Стихотворения и поэмы

"Не правда ли, мадам, как весел Летний сад, Как прихотлив узор сих кованых оград, Опертых на лощеные граниты? Феб, обойдя Петрополь знаменитый, Последние лучи дарит его садам И золотит Неву… Но вы грустны, мадам?" К жемчужному ушку под шалью лебединой Склоняются душистые седины. Красавица, косящая слегка, Плывет, облокотясь на руку старика, И держит веер страусовых перьев. "Мадам, я вас молю иметь ко мне доверье! Я говорю не как придворный льстец, — Как нежный брат, как любящий отец. Поверьте мне причину тайной грусти: Вас нынче в Петергоф на праздник муж не пустит? А в Петергофе двор, фонтаны, маскарад! Клянусь, мне жалко вас. Клянусь, что Жорж бы рад Вас на руках носить, Сикстинская мадонна! Сие — не комплимент пустого селадона, Но истина, прелестное дитя. Жорж хочет видеть вас. Жорж любит не шутя. Ваш муж не стоит вас ни видом, ни манерой, Позвольте вас сравнить с Волканом и Венерой. Он желчен и ревнив. Простите мой пример, Но мужу вашему в плену его химер Не всё ль одно, что царский двор, что выгон? Он может в некий день зарезать вас, как цыган. В салонах говорят, что он уж обнажал Однажды свой кощунственный кинжал На вас, дитя! Мой бог, какая низость!.. А как бы оценил святую вашу близость Мой сын, мой бедный Жорж! Он болен от любви! Мадам, я трепещу. Я с холодом в крови, Сударыня, гляжу на будущее ваше. Зачем вам бог судил столь горестную чашу? Вы рано замуж шли. Любовь в шестнадцать лет Еще молчит. Не говорите "нет"! Вам роскошь надобна, как паруса фрегату, Вам надобно блистать. А вы… вы небогаты… И мужа странный труд, вам скушный и печальный, И ваши слезы в одинокой спальной, И хладное молчание его. Сознайтесь: что еще меж вами? Ничего! К тому ж известно мне, меж нами говоря, Недоброе внимание царя К супругу вашему. Ему ль ходить по струнке? Фрондер и атеист, — какой он камер-юнкер? Он зрелый муж. Он скоро будет сед, А камер-юнкерство дают в осьмнадцать лет, Когда его дают всерьез, а не в насмешку. Царь памятлив, мадам. Царь не забыл орешка, Раскушенного им в восстанье декабря. Смиреньем показным не провести царя! Он помнит, чьи стихи в бумагах декабристов Фатально находил почти что каждый пристав. Грядущее неясно нам. Как знать: Тот пагубный нарыв не зреет ли опять? Ваш муж умен, и злоба в нем клубится, Не вдохновит ли он цареубийцу, Не спрячет ли он сам, кинжала под полу?| В тот день, мадам, на Кронверкском валу Он может быть шестым иль в рудники Сибири Пойдет греметь к ноге прикованною гирей. Не тронется семьей ваш пасмурный чудак! А вас тогда что ждет? Чердак, мадам, чердак! А между тем… когда б вы пожелали, — Вы были б счастливы, Вы б лавры пожинали Мой сын богат. В конце концов, мадам, Мой бедный Жорж не, неприятен вам. Когда б склонились вы его любить нежнее Вы разорвали б цепи Гименея, Соединившись с ним для страстных нег. Мне было бы легко устроить ваш побег. Вы б вырвались из мрачного капкана В край фресок Тьеполо, в край лоджий Ватикана, К утесам меловым, где важный Альбион Жемчужным облаком тумана окружен. Вы б мимолетный взор рассеянно бросали Кладбищам Генуи и цветникам Версаля, Блаженствуя в полуденной стране… Мадам, мадам, верните сына мне! Вы думаете — муж. Сударыня, поэты — Лишь дайте им перо да свежий лист газеты — В тот самый миг забудут о родне, Искусство их дарит забвением вполне. А будет он страдать, — обогатится лира: Она ржавеет в душном счастье мира, Ей нужны бури — и на лире той Звук самый горестный есть самый золотой! Но вот идет ваш муж. В лице его — досада…" "Мой друг, я битый час ищу тебя по саду. Барон, вы в грот ее напрасно завели. Домой пора — поедем, Натали!" Красавица ушла, покинув дипломата. Он вынул кружевной платочек аккуратный, Поставил трость меж подагричных ног, В ладошку табаку насыпал сколько мог, Раскрыв табачницу с эмалькой Ганимеда, И сладко чхнул… "Ну, кажется, победа!"

1937

Уральский литейщик [36]

Литейщик был уральцем чистой крови Из своенравных русских стариков. Над стеклами его стальных очков Топорщились седеющие брови. Куда был непоседлив старичок! Таким июльский день и тот — короткий. Торчал из клинышка его бородки Прокуренный вишневый мундштучок. В сатиновой косоворотке черной Ходил литейщик, в ветхом пиджаке, По праздникам копался в цветнике Да чижику в кормушку сыпал зерна. Читал газету, морщась, выпивал Положенную чарку за обедом И, в шашки перекинувшись с соседом, Чуть вечер, беззастенчиво зевал. Зато землею формы набивать Он почитал не ремеслом, а счастьем. Литейных дел он был великий мастер И мог бы кружево отформовать. Как он священнодействовал в дыму, Где длинные ряды опок стояли!.. Художество — не в косном матерьяле, А только в отношении к нему. Литейщик сам трудился дотемна И тех шпынял, кто попусту толчется. Он вел свой честный род от пугачевцев, И от раскольников вела жена. Крутой литейный мастер в страхе божьем Держал свою рабочую семью, Жену, подругу верную свою, С которой он полвека мирно прожил. Хоть со старухой муж и не был груб, А только строг, — всё улыбались горько, По-стариковски собранные в сборку, Углы ее когда-то пухлых губ. Она вставала, чуть светал восток, И позже всех ложилась каждый вечер, Был накрест через узенькие плечи Накинут теплый шерстяной платок. И вся семья устойчиво лежала На этих хрупких сухоньких плечах. Та область жизни, где стоит очаг, Была ее старушечья держава. Без вот такой молчальницы покорной Семья — глядишь — и превратится в труп. Не так ли точно коренастый дуб Незримые поддерживают корни? Всё в домике блестело: и киот, Что от детей спасло ее старанье, И на окошке свежие герани, И маленький ореховый комод, Где семь слонов фарфоровых на счастье По росту кто-то выстроил рядком, Где подавал ей руку крендельком На старом фото моложавый мастер. И тот диван с расшитою подушкой, Где сладко муж похрапывал во сне, И мирно тикавшие на стене Часы с давно охрипшею кукушкой. Уже гражданских бурь прошла пора, А домик оставался неизменен. Лишь в зальце к литографии Петра Прибавился однажды утром — Ленин. Соседство взгляды вызвало косые Детей, не почитавших старину, Не знавших, как сливаются в одну Реку все русла разные России. Судьба ребят послала старикам, Чтоб им под старость не истосковаться. Литейщик отыскал для сына в святцах Диковинное имя — Африкан. И не один мальчишеский грешок Старуха терпеливо покрывала, И все-таки не раз гулял, бывало, По сыну жесткий батькин ремешок. Мальчишка рос веселый, озорной, Он был крикун, задира, голубятник. Зимою, выряжен в отцовский ватник, На лыжах бегал в школу, а весной В лес уходил с заржавленной двустволкой В болотных заскорузлых сапогах — И сладко отсыпался на стогах, Мечтая встретить лося или волка. Старуха дочь назвала Анной — Анкой. Моложе брата на год в аккурат, Она была куда смирней, чем брат, Росла в семье задумчивой смуглянкой. Девчонка рукодельницей была, Отец теплел, когда она, бывало, Зимой у печки за шитьем певала Вполголоса про" сизого орла. "Клад, а не девка! — говорили все. — Красавицею будет, не иначе!" И девочку фотограф снял бродячий С цветущими ромашками в косе. Как водится, меж братом и сестрой Бывали часто маленькие драки, Но против уличного забияки Мальчишка за сестру вставал горой. Порою он, почесывая зад, Бежал к отцу, — но тот судил иначе: "Коль бьют — дерись! А если не дал сдачи — Не жалуйся: кто бит, тот виноват!" Как водится, любимицей отцовской Была задумчивая Анка, дочь. А мать ходила за сынком, точь-в-точь Как олениха за своим подсоском. А жизнь с собой несла событий короб. Был ход ее то горек, то смешон: Сестра переболела коклюшом, Брат ненароком провалился в прорубь. Потом отцовской бритвою усы Впервые сбрил мальчишка неумело. И вот однажды, глядя на часы, Старик сказал: "Пора тебе за дело! Не век тебе, — добавил он сурово, — По улицам таскаться день-деньской". И стал мальчишка в школе заводской Вникать помалу в ремесло отцово. И правда: детство тянется не век, Любовью материнскою согрето… Врачи худую девочку в то лето Подзагореть отправили в Артек.

36

Первая глава из неоконченной поэмы "Семья".

1945

ПЕРЕВОДЫ

ИЗ ПОЭЗИИ НАРОДОВ СССР

С БАШКИРСКОГО

Мажит Гафури

ПРАВДА

Правда есть на земле! Не она ль в незапамятный век Полновластно себе подчиняла и зло и добро? Но промчались года, и на землю пришел человек. Он польстился на золото и полюбил серебро. Условен поклоняться презренному золоту стал, Больше правды самой полюбив этот жалкий металл. Опечалилась правда, и скрылась она наконец От корыстных людей в глубину благородных сердец. Погруженный в печаль, тот, кто истинно любит ее, Вдалеке от людей одинокое строит жилье. Ибо правда не ходит у золота в роли слуги, Ибо правда и золото — давние злые враги. В царстве правды от золота мы не найдем и следа, Ибо золоту правда руки не подаст никогда!

1939

ЖИЗНЬ

Уж первый белый волосок блеснул меж черных у виска. Редеют волосы мои! Посеребрила их тоска. О лето жизни! Ты прошло. Ко мне не возвратишься ты! Всё в прошлом. Я, как старый дуб, осыпал юности листы. Уже, подобно молодым, резвиться не пристало мне, И если есть в душе мечты, то мало: лишь на самом дне! Себя почувствовав юнцом, я иногда еще шучу, Но вспомню седину свою — и отойду, и замолчу. Я с наслажденьем часто вспоминаю молодость свою… О многом я молчу и красоту в молчании таю. Всё миновало! Где они — минувшей юности мечты?.. В моем грядущем ничего нет, кроме черной пустоты!

1939

Я ТАМ, ГДЕ СТОНУТ БЕДНЯКИ

Я там, где стонут бедняки. Все нищие — мои друзья. Они — мой круг: с любым из них сумею столковаться я. Я их люблю за то, что в них ни капли скрытой злобы нет: Любой из бедных чист душой, хотя и в рубище одет. Далек от чванства, — я люблю весь день сидеть у их огня. Друг друга не обидим мы: я их или они меня!

1939

НА ЖИЗНЕННОМ ПУТИ

Не хнычь! Будь каждый день готов вступить с коварной жизнью в бой! И в том бою иль победи, или расстанься с головой! Ты хочешь без тревог прожить? Таких судеб на свете нет! Ты хочешь обмануть судьбу? Таких людей не знает свет! Ты говоришь: "Я проиграл. Не вышло. Счастья не догнать". Всё ж не сдавайся и за ним пускайся взапуски опять! Коль будешь ты в бою за жизнь великодушен, бодр и смел, — Ты победишь! На свете нет совсем невыполнимых дел! Бодрись! Приниженным не будь и гнуться не давай плечам, Не трусь, как заяц, и пустым не поддавайся мелочам! Тогда судьба пред смельчаком преклонит гордое чело… Волнуйся, двигайся, дерзай, покуда время не прошло!

1939

ИСКАНИЕ СЧАСТЬЯ

Не видно счастья на земле. А затеряться счастью где б? Быть может, счастье в небесах, на золотой доске судеб? "На этом свете счастья нет!" — уныло утверждает тот, Кто в нем отчаялся. И вот на небесах он счастья ждет. Бедняга твердо убежден, что там найдет свою судьбу, Что в рай войдет его душа, когда он сам сгниет в гробу. Я плоховато знаю рай! Ни разу я туда не лез. Землей довольный, не вникал я в философию небес! Коль этот круглый шар земной нам во владенье дал аллах, То счастье надобно искать не в небесах, — в земных делах! Для тех, кто счастлив на земле, земля куда милей, чем рай. Я б землю выбрал, если б мне велел всевышний: "Выбирай!" Я б часа жизни не отдал, чтоб вечности блаженство пить! Я жажду счастья! Я живу! И почему бы мне не жить? Я буду с тем, кто строит рай не в небесах, а на земле, Покуда дух не испущу, не разложусь в загробной мгле! Смерть только оторвет меня от почвы, где я жил и рос. Я, плача, отойду с земли. Мне не расстаться с ней без слез! Но прах мой даже и тогда смешается с родной землей. Пусть я умру! Врагам не даст покоя стих бессмертный мой!

1939

УПОДОБЛЕНИЕ

Брильянтами блестят вдали Ночные звезды там и тут, А на поверхности земли Цветами девушки цветут. И кто б, скажи, земной цветок Мог отличить от звезд ночных. Когда б их сблизить кто-то смог, Сумел бы в ряд поставить их? А коль звезда в одном ряду Могла бы с девушкой стоять, Я отодвинул бы звезду, Чтоб крепче девушку обнять! Ведь блеском глаз в конце концов Блистанье звезд затмит она! Ведь, право, девичье лицо Белей, чем полная луна! А губы, губы!.. Но поэт Лишен таких волшебных слов, Чтоб описать их вкус, их цвет, Жемчужный влажный блеск зубов! Превыше всех похвал у ней И косы черные, как мгла, И над глазами — двух бровей Раскинутые вкось крыла! Коран недаром говорит, Что небу девушки сродни: Приняв земной на время вид, Всё ж только гурии они!

1939

ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ

Коль сердце чисто у тебя, — оно, как море, широко, Оно охватит целый мир в едином взоре далеко. Коль сердце чисто у тебя, — такое сердце всё вместит, Всё в мире видит сердце то и, как алмаз, во тьме блестит. Оно готово всех обнять: убогих, нищих и калек, Мужчин и женщин — словом, всех, носящих имя "человек". Оно глядит на белый свет открыто, не через очки, Оно болит за всех людей, ему друзья все бедняки. Но есть ослепшие сердца. Скупец — хозяин их таков, Что вечно ноет и скулит и жмется из-за пустяков. Нет ничего на свете, друг, тесней скупых сердец таких! Они малы: не только мир — горошинка не влазит в них. Такие повстречав сердца, я умоляю: "О аллах! Скорей избавь меня от них — унылых, грязных и пустых!"

ПОСВЯЩЕНИЕ

"Он гаснет!" — говорят тебе. Но посмотри: огонь — и тот Тускнеет, если человек в светильник масла не нальет. Как громко свищут соловьи, когда в садах цветут цветы! Но в день осенний соловьев, скажи, хоть раз слыхала ль ты? Ты видишь погреб? Соловья запри в глубокий тот подвал И слушай: запоет ли он? Нет! Он в неволе не певал!.. "Он гаснет!" — говорят тебе. Но ясно даже для детей, Что невозможно жить и петь без упований и страстей!

1939

ЛЮБОВЬ

Пусть дни идут, не гаснет страсть, наоборот: все жарче кровь! Ах, видно, заблудился я в твоем густом саду, любовь! Бегу — и вдруг перед тобой колени робко преклоню, Сержусь, но, словно мотылек, лечу к любовному огню! "Я излечился!" — говорю, а сам дрожу, и вновь горю, И возвращаюсь вновь к тебе, и вновь тебя боготворю! Нет, я не в силах убежать! Ты стала мне, любовь, тюрьмой! Я пойман: с четырех сторон пылает жаркий пламень твой!