Стихотворения и поэмы (основное собрание)

Словно тело -- мир не пуст!
–

помнит ласку рук и уст.

12 января 1965

– ----------------

1 января 1965 года

Волхвы забудут адрес твой.

Не будет звезд над головой.

И только ветра сиплый вой

расслышишь ты, как встарь.

Ты сбросишь тень с усталых плеч,

задув свечу, пред тем как лечь.

Поскольку больше дней, чем свеч

сулит нам календарь.

Что это? Грусть? Возможно, грусть.

Напев, знакомый наизусть.

Он повторяется. И пусть.

Пусть повторится впредь.

Пусть он звучит и в смертный час,

как благодарность уст и глаз

тому, что заставляет нас

порою вдаль смотреть.

И молча глядя в потолок,

поскольку явно пуст чулок,

поймешь, что скупость -- лишь залог

того, что слишком стар.

Что поздно верить чудесам.

И, взгляд подняв свой к небесам,

ты вдруг почувствуешь, что сам

– - чистосердечный дар.

январь 1965

– ----------------

Без фонаря

В ночи, когда ты смотришь из окна

и знаешь, как далёко до весны,

привычным очертаньям валуна

не ближе до присутствия сосны.

С невидимой улыбкой хитреца

сквозь зубы ты продергиваешь нить,

чтоб пальцы (или мускулы лица)

в своем существованьи убедить.

И сердце что-то екает в груди,

напуганное страшной тишиной

пространства, что чернеет впереди

не менее, чем сумрак за спиной.

январь -- февраль 1965

– ----------------

x x x

Т. Р.

Из ваших глаз пустившись в дальний путь,

все норовлю -- воистину вдали!
–

увидеть вас, хотя назад взглянуть

мешает закругление земли.

Нет, выпуклость холмов невелика.

Но тут и обрывается пучок,

сбегающий с хрустального станка

от Ариадны, вкравшейся в зрачок.

И, стало быть, вот так-то, вдалеке,

обрывок милый сжав в своей руке,

бреду вперед. Должно быть, не судьба

нам свидеться -- и их соединить,

хотя мой путь, верней, моя тропа

сужается и переходит в нить.

январь -- февраль 1965

– ----------------

Март

Дни удлиняются. Ночи

становятся все короче.

Нужда в языке свечи

на глазах убывает,

все быстрей остывают

на заре кирпичи.

И от снега до боли

дни бескрайней, чем поле

без межи. И уже

ни к высокому слогу,

ни к пространству, ни к Богу

не прибиться душе.

И не видит предела

своим движениям тело.

Только изгородь сна

делит эти угодья

ради их плодородья.

Так приходит весна.

март 1965, Норенская

– ----------------

Менуэт

(Набросок)

Прошла среда и наступил четверг,

стоит в углу мимозы фейерверк,

и по столу рассыпаны колонны

моих элегий, свернутых в рулоны.

Бежит рекой перед глазами время,

и ветер пальцы запускает в темя,

и в ошую уже видней

не более, чем в одесную, дней.

Холодный март овладевает лесом.

Свеча на стены смотрит с интересом.

И табурет сливается с постелью.

И город выколот из глаз метелью.

апрель 1965

– ----------------

x x x

Моя свеча, бросая тусклый свет,

в твой новый мир осветит бездорожье.

А тень моя, перекрывая след,

там, за спиной, уходит в царство Божье.

И где б ни лег твой путь: в лесах, меж туч

– - везде живой огонь тебя окликнет.

Чем дальше ты уйдешь -- тем дальше луч,

тем дальше луч и тень твоя проникнет!

Пусть далека, пусть даже не видна,

пусть изменив -- назло стихам-приметам, -

но будешь ты всегда озарена

пусть слабым, но неповторимым светом.

Пусть гаснет пламя! Пусть смертельный сон

огонь предпочитает запустенью.

Но новый мир твой будет потрясен

лицом во тьме и лучезарной тенью.

до 1 мая 1965

– ----------------

Ex ponto

(Последнее письмо Овидия в Рим)

Тебе, чьи миловидные черты

должно быть не страшатся увяданья,

в мой Рим, не изменившийся, как ты,

со времени последнего свиданья,

пишу я с моря. С моря. Корабли

сюда стремятся после непогоды,

чтоб подтвердить, что это край земли.

И в трюмах их не отыскать свободы.

до 1 мая 1965

– ----------------

Пророчество

М. Б.

Мы будем жить с тобой на берегу,

отгородившись высоченной дамбой

от континента, в небольшом кругу,

сооруженном самодельной лампой.

Мы будем в карты воевать с тобой

и слушать, как безумствует прибой,

покашливать, вздыхая неприметно,

при слишком сильных дуновеньях ветра.

Я буду стар, а ты -- ты молода.

Но выйдет так, как учат пионеры,

что счет пойдет на дни -- не на года, -

оставшиеся нам до новой эры.

В Голландии своей наоборот

мы разведем с тобою огород

и будем устриц жарить за порогом

и солнечным питаться осьминогом.

Пускай шумит над огурцами дождь,

мы загорим с тобой по-эскимосски,

и с нежностью ты пальцем проведешь

по девственной, нетронутой полоске.

Я на ключицу в зеркало взгляну

и обнаружу за спиной волну

и старый гейгер в оловянной рамке

на выцветшей и пропотевшей лямке.

Придет зима, безжалостно крутя

осоку нашей кровли деревянной.

И если мы произведем дитя,