Стихотворения о любви

1976

Поэзия и проза

Шагая по парку средь голых кленов Вдоль спящей под белым платком реки, Веселая пара молодоженов Швыряла друг в друга, смеясь, снежки. Она была счастлива так, что взглядом Могла бы, наверное, без хлопот На том берегу, а не то что рядом, Как лазером, плавить и снег, и лед. Пылал ее шарф, и лицо сияло, Смеялась прядка на ветерке, И сердце в груди ее громыхало Сильней, чем транзистор в его руке. Увидевши яблони возле пруда, Что, ежась под ветром, на холм брели, Она озорно закричала: — Буду Сейчас колдовать, чтоб свершилось чудо, Хочу, чтобы яблони зацвели! И звездочки стужи, сначала редко, Затем все дружнее чертя маршрут, Осыпали черные пальцы веток — И вот оно: яблони вновь цветут! Но счастье еще и не то умеет. Вокруг — точно зарево! Посмотри: На ветках, как яблоки пламенея, Качаются алые снегири. Однако, взглянув равнодушным взором На эту звенящую красоту, Он, скучно зевнув, произнес с укором: — Ведь скажешь же всякую ерунду!.. Уж слишком ты выдумки эти любишь, А я вот не верю ни в чох, ни в стих. И снег — это снег, а синиц твоих, Прости, но как фрукты ведь есть не будешь! А, кстати, сейчас бутербродец вдруг Нам очень бы даже украсил дело! — Сказал, и от слов этих все вокруг Мгновенно ну словно бы потемнело: Солнце зашторилось в облака, Пенье, как лед на ветру, застыло И словно незримая вдруг рука Пронзительный ветер с цепи спустила. От ярости жгучей спасенья нет, Ветер ударил разбойно в спину, И сразу сорвал белоснежный цвет, И алое зарево с веток скинул. И нет ничего уж под серой тучей — Ни песен, ни солнца, ни снегирей. Лишь ссоры ворон, да мороз колючий, Да голый, застывший скелет ветвей. И все! И улыбка вдруг улетает. И горький упрек прозвенеть готов… Вот что со счастьем порой бывает От черствой души и холодных слов!

1977

Учитесь!

Учитесь мечтать, учитесь дружить, Учитесь милых своих любить И жить горячо и смело. Воспитывать душу и силу чувств — Не только труднейшее из искусств, Но сверхважнейшее дело! — Позвольте, — воскликнет иной простак, — Воспитывать чувства? Но как же так? Ведь в столбик они не множатся! Главное в жизни, без лишних слов, — Это найти и добыть любовь, А счастье само приложится. Спорщики, спорщики!.. Что гадать, Реку времен не вернете вспять, Чтоб заново жить беспечно. Так для чего ж повторять другим Всех наших горьких ошибок дым, Жизнь-то ведь быстротечна. Нельзя не учась водить самолет, Но разве же проще любви полет, Где можно стократ разбиться? Веру, тепло и сердечность встреч Разве легко на земле сберечь? Как же тут не учиться?! Учитесь, товарищи, уступать, Учитесь по совести поступать, И где бы ни пить — не упиться. Непросто быть честным всегда и везде, И чтобы быть верным в любой беде, Трижды не грех учиться! С готовой, с красивой душой навек Отнюдь не рождается человек, Ничто ведь само не строится. Уверен, что скромником и бойцом, Отзывчивым, умницей, храбрецом — Учатся и становятся. Но как это сделать? Легко сказать! Как сделать?.. А душу тренировать На искренность, на заботы. Как в спорте, как в музыке, как в труде, Тренаж нужен людям везде-везде, Вот так и берут высоты. Высоты всяческой красоты, Любви и действительной доброты, И нечего тут стыдиться! Ведь ради того, чтоб не зря весь век Носили мы звание Человек, — Стоит, друзья, учиться!

1978

Дым отечества

Как лось охрипший, ветер за окошком Ревет и дверь бодает не щадя, А за стеной холодная окрошка Из рыжих листьев, града и дождя. А к вечеру — ведь есть же чудеса — На час вдруг словно возвратилось лето И на проселок, рощи и леса Плеснуло ковш расплавленного света. Закат мальцом по насыпи бежит, А с двух сторон, в гвоздиках и ромашках, Рубашка-поле — ворот нараспашку, Переливаясь, радужно горит. Промчался скорый, рассыпая гул, Обдав багрянцем каждого окошка, И рельсы, словно «молнию»-застежку, На вороте со звоном застегнул. Рванувшись к туче с дальнего пригорка, Шесть воронят затеяли игру. И тучка, как трефовая шестерка, Сорвавшись вниз, кружится на ветру. И падает туда, где, выгнув талию И пробуя поймать ее рукой, Осина пляшет в разноцветной шали, То дымчатой, то красно-золотой. А рядом в полинялой рубашонке Глядит в восторге на веселый пляс Дубок-парнишка, радостный и звонкий, Сбив на затылок пегую кепчонку, И хлопая в ладоши, и смеясь. Два барсука, чуть подтянув штаны И, словно деды, пожевав губами, Накрыли пень под лапою сосны И, «тяпнув» горьковатой белены, Закусывают с важностью груздями. Вдали холмы, подстрижены косилкой, Топорщатся стернею там и тут, Как новобранцев круглые затылки, Что через месяц в армию уйдут. Но тьма все гуще снизу наползает, И белка, как колдунья, перед сном Фонарь луны над лесом зажигает Своим багрово-пламенным хвостом. Во мраке птицы словно растворяются, А им взамен на голубых крылах К нам тихо звезды первые слетаются И, размещаясь, ласково толкаются На проводах, на крышах и ветвях. И у меня такое ощущенье, Как будто бы открылись мне сейчас Душа полей, и леса настроенье, И мысли трав, и ветра дуновенье, И даже тайна омутовых глаз… И лишь одно с предельной остротой Мне кажется почти невероятным: Ну как случалось, что с родной землей Иные люди, разлучась порой, Вдруг не рвались в отчаянье обратно?! Пусть так бывало в разные века, Да и теперь бывает и случается. Однако я скажу наверняка О том, что настоящая рука С родной рукой навеки не прощается! Пускай корил ты свет или людей, Пусть не добился денег или власти, Но кто и где действительное счастье Сумел найти без Родины своей?! Все, что угодно, можно испытать: И жить в чести, и в неудачах маяться, Однако на Отчизну, как на мать, И в смертный час сыны не обижаются. Ну вот она — прекраснее прикрас, Та, с кем другим нелепо и равняться, Земля, что с детства научила нас Грустить и петь, бороться и смеяться. Уснул шиповник в клевере по пояс, Зарницы сноп зажегся и пропал, В тумане где-то одинокий поезд, Как швейная машинка, простучал… А утром дятла работящий стук, В нарядном первом инее природа, Клин журавлей, нацеленный на юг, А выше, грозно обгоняя звук, Жар-птица лайнер в пламени восхода. Пень на лугу, как круглая печать, Из-под листа — цыганский глаз смородины. Да, можно все понять иль не понять, Все пережить и даже потерять Все в мире, кроме совести и Родины!

1978

Побереги

Ты говоришь, что кончилась любовь И слишком много сделано такого, Что не позволит возвратиться вновь Ни даже тени нашего былого. Ну что же, ладно. Так и порешим. Как бы незримый договор подпишем, Что мы теперь друг другу не напишем, Не встретимся и вновь не позвоним. О, как легко решенья принимаются! Что годы встреч иль даже просто год, Все вдруг, как пена с молока, сдувается, Иль будто дрозд из клетки выпускается: Прощай, лети! И никаких забот. Куда как просто, душ своих не мучая, Пожать друг другу руки: — В добрый путь! Но все, что было светлого и лучшего, Его куда и как перечеркнуть?! Мы произносим: — Кончена любовь. — Порой бодрясь и голосом и взглядом, Но чувствуем, как холодеет кровь, И что-то в нас почти кричит: — Не надо! Эх, были бы волшебные весы, Чтоб «за» и «против» взвесить успевали, Чтоб люди дров в азарте не ломали И не тогда ошибки понимали, Когда давно отстукают часы. И чтоб не вышло зло и несчастливо, Давай-ка, те часы остановив, Свершим с тобой не подлинный разрыв, А, может, что-то вроде перерыва. Да, не порвем всех нитей до конца. Пускай смешно, но слишком жизнь сурова. Простимся так, чтоб, если надо, снова Могли друг друга отыскать сердца. Легко в ненастье крикнуть: — Навсегда! — Но истая любовь, она не тонет И, может быть, на нашем небосклоне Еще взойдет, как яркая звезда. Кто мы с тобой: друзья или враги? Сегодня в душах все перемешалось. Но если что-то светлое осталось, Не разбивай его, побереги!

1980

Друг без друга у нас получается все…

Друг без друга у нас получается все В нашем жизненном трудном споре. Все свое у тебя, у меня все свое, И улыбки свои, и горе. Мы премудры: мы выход в конфликтах нашли И, вчерашнего дня не жалея, Вдруг решили и новой дорогой пошли, Ты своею пошла, я — своею. Все привольно теперь: и дела, и житье, И хорошие люди встречаются. Друг без друга у нас получается все. Только счастья не получается…

1980

Заколдованный круг

Ты любишь меня и не любишь его. Ответь: ну не дико ли это, право, Что тут у него есть любое право, А у меня ну — почти ничего?! Ты любишь меня, а его не любишь: Прости, если что-то скажу не то, Но кто с тобой рядом все время, кто И нынче, и завтра, и вечно кто? Что ты ответишь мне, как рассудишь? Ты любишь меня? Но не странно ль это! Ведь каждый поступок для нас с тобой — Это же бой, настоящий бой С сотнями трудностей и запретов. Понять? Отчего ж, я могу понять. Сложно? Согласен, конечно, сложно. Есть вещи, которых нельзя ломать, Пусть так, ну а мучиться вечно можно?! Молчу, но душою почти кричу: Ну что они — краткие эти свидания?! Ведь счастье, я просто понять хочу, Ужель, как сеанс иль визит к врачу: Пришел, повернулся и до свидания! Пылает заревом синева, Бредут две Медведицы, Большая и Малая, А за окном стихает Москва, Вечерняя, пестрая, чуть усталая. Шторы раздерну, вдали темно, Как древние мамонты дремлют здания, А где-то сверкает твое окно Яркою звездочкой в мироздании. Ты любишь меня… Но в мильонный раз Даже себе не подам и вида я, Что, кажется, остро сейчас завидую Ему, нелюбимому, в этот час.

1982

Маэстро

Счастливый голос в трубке телефонной: — Люблю, люблю! Без памяти! Навек! Люблю несокрушимо и бездонно! — И снова горячо и восхищенно: — Вы самый, самый лучший человек! Он трубку улыбаясь положил. Бил в стекла ветер шумно и тревожно. Ну что сказать на этот буйный пыл? И вообще он даже не решил, Что хорошо, а что тут невозможно? Ее любовь, ее счастливый взгляд, Да, это праздник радости, и все же На свете столько всяческих преград, Ведь оболгут, опошлят, заедят, К тому ж он старше, а она моложе. Ну что глупцам душа или талант! Ощиплют подчистую, как цыпленка. Начнут шипеть: — Известный музыкант, И вдруг нашел почти наивный бант, Лет двадцать пять. Практически девчонка. Но разве чувство не бывает свято? И надо ль биться с яркою мечтой? Ведь были же и классики когда-то. Был Паганини в пламени заката. Был Верди. Были Тютчев и Толстой. А впрочем, нет, не в этом даже дело, И что такое этажи из лжи И всяческие в мире рубежи Пред этим взглядом, радостным и смелым! Ведь если тут не пошлость и не зло И главный смысл не в хмеле вожделений, А если ей и впрямь его тепло Дороже всех на свете поклонений?! И если рвется в трубке телефонной: — Люблю, люблю! Без памяти! Навек! Люблю несокрушимо и бездонно! — И снова горячо и восхищенно: — Вы самый, самый лучший человек! Так как решить все «надо» и «не надо»? И как душе встревоженной помочь? И что важней: житейские преграды Иль этот голос, рвущийся сквозь ночь? Кидая в мрак голубоватый свет, Горит вдали последняя звезда. Наверно, завтра он ответит «нет», Но нынче, взяв подаренный портрет, Он по секрету тихо скажет «да»!

1984

Влюбленный

День окончился, шумен и жарок, Вдоль бульвара прошла тишина… Словно детский упущенный шарик, В темном небе всплывает луна. Все распахнуто — двери, окошки, Где-то слышно бренчанье гитар. Желтый коврик швырнул на дорожку Ярко вспыхнувший круглый фонарь. И от этого света девчонка В ночь метнулась, пропав без следа, Только в воздухе нежно и звонко Все дрожало счастливое «да». Он идет, как хмельной, чуть шатаясь, Шар земной под ногами гудит. Так, как он, на весь мир улыбаясь, Лишь счастливый влюбленный глядит. Люди, граждане, сердцем поймите: Он теперь человек не простой — Он влюбленный, и вы извините Шаг его и поступок любой. На панелях его не сшибайте, Не грубите в трамваях ему, От обид его оберегайте, Не давайте толкнуть никому. Вы, шоферы, его пощадите, Штраф с него не бери, постовой! Люди, граждане, сердцем поймите: Он сейчас человек не простой!

1949

У реки

Что-то мурлыча вполголоса, Дошли они до реки. Девичьи пушистые волосы Касались его щеки. Так в речку смотрелись ивы И так полыхал закат, Что глянешь вдруг вниз с обрыва И не уйдешь назад! Над ними по звездному залу Кружила, плыла луна. — Люблю я мечтать! — сказал он. — Я тоже… — вздохнула она. Уселись на край обрыва, Смотрели в речную тьму. Он очень мечтал красиво! Она кивала ему. А речь шла о том, как будет С улыбкой душа дружить, О том, что без счастья людям Нельзя, невозможно жить… Счастье не ждет на пригорке, К нему нелегки пути, И надо быть очень зорким, Чтоб счастье свое найти! Звенят их умные речи, За дальней летя мечтой… А счастье… Счастье весь вечер Стоит у них за спиной.

1967

Стихи о маленькой зеленщице

С утра, в рассветном пожаре, В грохоте шумной столицы, Стоит на Тверском бульваре Маленькая зеленщица. Еще полудетское личико, Халат, паучок-булавка. Стоит она на кирпичиках, Чтоб доставать до прилавка. Слева — лимоны, финики, Бананы горою круто. Справа — учебник физики За первый курс института. Сияют фрукты восточные Своей пестротою сочной. Фрукты — покуда — очные, А институт — заочный. В пальцах мелькает сдача, В мозгу же закон Ньютона, А в сердце — солнечный зайчик Прыгает окрыленно. Кружит слова и лица Шумный водоворот, А солнце в груди стучится: «Придет он! Придет, придет!» Летним зноем поджарен, С ямками на щеках, Смешной угловатый парень В больших роговых очках. Щурясь, нагнется низко, Щелкнет пальцем арбуз: — Давайте менять редиску На мой многодумный картуз? Смеется, словно мальчишка, Как лупы, очки блестят, И вечно горой из-под мышки Толстенные книги торчат. И вряд ли когда-нибудь знал он, Что, сердцем летя ему вслед, Она бы весь мир променяла На взгляд его и привет. Почти что с ним незнакома, Она, мечтая о нем, Звала его Астрономом, Но лишь про себя, тайком. И снились ей звезды ночные Близко, хоть тронь рукой, И все они, как живые, Шептали: «Он твой, он твой…» Все расцветало утром, И все улыбалось днем До той, до горькой минуты, Ударившей, точно гром! Однажды, когда, темнея, Город зажег огни, Явился он, а точнее — Уже не «он», а «они»… Он — будто сейчас готовый Разом обнять весь свет, Какой-то весь яркий, новый От шляпы и до штиблет. А с ним окрыленно-смелая, Глаза — огоньки углей, Девушка загорелая С крылатым взлетом бровей. От горя столбы качались, Проваливались во тьму. А эти двое смеялись, Смеялись… невесть чему. Друг друга, шутя, дразнили И, очень довольны собой, Дать ананас попросили, И самый притом большой. Великий закон Ньютона! Где же он был сейчас? Наверно, не меньше тонны Весил тот ананас! Навстречу целому миру Открыты сейчас их лица. Им нынче приснится квартира, И парк за окном приснится. Приснятся им океаны, Перроны и поезда, Приснятся дальние страны И пестрые города. Калькутта, Багдад, Тулуза… И только одно не приснится — Как плачет, припав к арбузу, Маленькая зеленщица.

1965

«Интеллигентная» весна

В улицы города черными кошками, Крадучись, мягко вползает ночь, Молча глядит, не мигая окошками, Готовая, фыркнув, умчаться прочь. А настоящие кошки — выше, Для них еще с марта пришла весна, Они вдохновенно орут на крыше, Им оскорбительна тишина. Бегут троллейбусы полусонные, И, словно фокусник для детворы, Для них светофор надувает шары: Красные, желтые и зеленые. Включают в душистую темноту Свои транзисторы соловьи. Попарно на страже весны и любви Стоят влюбленные на посту. Сейчас не в моде пижоны-врали, Теперь у девчонок в моде «очкарики», Худые и важные, как журавли, Сквозь стекла сияют глаза-фонарики. Видать, у девчат поднялись запросы, Волнуют их сотни проблем, и даже Подай им теперь мировые вопросы, Вот только нежность в сердцах все та же. И поцелуи для них все те же, Однако, как ни умны кибернетики, Но где же объятия ваши, где же? Неужто вы только лишь теоретики? Вы сосчитали все звезды галактики, Измерили все тепловые калории, Но будьте, родные, поближе и к практике, Ведь замуж выходят не за теории… А ветер смеется: не бойтесь за счастье их! Сначала как все: пострадают, помучатся, Потом ничего, разберутся, научатся, Ребята все-таки головастые. Хлопают сотни зеленых конвертиков На ветках вдоль лунной ночной тропы. Весна… Девчонки влюбляются в медиков, В ботаников, химиков, кибернетиков, Ну что ж, девчонки не так глупы…