Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

‹26 июля 1904›

ИЗ РАЗДЕЛА «НА СТАРЫЕ Т E М Ы»

* * *

Блажен мужъ, иже не идетъ

на совть нечестивыхъ.

Блажен тот муж, что да суде неправых За правду голос смело. поднимает И без боязни в сонмищах лукавых Уснувшее сознанье пробуждает. Блажен тот муж, который в дни невзгоды, Когда молчит у самых чутких совесть, Хоть криком будит спящие народы И открывает правду им, как новость. Блажен тот муж, который в яром гаме Стоит, как дуб среди грозы, упорно, Не вступит в сделку подлую с врагами, Сломается — не склонится покорно. Блажен тот муж, хотя о нем злословят, Преследуют, грозят- побить камнями; Враги его триумф ему готовят, Своим судом себя осудят сами. Блаженны все, кто говорит открыто Всегда, когда о правде речь заходит: Пусть будет имя их в веках забыто, Все ж кровь их — кровь людей облагородит.

* * *

Гласъ вопіющаго во пустыни.

Я в чистом поле убирал пшеницу, Перед женитьбой за три дня как раз, И в полдень сел под дубом подкрепиться, И словно вспыхнул вдруг в душе алмаз. И я услышал голос несказанный, Который чувствует душа. одна, Чуть внятный слуху, полный силы странной, Всю душу мне он взволновал до дна. «Еще когда ты в чреве жить не начал, Когда не появился ты на свет, Уже я знал, тебя и предназначил Нести царям, народам мой завет». И молвил я: «Кто я такой, о боже! Мужик убогий, парень молодой! Кого простою речью я встревожу? И кто, признав, последует за мной?» Ответил голос: «С этого мгновенья Ты мой. Про все, чем раньше был, забудь! Доверься силе моего внушенья, И все покинь, и отправляйся в путь. За то ж, что моего не принял слова, Знай: никого им не затронешь ты; Как не пробьет стрела щита стального, Так словом будешь бить в сердца-щиты. Глагол мой будешь ты метать на ветер, Ты будешь проповедовать глухим; Не приютит тебя никто на свете, Что ты похвалишь, — будет слыть плохим». И молвил я: «О господи, я грешный! Иль все грехи я искупить могу? На этот подвиг, трудный, безуспешный, Ты призываешь своего слугу?» Ответил голос: «Промысел господень Неведом! Избран ты не за вину, И не останется твой труд бесплоден, Я сердце сильное в тебя вдохну. Твоими буду говорить устами Для всех народов, и для всех веков, И за тобой тернистыми тропами Я поведу всех избранных борцов. Тобой я научу их отрекаться От благ житейских для высоких дум, Лишений и насмешек не бояться И к светлой цели направлять свой ум! Перстом своим я уст твоих касаюсь, И мой глагол зажгу в тебе огнем, И утончу твой слух, чтоб, откликаясь, Ты слышал голос мой, как с неба гром». Я ниц упал. «О, внемлю, боже, внемлю!» Я бросил серп в колосьях золотых, Невесту кинул, отческую землю, И больше никогда не видел их.

* * *

Жены русскiя въсплакаша ся.

Где ни лилися вы в нашей бывальщине, В зной ли, в ненастье ли, в грозы — То ли в половетчине, в княжеской то ли удальщине, То ли в казатчине, ляшчине, ханщине, панщине, — Русские женские слезы! Сколько сердец разрывалось, рыдаючи, Скольких сломили страданья! Как же их мало таких, что окрепли, слагаючи Слово за словом, в бессмертную песнь выливаючи Тысячелетий рыданья! Слушаю, сестры, напевы еще не забытых Песен, в тоске размышляя: Сколько сердец-то разбитых, могил-то разрытых, Горестей стоит несытых, слез жгучих, пролитых Каждая песня такая!

* * *

Лисицы брешутъ на червлепыя щиты.

Вышла в поле русских сила, Поле стягами укрыла; Стяги, словно маки, рдеют, А мечи, как искры, тлеют, — Да не тлеют, искры крешут, А лисицы в поле брешут. Вышла в поле русских сила, Вольных братьев не душила, Бедняков не разоряла, Злые орды отбивала, Что при жизни гроб нам тешут, А лисицы в поле брешут. Мы чужого по желаем И свое не уступаем, И не пень мы деревянный, Чтоб терпеть и стыд и раны, Пока граблями нас чешут, — А лисицы в поле брешут На тот Славный щит червонный, Как брехали во дни оны, Как щитами русских сила Поле перегородила, Степь от края и до края, Как пожаром, озаряя, С одного пройдя размаха! Задали ж лисицам страху Те щиты! Поныне снится Им, как шли с врагами биться Непокорные казаки, Удалые гайдамаки, Что свободу добывали, Что за правду умирали, И прошли, как крови море, Как пожар в степном, просторе, Сквозь былое Украины… Даже слабый знак единый, Даже тень их дел доныне Страшны вражеской гордыне, Что зубовный сеет скрежет И на щит червонный- брешет.

* * *

На ркахъ вавилонскихъ,

тамо сдохомъ и плакахомъ.

На реке вавилонской — и я там сидел, На разбитую лютню в печали глядел. И ко мне неустанно взывал Вавилон: «Спой хоть что-нибудь нам! Про Фавор! Про Спои!» «Про Сион? Про Фавор? Петь не станут уста. На Сионе — тюрьма! Ширь Фавора — пуста! Лишь одну теперь песню могу я пропеть. Я рабом родился, чтоб рабом умереть. Я на свет появился под посвист бичей, Родился от раба я, в стране палачей. Я привык к унижениям, из году в год Улыбаясь тому, кто терзает мой род. И с младенческих лет мне наставником стал Пес, что бьющую руку покорно лизал. И хоть ростом я — кедр, увенчавший Ливан, Но увяла душа, как ползучий бурьян. И хоть слово гремело мое иногда — То был гром жестяной, что не бьет никогда. И хоть пламень свободы в душе не ослаб. Но в крови моей — раб! Но в мозгу моем — раб! Хоть оков не ношу на руках, на ногах — В каждом нерве таится невольничий страх. И хоть вольным· зовусь — точно раб, спилу гну И свободно в лицо никому не взгляну. Я любому шуту подчиняюсь и лгу, Правду в сердце, как. свечку, гасить я могу. Хоть работаю много — и ночью и днем, Все как будто тружусь на господском, чужом. И хоть эту работу люблю — тем больней, Что, как раб к своей тачке, прикован я к пей. И, добро накопив, не умею им жить: Должен, будто чужое, его сторожить. В жизни с кем ни сойдусь — подчиняюсь ему, Сам себе тяжелейшую долю возьму. И хоть изредка бунтом вскипает душа, Чтобы путы порвать, вольной грудью дыша, — Ах, не тот это гнев, что рождает борьба. Это низкая злость да брюзжанье раба. Вавилонские жены, встречаясь со мной, Отвернитесь, пройдите скорей стороной! Чтоб не пало проклятье мое на ваш плод, Чтоб рабов не рождал вавилонский народ. Вавилонские девы, страшитесь меня, Сожаленье из юного сердца гоня! Чтоб страшнейшая вас не постигла судьба, Жесточайшая доля — влюбиться в раба!»

ИЗ РАЗДЕЛА «ИЗ КНИГИ КААФ»

* * *

Пойми, поэт, на жизненном пути ты Заветный жемчуг — счастье — не найдешь, От гроз и ливней не найдешь защиты. Пойми, поэт, — изведаешь ты ложь, Все муки бытия, все униженья, Пока до светлой цели добредешь. Пойми, поэт: лишь в сфере сновиденья, В стране иллюзий и мечты. — твой рай, Твой гений — только действие внушенья. Пророческий твой дар — не забывай — Затем, чтоб край заветный указал ты, Но сам туда не внидешь, это знай! И с чутким сердцем для того взрастал ты, Чтоб всем в день скорби облегченье нес, Чтоб в горе слово теплое сказал ты. Но если горе над тобой стряслось, Скрывайся! Ближний не протянет руки И не отрет твоих кровавых слез. Но ты не думай, что рожден для муки. Твое блаженство — творческая страсть, Твой меч, и щит, и счастье — лиры звуки. Пусть мир тебе твою не отдал часть, Найдешь в душе своей удел высокий: И правду величайшую, и власть. Потемки обходи тропой далекой, Весь мнимый блеск, триумф недорогой, Все, что погрязло в низости глубокой. И сохраняй всегда над головой Венок бессмертный чистоты и ласки И будь простым, как ландыш полевой. На маскарад мирской иди без маски, На торжище глумления, мой друг, Берн с собой фонарь из старой сказки: Он скроет тело, но проявит дух, Явлений темных прояснится масса. И будь ты людям не судья, а друг, Зерцало обновленья. Guarda e passa [11] .

11

Взгляни и пройди мимо (итал.).

* * *

Гуманным будь — любви источник чистый Клади своей гуманности в основы, И гордостью холодной не сквернись ты. Гуманным будь не так, как богословы, Что мерою чрезмерной долг свой мерят, Грозят ослу и охраняют львово И братьями зовут лишь тех, кто верит В законы их, в предание и чудо, На «блага рая» жадно зубы щерят И муху снимут, чтоб пожрать верблюда. Люби не всех — то было б свыше меры, Но не желай другим ни зла, ни худа. Ile всякий слух заслуживает веры; Для лжи и. фальши — палку припасай И живодерам ставь всегда барьеры. Не нервничай и пальцы не ломай — Порой кошачья флегма лучше жеста; Злых берегись, льстецам не доверии, А дармоедам повторяй: «Нет места!»

* * *

Уж полночь. Темень. Стужа. Ветер воет. Я весь продрог. И выпало из пальцев Перо. И мозг усталый отказался Повиноваться. И в душе затишье, Ни мысль, ни чувство, даже боль — ничто Не шевелится в ней. Притихло все, Как будто в зарослях гнилой прудок, Чью воду темную не шевелит Вздох ветра. Но постой! А это что? Или утопленники там со дна Встают, из воли зловонных простирая Распухшие в зеленой тине руки? И голос слышен, вопль, рыданья, стоны, — Не настоящий голос, но какой-то Далекий вздох, тень голоса живого, Лишь сердцу еле слышный… Но как больно, Как больно мне!.. «Отец! Отец! Отец! Мы! — света не увидевшие дети! Мы — не пропетые тобою песни, Безвременно погибшие в трясине! О,глянь на нас! О, протяни нам руку! Зови на свет нас! Дай скорее солнца! Там весело — зачем же здесь мы чахнем? Там хорошо — зачем мы гибнем?» Нет, вы на свет не выйдете, бедняжки! Нет, вас уже не вывести мне к солнцу! Ведь я и сам лежу здесь в темной яме, Ведь я и сам гнию, к земле прибитый, А с диким хохотом по мне топочет, Бьет в грудь мою жестокая судьбина! И слышно вновь: «Отец! Отец! Отец! Нам холодно! Согрей пас! Лишь дохни Теплом из сердца и попей весною, Мы оживем, вспорхнем и заиграем! Весенним ветром, пеньем соловьиным Войдем в твою печальную лачугу, Мы аромат Аравии на крыльях Внесем и, словно коврик пышноцветный, Расстелемся и ляжем под ногами! Лишь дай тепла нам! Сердца! Сердца! Сердца!» Но где ж я вам тепла возьму, бедняжки? Уста мои окованы морозом, А сердце — лютая, змея сглодала.

* * *

Когда б ты знал, как много значит — слово, Исполненное нежной теплоты! Как лечит рапы сердца, чуть живого, Участие, когда бы ведал ты! Ты, может быть, на горькие мученья, Сомкнув уста, безмолвно не взирал, Ты сеял бы слова любви и утешенья, Как теплый; дождь на нивы и селенья, — Когда б ты знал! Когда б ты знал, как беспощадно ранит Одно лишь слово зла и клеветы, Как душу осквернит оно, обманет И умертвит навек, — когда бы ведал ты! Ты б злость спою, как будто пса ценного, В тайник души израненной загнал, Доброжелательства не испытав людского, Ты б все ж в укор не бросил злого слова, — Когда б ты знал! Когда б ты знал, как много бед скрывается Под маской счастья, обращенной к нам, Как много лиц веселых умывается Горючими слезами по ночам! Ты б взор и слух свой обострил любовью И в море слез незримых проникал, Их горечь собственной смывал бы кровью И понял страх людей; и жизни их условья, — Когда б ты знал! Когда б ты, знал! Но ветхо знанье это; Нет, надо сердцем чувствовать живым! Что для ума томно, для сердца — полно света… И мир тебе казался бы иным. Ты б сердцем рос. И вопреки тревогам Всегда пряма была б тропа твоя. Как тот, кто в бурю шел по гребням воли отлогим, Так ты бы говорил всем скорбным н убогим: «Не бойтесь! Это я!»

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В КНИГИ

ШЕВЧЕНКО И ПОКЛОННИКИ

Апостол правды и пауки, О ком мечтал ты, изможден, Пришел и простирает руки, — Ему названье: Легион. Но те, что под шумок кормились Твоих творений молоком, Что всюду и везде хвалились Тобою, как своим певцом, — Те, видя гостя молодого, Один — хвалы забыл свои, Другой — зовет городового, — Низкопоклонники твои!

‹5 апреля 1880›

СОВРЕМЕННАЯ ПЕСНЯ

Она не детская забава И не бесплодная мечта, Не та, не знающая славы, Неопытная красота, Не ласка. сердца молодого, Не ветра шум, не шепот волн. Она — решительное слово, Зов духа, что величья поли. Народ в беде соединяя, Она, как колокол, зовет — Недаром песня боевая Под градом пуль нас бережет. Она — зажженная лучина, Сердца дарящая теплом, Прогресса первая пружина В своем упорстве огневом. Она не в злате, не в порфире, У пей простой и скромный вид, — Она работница, и в мире Свой неустанный труд вершит. В глубинах сердца боль скрывая, Она не глохнет, а поет И, жизнь земную отражая, Жива, как трудовой народ. Она горда, и перед тучей Не склонит никогда чела, Как на кургане дуб могучий, Как среди бурных волн скала. В жизнь проходящих поколений Она бросала чистый взгляд, И перед нею, словно тени, Прошли года — за рядом ряд. Она людского горя знала Глубокий ужас с давних лет, Болела, мучилась, страдала, Пока на ясный вышла свет. Так песни скромной не судите За простоту ее речей, От всей души ее любите, Свое отдайте сердце ей. Не бойтесь, коль порою стоны Сквозь песни строй до вас дойдут: Сердец страдавших миллионы В той песне дружным боем бьют. Прислушайтесь к тому биенью, Тревожащему мрак, ночной, Любите жизнь, ее горенье, — И песня станет вам родной.