Стихотворения и поэмы (основное собрание)

20 сентября 1965

– ----------------

x x x

Не тишина -- немота.

Усталость и ломота:

голова, голова болит.

Ветер в листве.

Ветер волосы шевелит

на больной голове.

Пой же, поэт,

новой зимы приход.

Без ревности, без

боли, пой на ходу,

ибо время в обрез,

белизну, наготу.

Пой же, поэт,

тело зимы, коль нет

другого в избе.

Зима мила и бела.

Но нельзя догола

раздеваться тебе.

октябрь -- ноябрь 1965

– ----------------

x x x

В канаве гусь, как стереотруба,

и жаворонок в тучах, как орел,

над барвинком в лесу, как ореол,

раздвоенная заячья губа.

Цветами яркими балкон заставь

и поливать их молоком заставь

сестренку или брата.

Как хорошо нам жить вдвоем,

мне -- растворяться в голосе твоем,

тебе -- в моей ладони растворяться,

дверями друг от друга притворяться,

чревовещать,

скучать,

молчать при воре,

по воскресеньям церковь навещать,

священника встречать

в притворе.

1965

– ----------------

Зимним вечером на сеновале

Снег сено запорошил

сквозь щели под потолком.

Я сено разворошил

и встретился с мотыльком.

Мотылек, мотылек,

от смерти себя сберег,

забравшись на сеновал.

Выжил, зазимовал.

Выбрался и глядит,

как "летучая мышь" чадит,

как ярко освещена

бревенчатая стена.

Приблизив его к лицу,

я вижу его пыльцу

отчетливей, чем огонь,

чем собственную ладонь.

Среди вечерней мглы

мы тут совсем одни.

И пальцы мои теплы,

как июльские дни.

1965

– ----------------

x x x

1

Мужчина, засыпающий один,

ведет себя как женщина. А стол

ведет себя при этом как мужчина.

Лишь Муза нарушает карантин

и как бы устанавливает пол

присутствующих. В этом и причина

ее визитов в поздние часы

на снежные Суворовские дачи

в районе приполярной полосы.

Но это лишь призыв к самоотдаче.

2

Умеющий любить, умеет ждать

и призракам он воли не дает.

Он рано по утрам встает.

Он мог бы и попозже встать,

но это не по правилам. Встает

он с петухами. Призрак задает

от петуха, конечно, деру. Дать

его легко от петуха. И ждать

он начинает. Корму задает

кобыле. Отправляется достать

воды, чтобы телятам дать.

Дрова курочит. И, конечно, ждет.

Он мог бы и попозже встать.

Но это ему призрак не дает

разлеживаться. И петух дает

приказ ему от сна восстать.

Он из колодца воду достает.

Кто напоит, не захоти он встать.

И призрак исчезает. Но под стать

ему день ожиданья настает.

Он ждет, поскольку он умеет ждать.

Вернее, потому что он встает.

Так, видимо, приказывая встать,

знать о себе любовь ему дает.

Он ждет не потому, что должен встать

чтоб ждать, а потому, что он дает

любить всему, что в нем встает,

когда уж невозможно ждать.

3

Мужчина, засыпающий один,

умеет ждать. Да что и говорить.

Он пятерней исследует колтуны.

С летучей мышью, словно Аладдин,

бредет в гумно он, чтоб зерно закрыть.

Витийствует с пипеткою фортуны

из-за какой-то капли битый час.

Да мало ли занятий. Отродясь

не знал он скуки. В детстве иногда

подсчитывал он птичек на заборе.

Теперь он (о не бойся, не года) -

теперь шаги считает, пальцы рук,

монетки в рукавице, а вокруг

снежок кружится, склонный к Терпсихоре.

Вот так он ждет. Вот так он терпит. А?

Не слышу: кто-то слабо возражает?

Нет, Муз он отродясь не обижает.

Он просто шутит. Шутки не беда.

На шутки тоже требуется время.

Пока состришь, пока произнесешь,

пока дойдет. Да и в самой системе,

в системе звука часики найдешь.

Они беззвучны. Тем-то и хорош

звук речи для него. Лишь ветра вой

барьер одолевает звуковой.

Умеющий любить, он, бросив кнут,

умеет ждать, когда глаза моргнут,

и говорить на языке минут.

Вот так он говорит со сквозняком.

Умеющий любить на циферблат

с теченьем дней не только языком

становится похож, но, в аккурат

как под стеклом, глаза под козырьком.

По сути дела взгляд его живой

отверстие пружины часовой.

Заря рывком из грязноватых туч

к его глазам вытаскивает ключ.

И мозг, сжимаясь, гонит по лицу

гримасу боли -- впрямь по образцу

секундной стрелки. Судя по глазам,

себя он останавливает сам,

старея не по дням, а по часам.

4

Влюбленность, ты похожа на пожар.

А ревность -- на не знающего где

горит и равнодушного к воде

брандмейстера. И он, как Абеляр,

карабкается, собственно, в огонь.

Отважно не щадя своих погон,

в дыму и, так сказать, без озарений.

Но эта вертикальность устремлений,

о ревность, говорю тебе, увы,

сродни -- и продолжение -- любви,

когда вот так же, не щадя погон,

и с тем же равнодушием к судьбе

забрасываешь лютню на балкон,

чтоб Мурзиком взобраться по трубе.

Высокие деревья высоки

без посторонней помощи. Деревья

не станут с ним и сравнивать свой рост.