Стезя

Вечереет

Дом крестьянский с ладной русском печкой, С крепким квасом в темном погребке. Вот отец выходит на крылечко С инструментом плотницким в руке. – Как делишки? – спросит. – Все в порядке? Видно, будет дождичек. Пора!.. Спит пила, завернутая в тряпку, И сияют щеки топора. Вот и мать, – она вернулась с луга, В складках платья свежий запах трав. Отдохнув, косу относит в угол, Под косынку волосы прибрав. Вот во двор выходят друг за другом, Луч закатный плечи золотит. В тишине на целую округу Умывальник весело звенит. 1966

* * *

Среди лесом, озер и пашен, Ручьев, застывших на бегу, Давно стоит деревня наша, Расставив избы на снегу. Быть может, ей все снится, спится Созревший колос под дождем, Ветряк, похожий на жар-птицу, Впустую машущий крылом. В те дни от кузницы прогорклой Катился выстук молотков И сыпал кто-то поговоркой – Про мясо, масло, молоко... И мужики на бурных сходках... Те беды матушки-земли... Тогда ее склоняли в сводках, Иль оставляли в забытьи. Потом, опять утершись трижды Узорным пологом ракит. В рядок выстраивала избы Печными трубами – в зенит. И вновь пахала и косила, Хвалилась зеленью садов. Не позабудь ее, Россия, В нарядном блеске городов. 1966

На посту

Сегодня на вахте не будет аврала, Сегодня парадный наводится лоск. Морской атташе иностранной державы К Главкому идет на прием через пост. Идет по Главштабу он чинной походкой, Но в светских манерах – военная стать. А к нашим границам подводные лодки Его государство подводит опять. Есть в мире законы... Я толк понимаю! Я вышколен, с точным уставом знаком. Стою на посту, пропуска проверяю, Почтительно щелкнув сухим каблуком. А в море друзья, прикипев к аппаратам, Секунда – и выплеснут ярость свою... Я только на миг становлюсь дипломатом, Проход открываю и честь отдаю. 1966

* * *

Может быть, стоит сейчас у пирса Тот корабль – и дом мой, земля? Старшина второй статьи Денисов Исключен из списков корабля. Как там нынче? Так же драят, красят Это все с лихвой досталось мне! Только я теперь уже в запасе. Бросил якорь в отчей стороне. Скоро год, как мой племянник Вовка В бескозырке ходит. Скоро год... И она мальчишкам Киселевки Скоро год – покоя не дает. Скоро год, как мне спокойно спится, Снятся сны, что снились в той дали, Только грусть мою уносят птицы, Провожая в море корабли. 1966

* * *

Над Сосьвой уток бодрый свист, Уходит северное лето. А мне на пристани связист Вновь сообщит, что писем нету, Что далеко – с Большой земли, Еще везут их теплоходы. И самолеты не пришли, И всё зависит от погоды. Омоют дождики тайгу, Засветит солнце так знакомо. И все друзья на берегу Получат весточки из дому. И солнце будет за корму Катиться в посвисте утином. И вновь молчанью твоему Найдется веская причина. 1966

Прощание с теплоходом

В последний вечер у причала Гремели цепи якорей. И я сходил на берег алый – В огни портовых фонарей. Хрипел неистово транзистор, Старпом кричал: – Не забывай! А дом таким казался близким, Что хоть подарки доставай. Подали трап: – Счастливо ехать!.. Впотьмах ударило весло. За синий борт скатилось эхо И вплавь до берега пошло. Дрожал канат на ветре стылом. Рюкзак болтался за плечом. И можно было, можно было Совсем не думать ни о чем. 1967

Северная Сосьва

В такие минуты…

Фото твое у меня на столе, И жду я от этого фото помощи, Чтоб мысль моя потекла в тишине, Как бочка, на которой рассохлись обручи. Чтоб я авторучку не клял свою, – Такую капризную, чтоб она лопнула! – Ведь прежде, чем вывести слово «люблю», Трясу ее долго, как трясут утопленника. Потом вспоминаю, что вечер уже, А мать о домашней работе спросит. Ворота плотнее закрою на жердь, – Осень! Посмотришь на небо, любовь моя, – Месяц, как вор, нахальная челка. Пальнуть бы в самый раз из ружья, – Соседи услышат, пойдут кривотолки. Курю сигареты. Дело – табак! С головой разбухшею, точно книга. Уж ночь, а хоть лопни, не слышно собак. Какого фига?! В такие минуты я, как лимон, Который выжат на чьи-то кудри. Был бы в городе, крутил телефон – До одури... Вон там, под салфеткой, Иисус Христос. Вот тоже, чудак, местечко же выбрал! Мучаюсь. Перья ломаю. Злость! Уж не начать ли писать верлибром? Я думаю, милая, как мы живем: Разлука, свидания редкие – жалость... Так лет через тридцать придет с костылем Старость. И изомнет, как железо сминают тиски, Такую упругую тебя, точно грушицу, И груди твои будут, как мешки, Которые висят на веревке и сушатся... Светает. В окошко вползает рассвет рябой. Пора и в постель, или куда податься? В том месте, где пишется «навеки твой», Упала – с пятак! – чернильная клякса... с. Окунево.

1967

Сибирская баня

Баня, баня, баня! Истопилась баня! С сумками и свертками улица идет: Трактористов пыльных шумная компания И мальчишки-школьники – разбитной народ. – Проходите, милые, хватит нынче пару вам, Не забудьте веники свежего листа! – Что же ты раздобрилась нынче так, Макаровна При твоем характере это неспроста... Банщица, довольная, у титана греется, Техника нехитрая, но глаза нужны. Хорошо до дождика вовремя отсеяться, Захмелеть от радости солнечной весны! Баня, баня, баня! Истопилась баня! Щелочком помоешься, волосы как шелк. – Эй, потри мочалочкой спину, дядя Ваня, У тебя выходит это хорошо! Мягкая мочалка, бархатное мыло, Ледяной водички ковшик и – готов! Нам еще пожарче на работе было, Помним, как сходило добрых сто потов. Баня, баня, баня! Истопилась баня! Поздние прохожие смотрят не дыша, Как идет веселая, празднуя заранее, Добрая, широкая, русская душа. 1967

За тесовой крепкою оградой

За тесовой крепкою оградой, Где качалась старая бадья, Было все устроено, как надо, Для простого сельского житья. Там я жил, не слыша речи бранной, И, спускаясь в погреб босиком, Воду пил из кадки деревянной – С голубым колодезным ледком. Так и жил бы! Высмотрел невесту, А когда уж годы подойдут, Дом срубил В простенке выбрал место, Чтоб повесить грамоту за труд. Как случилось? Кто смутил нам воду? Не со мной одним произошло: Я ушел в бригаду рыбзавода, А иных и дальше понесло. Я в тайге бродил с братвой рисковой, По ночам о доме видел сны. Пил в мороз из кружки Спирт тяжелый, Невод выручал из глубины. Благодарен все ж – друзьям вчерашним, Благодарен тем, Кто рядом стыл, Кто с пешней, как с пикой, В рукопашный На январский лед со мной ходил. Испытал, как бьют из пушек вьюги И воронки прорубей дымят, Чтобы к той околице и лугу Я пришел, обстрелянный, назад, Где полна бадья росой туманной, Где от зноя и в погребе любом Держат воду в кадке деревянной – С голубым колодезным ледком. 1968

Рыбаки

Да, я запомнил их надолго – Дороги тех далеких дней. И тот ночлег в соломе волглой, И храп уставших лошадей. Вот мы идем тропой угрюмой Без рыбы вновь – в который раз. Скрипит, тревожа наши думы, Под броднями некрепкий наст. Надежны шубы меховые, Но мы мечтаем о тепле, Где печь в углу, дрова сухие И соль в тряпичке на столе. И вот он – рай! Трещит осина. Печурка балует чайком. Уже давно без керосина Ослеп фонарь под потолком. Погас огонь, закончив дело, На нары сон свалил людей. Идет мороз по крыше белой, По мокрым спинам лошадей. А к нам в охотничью сторожку, Наверно, радуясь теплу, Ввалился лунный диск в окошко И покатился по столу... 1968

* * *

Среди полей, где мир и тишина, Где даже гром грохочет с неохотой, Лежит моя крестьянская страна Со всей своей нелегкою заботой. Там ждут апреля ранние цветы, На теплой зорьке лопаются почки. И мать хлопочет утром у плиты В простой домашней ситцевой сорочке. И так светлы в заснеженную стынь Ушедших лет сомненья и печали. Там деревенька с именем простым – В других краях о ней и не слыхали. И по ночам все тот же свет в окне, И люди в каждый светлый праздник мая, Наверно, вспоминают обо мне, Когда застолью песни не хватает. 1968