Не это главное?

— А кому молился-то? — спросил я, усмехаясь. — И как? Понаехали католики-поляки и голландцы-лютеране и ну церковь русскую порочить, да своих ближних в церковные начальники ставить. Так за пол века пришли к расколу и раскололи-таки церковь.

— Э-э-э… Так причём тут моя борода? — насупившись, вдруг спросил царевич.

— А притом, что твой дед Михаил первым из русских царей стал лицо наголо брить. С этого стало понятно, что к он расколу приведёт церковь. Я про то и отцу твоему говорил. Предостерегал от брития лица, да, видимо, раскол и нужен был врагам Руси. Лжедмитрия порицали за голое лицо, а твоего отца, думаешь, признавал народ? Любил? Тоже бороды брили. И родича твоего Милославского и других ближних: Плещеева, Морозова, Матюшкина, что нагло обдирали народ и брали взятки даже с фальшивомонетчиков и отпускали их, тоже любил? Бунтовал народ в соляном бунте и в медном, зазря думаешь? Ну, утихомирили люд. А что с тех пор изменилось? Да ничего. Так же воруют твои помощники. Только, что Морозова нет. Так сейчас ещё и веру сломали… Думаешь простит тебя люд христианский и посадит на престол?