Стихотворения и поэмы

1988

* Друг от друга всё реже стоим *

В. К.

Друг от друга всё реже стоим В перебитой цепи воскрешений. Между нами фантомы и дым… Мы давно превратились в мишени. Что нам смерть! На кабы и авось Столько раз воскресало славянство. Наше знамя пробито насквозь, И ревёт в его дырах пространство. Застит низкого солнца клочок Тёмной воли картавая стая. Но косится в бою твой зрачок, Голубиную книгу читая.

1988

Голубь

Мы на заре самих себя заспали, И жизнь шумит, как сорная трава. На крошку хлеба голубя поймали Мальцы замоскворецкого двора. Не грязный голубь с дерева безверья - Сиял красавец, бел, как вечный снег. Они б ему повыдергали перья, Но отобрал прохожий человек. Курчавый Ицек подскакал, как мячик, И человека начал осаждать: — Отдайте мне! — Зачем тебе он, мальчик? — Поймите! Я могу его продать! Звенело что-то в голосе такое Глубокое, что вздрогнул человек. — Пускай летает, — и взмахнул рукою. — Пускай летает! — повторил навек. Все видела и слышала старушка, Дремавшая у Господа в горсти. И, как в бору печальная кукушка, Запричитала: — Боже, возврати! Так, значит, есть и вера и свобода, Раз молится святая простота. О возвращенье блудного народа В объятия распятого Христа.

1988

Пузыри

Всяк пузырь на волю выпускает Джинна, заключённого внутри. Но младенец этого не знает, Млечные пуская пузыри. Хочется тебе пузырь потрогать - Дьявол строит рожи изнутри. Вечный бой. Ты слышишь гром и грохот - То металл пускает пузыри. А когда кометы возникают Около земного бытия, - Пузыри кровавые пускают Чистый разум и душа твоя. Вечность дышит, как морская пена, Пузырится главами собор. Плоть живая пенится мгновенно, И душа уходит на простор. Мир звенит пустыми пузырями Праздных грёз и дутого стекла, Мыльными мгновенными шарами, Что пускают слава и хвала. Наложи печати и запреты, Только ничего не говори, Потому что дети и поэты Всё же верят в эти пузыри.

1988

Откровение обывателя

Смотрим прямо, а едем в объезд. Рыба-птица садится на крест И кричит в необъятных просторах. Что кричит, мы того не возьмём Ни душою, ни поздним умом. Теснотой и обидой живём. Заливается ночь соловьём, День проходит в пустых разговорах. Заскучаю и муху ловлю, Жаль, что быстрой езды не люблю И нельзя провалиться на месте. Мне поведал проезжий во мгле: «Перестройка идёт на земле!» Мне-то что! Хлеб и соль на столе, И летает жена на метле. Я чихал на такое известье! Жизнь свихнулась, хоть ей не впервой, Словно притче, идти по кривой И о цели гадать по туману. Там котёл на полнеба рванёт, Там река не туда повернёт, Там Иуда народ продаёт. Всё как будто по плану идёт… По какому-то адскому плану. Кем мы втянуты в дьявольский план? Кто народ превратил в партизан? Что ни шаг, отовсюду опасность. «Гласность!» — даже немые кричат, Но о главном и в мыслях молчат, Только зубы от страха стучат, Это стук с того света, где ад. Я чихал на подобную гласность! Мне-то что! Обываю свой крест. Бог не выдаст, свинья не доест. Не по мне заварилася каша. Рыба-птица на хрип перешла, Докричаться до нас не могла. Скучно, брат мой! Такие дела. Особливо когда спохмела… Жаль души, хоть она и не наша.

1988

Афганская змея

Аллах и пуля в рай ведут душмана, И русский сон тревожен в том краю. Один солдат в горах Афганистана Заметил полумертвую змею. Она на солнце узко отливала Узорчатым черненым серебром. Он пожалел и каждый день, бывало, Поил ее из миски молоком. Уже змея солдата узнавала, Уже она из рук его пила. Других она к себе не подпускала. Окрепла и однажды уползла… Застава спит. В палатке сон глубокий. В глухую ночь стоял он на посту. И только вспомнил отчий край далекий — Опасность просквозила темноту. И, уловив опасность по скольженью, Присел от страха и узнал змею — Та самая! И обвила за шею Она его, как гурия в раю. Хотел он встать, не тут-то было дело! Змея вздымала голову пред ним, В лицо шипела и в глаза глядела. Так и сидел он в страхе, недвижим. Как будто шум со стороны палатки, Как будто тихо… Вечность протекла. Змея, разжав кольцо смертельной хватки, Его освободила. Уползла. Он распрямился и, мрачней заката, Прошел насквозь заставу, — кровь и прах. Все вырезаны, все его ребята, И первыми — кто были на постах. Как жить ему? Его сомненье гложет, Подумать страшно: может быть, змея Его спасла, за счет других… О боже, Печальна тайна, но она твоя!

1989

* В воздухе стоймя летел мужик, *

В воздухе стоймя летел мужик, Вниз глядел и очень удивлялся И тому, что этот мир велик, И тому, что сам не разбивался. Так-то так. Но он не знал того, Пролетая над частями света, Что таким представила его Дикая фантазия поэта. Между тем поэт о нём забыл: Голова на выдумки богата, А мужик летит среди светил, И, пожалуй, нет ему возврата.

1990

Струна

В землю белый и красный легли, Посылая друг другу проклятья, Два ствола поднялись из земли От единого корня, как братья. В пыль гражданская распря сошла, Но закваска могильная бродит. Отклоняется ствол от ствола, Словно дьявол меж ними проходит. Далеко бы они разошлись, Да отца-старика по наитью Посетила счастливая мысль — Их связать металлической нитью. Слушай, слушай, родная страна, В грозовую ненастную пору, Как рыдает от ветра струна И разносится плач по простору. В ясный день не рыдает она, И становятся братья родными. И такая стоит тишина, Словно ангел витает над ними.

1990

Возвращение

Шёл отец, шёл отец невредим Через минное поле. Превратился в клубящийся дым - Ни могилы, ни боли. Мама, мама, война не вернёт… Не гляди на дорогу. Столб крутящейся пыли идёт Через поле к порогу. Словно машет из пыли рука, Светят очи живые. Шевелятся открытки на дне сундука - Фронтовые. Всякий раз, когда мать его ждёт, - Через поле и пашню Столб клубящейся пыли бредёт, Одинокий и страшный.

?

Двое

Где-то в поезде ехали двое, Невпопад говорили, и вдруг Я словечко услышал такое - До сих пор пресекается дух. Глянул: бабка над внуком рыдала И рыданьем баюкала слух. — Кто тут был? — Никого не бывало… - До сих пор пресекается дух. И словечко-то, право, пустое, И расслышал его я не так: — В этом мире погибнет чужое, Но родное сожмётся в кулак.

Стихи 1991–1998

Молчание Пифагора

Он жил и ничего не мог забыть, Он камень проницал духовным зреньем. Ему случалось человеком быть, И божеством, и зверем, и растеньем. Свои рожденья помнил с оных пор И в нескольких местах бывал он разом. Река встречала: — Здравствуй, Пифагор! — Он проходил: — Прощай, мой бывший разум! Он в тишине держал учеников И вёл беседы только через стену. И измышлял для будущих веков Мусическую стройную систему. Он говорил: — Она должна звучать, Но тайно, как община на Востоке. — Об истине предпочитал молчать, Но позволял окольные намёки: «Не спорь с народом. Слово нагишом Не выпускай: его побьют камнями. Живой огонь не шевели ножом: Он тело Бога. Не любись с тенями…» Он толковал на берегу морском, Где волны отливали синим светом: — Мы промолчать не можем обо всём, Так помолчим хотя бы вот об этом! Он ставил точку в воздухе, как рок: — Вот точка духа. Вот его основа! Всё остальное мировой поток, То бишь число. А посему ни слова!.. Он этим ничего не утвердил И в прошлый раз на берегу пустынном, Когда он треугольник начертил: — Вот красота! Тут множество в едином. Безмолвствует такая красота, Она не для обычного сознанья. Он первым из людей замкнул уста И сей завет назвал щитом молчанья. Своим молчаньем он сказал о том, Что истина рождается не в спорах. Но многие философы потом Жизнь провели зазря в словесных орах. Есть немота, по ней легко узнать В любой толпе иного человека: Он хочет что-то важное сказать, Его душа немотствует от века… Река времён всё помнит и шумит, Безмолвствует и спит река забвенья, Одна река мерцает и дрожит, Другая — тень застывшего мгновенья. Какие прошумели племена На берегу печали и раздора! Какие пролетели времена Над златобедрым прахом Пифагора! Великая любовь не говорит, А малая хохочет и болтает. Великая печаль не голосит, А малая и ропщет и рыдает. Любовь слила два сердца — взор во взор, Они молчат на берегу пустынном. Ни слова, о, ни слова, Пифагор, О красоте, чья двойственность в едином! У вечного покоя не шумят, А для других стоят в молчанье строгом. Не просто так покойники молчат, А чтоб душа заговорила с Богом. Затишье перед битвой чутко спит, Безмолвье после битвы спит глубоко. Душа живая около молчит, А души мёртвых… те молчат далёко. Бывало, в бой стеной молчанья шли: Ни голоса, ни выстрела, ни звяка. Психической атаку нарекли. Психея, ты молчишь? Твоя атака! Ты помнишь зал? Беспечный бал гремел. Но ты вошла — и все как онемели. И кто-то молвил: «Ангел пролетел!» Не только ангел. Годы пролетели!.. Молчанье — злато, слово — серебро, А жизнь — копейка с мелким разговором. Silentium! Вытряхивай добро, Сдавай бутылки вместе с Пифагором! Когда молчать преступно, то умри, Не покупай народного вниманья! В речах вождей блистает изнутри Дешевая фигура умолчанья. Что шепчет демон, ухо щекоча? Откуда в слабой женщине болтливость? Где кротость духа? Где его свеча? Шумит свобода. Где её стыдливость?.. Вперёд, вперёд! Веди, угрюмый стих! Веди меня по всем камням-дорогам К безмолвью просветлённых и святых, Обет молчанья давших перед Богом. Веди в подвалы вздыбленных держав, Где жертвы зла под пытками молчали; Ни истины, ни правды не предав, Они самозабвенно умирали. Замри, мой стих!.. Безмолвствует народ В глухой долине смуты и страданья. И где-то там, из мировых пустот, Очами духа светит щит молчанья. 

1991

*silentium — лат. "молчание"

Осенняя годовщина

Октябрь уж наступил…

А. Пушкин

С любовью к Октябрю Россия увядает, Она жива сегодня, завтра нет. Зажги свечу и плачь!.. Уж роща отряхает Кровавые листы — их так любил поэт. Народная слеза в осадок выпадает, Народная тропа уходит на тот свет. 

[Октябрь 1993]