Стихотворения и поэмы

1997

Серафим

Души рассеянная даль, Судьбы раздёрганные звенья. Разбилась русская печаль О старый камень преткновенья. Желает вольный человек Сосредоточиться для Бога. Но суждена ему навек О трёх концах одна дорога. Песок и пыль летят в лицо, Бормочет он что ни попало. Святой молитвы колесо Стальные спицы растеряло. А на распутье перед ним На камне подвига святого Стоит незримый Серафим — Убогий старец из Сарова.

1997

Живой дар

Одно и то ж: и память, и забвенье. Что Бог послал, а принял только я. В руке моей, как вечное мгновенье, Мерцает незабудка бытия. 

1997

Тёмные люди

Мы тёмные люди, но с чистой душою. Мы сверху упали вечерней росою. Мы жили во тьме при мерцающих звёздах, Собой освежая и землю и воздух. А утром легчайшая смерть наступала, Душа, как роса, в небеса улетала. Мы все исчезали в сияющей тверди, Где свет до рожденья и свет после смерти. 

1997

Предчувствие

Всё опасней в Москве, всё несчастней в глуши, Всюду рыщет нечистая сила. В морду первому встречному дал от души, И заныла рука, и заныла. Всё грозней небеса, всё темней облака. Ой, скаженная будет погода! К перемене погоды заныла рука, А душа — к перемене народа. 

1998

Призыв

Туман остался от России Да грай вороний от Москвы. Еще покамест мы живые, Но мы последние, увы. Шагнули в бездну мы с порога И очутились на войне, И услыхали голос бога: — Ко Мне, последние! Ко Мне! 

1998

* Поэзия есть свет, а мы пестры… *

Поэзия есть свет, а мы пестры… В день Пушкина я вижу ясно землю, В ночь Лермонтова — звездные миры. Как жизнь одну, три времени приемлю. Я знаю, где-то в сумерках святых Горит мое разбитое оконце, Где просияет мой последний стих, И вместо точки я поставлю солнце. 

1998

Стихи 1998–2003

Узоры

Светлый ангел пролетал по небу. Девка выходила на крылечко, На ступеньку низкую садилась И брала иголку с тёмной ниткой, На холстине белой вышивала Тайные девические грёзы И узоры жизни осторожной. Только ничего не получалось. Заливалась бедная слезами, Не могла увидеть даже нитки, А не то чтоб ангела на небе. Светлый ангел порадел о девке За её девические грёзы И узоры жизни осторожной, Постучал по голубиной книге - Выпали три волоса на землю, Три закладки меж страниц священных. Первый волос золотой, как нива, А второй серебряный, как месяц, Третий волос синий и зелёный, Словно море в разную погоду. А меж ними облака стояли, Полыхали тихие зарницы. Поглядела девка в поднебесье, А оттуда молния летела, А вернее молвить, паутинка, В паутинке нива золотилась. Сотворила девка свят-молитву, Отпустила душу и сказала: — Это волос ангела блистает, Мне о нём рассказывала бабка И шептали во поле колосья… Поглядела снова в поднебесье, А оттуда молния летела, А вернее молвить, паутинка, В паутинке месяц серебрился. На неё перекрестилась девка, Облегчила душу и сказала: — Это волос ангела сияет! Мне о нём напоминает месяц, Зимний снег и седина разумных… Поглядела снова в поднебесье, А оттуда молния летела, А вернее молвить, паутинка, В ней менялось синее с зелёным. Перед нею задрожала девка И глаза, как спящая, закрыла, Затворила душу и сказала: — Это волос ангела играет, Словно море в разную погоду! Он сегодня мне приснился ночью, Ничего я про него не знаю И дрожу с закрытыми глазами… А когда она глаза открыла, Волосы в ногах её дремали. Осторожно их брала руками И свивала радужную нитку. И три дня не грёзы вышивала, А узоры жизни терпеливой, Мудрые священные узоры. О трёх днях над вышивкой сидела, И мелькала быстрая иголка, И струилась радужная нитка. На четвёртый день вставала девка: — Всё готово! Где хвала и слава?.. Распахнула душу и ворота И сказала: — Вот мои узоры! Приходил народ на погляденье, Глубоко ему запали в душу Мудрые священные узоры. А они, как нива, золотились, А они, как месяц, серебрились, И играли синим и зелёным, Словно море в разную погоду. А меж ними облака стояли, Полыхали тихие зарницы. — Это счастье! — говорили люди. — Это радость! — восклицали дети. — Божья тайна! — молвил самый старый. — И моя! — проскрежетал зубами Повелитель мировой изнанки. Потемнело небо голубое. Выскочил откуда-то чертёнок, Прошмыгнул между хвалой и славой И царапнул по зелёной нитке. Где царапнул, там и след оставил, Где царапнул, там и потемнело, Хоть слегка, но всё-таки навечно. Явно для того, кто может видеть, А для глаз счастливых незаметно. 

1998

Рана

Я пел золотому народу, И слушал народ золотой. Я пел про любовь и свободу, И плакал народ золотой. Как тати, в лихую погоду Явились враги и друзья, Схватили за горло свободу, А в горле свободы был я! Прощайте, любовь и свобода! Как тати, враги и друзья Ударили в сердце народа, А в сердце народа был я! Над бездной у самого края Шатает от ветра народ. В нём рана зияет сквозная, И рана от ветра поёт. 

1999

На кладбище

Я пришел не без дыма и хлеба, Вот стою, о туман опершись. Оседают под тяжестью неба И родная могила, и жизнь. Стыд и скорбь моего окаянства Стали тягче небес и земли. Тридцать лет олимпийского пьянства По горам мою душу трясли. Из нутра окаянные силы Излетают кусками огня. У креста материнской могилы Рвет небесная рвота меня. Покаяния вздох излетает И летит до незримых высот. На лету его ангел поймает И до Бога его донесет. 

2 января 1999

Страхи героев

На родину души героев Смотрят издалека, И на земле замечают Ребёнка и старика. Ребёнок с огнём играет, Рядом старик стоит. Ребёнок с огнём играет Так, что земля горит. И голоса героев Сливаются в долгий крик: — Ребёнок с огнём играет! — Как знать! — говорит старик. — Не только вечная слава И поминальный стих — Страхи от вас остались… Он выжигает их. Он тоже станет героем: Нрав у него таков. Он выжигает страхи, Как тени от облаков. Вы скажете: — Он рискует Всё сущее истребить… Не больше того рискует, Чем ближнего возлюбить. 

1999

На пирушке

В мире скука, а у нас пирушка, Честь по чести дольный стол накрыт. На одном конце палит Царь-пушка, На другом Царь-колокол гремит. Поднимите, дьяволы, стаканы Выше свеч и белых облаков! Не про нас ли говорят курганы И тоскуют сорок сороков? То не сизы соколы слетались, То встречались наши хрустали. В честь встречались, в почесть расставались, Мед и пиво по усам текли. Все имело место или дело, Даже время Страшного суда. Не в твою ли душу залетела Снулая падучая звезда? И не ты ли посреди пирушки Пал лицом на стол, зело разбит? На слухах ни пушки, ни хлопушки, Даже колокольчик не звенит. А когда превечный гром ударил, Вскинул ты, не открывая глаз, Голову, стакан рукой нашарил И хватил во сне, благословясь. Может, Бог тебя во сне приветил Или черт поставил свой рожон? Страшный суд проспал и не заметил… Вот что значит богатырский сон! Мы такие версты отмахали, Догоняя свой последний час! А про Страшный суд мы не слыхали. Он прошел, но не дошел до нас. 

2000

Невидимая точка

Я надевал счастливую сорочку, Скитаясь между солнцем и луной, И всё глядел в невидимую точку - Она всегда была передо мной. Не засекли её радары мира, Не расклевало злое вороньё, Все пули мира пролетали мимо, И только взгляд мой западал в неё. Я износил счастливую сорочку, Я проглядел чужое и своё. И всё смотрел в невидимую точку, Покамест мир не сдвинулся с неё. Смешалось всё и стало бесполезно. Я растерял чужое и своё. В незримой точке зазияла бездна - Огонь наружу вышел из неё. И был мне голос. Он как гром раздался: "— Войди в огонь! Не бойся ничего!" — А что же с миром? " — Он тебе казался. Меня ты созерцал, а не его…" И я вошёл в огонь, и я восславил Того, кто был всегда передо мной. А пепел свой я навсегда оставил Скитаться между солнцем и луной.

2001

Полюбите живого Христа…

Полюбите живого Христа, Что ходил по росе И сидел у ночного костра, Освещённый, как все. Где та древняя свежесть зари, Аромат и тепло? Царство Божье гудит изнутри, Как пустое дупло. Ваша вера суха и темна, И хромает она. Костыли, а не крылья у вас, Вы разрыв, а не связь. Так откройтесь дыханью куста, Содроганью зарниц И услышите голос Христа, А не шорох страниц.