Стихотворения. Поэмы

_{Дебрецен, 6-7 января 1849 г.}

ТИХА ЕВРОПА…

Тиха Европа, вновь тиха, бои Всех революций отгремели. Презренье ей! Она затихла, и Свободу взять народы не сумели. И одного оставили, бежав, Венгерца,- трусы, все ослабли, На всех руках уж цепи дребезжат. В руке венгерца только блещет сабля. Так что же нам – впадать в отчаяния мрак? Печалиться, что вышло так с другими? О родина, пускай все это так,- Уверенность как раз твой дух подымет! Пускай подымет наш венгерский дух То, что мы свет единственный для прочих: Когда все спят – наш светоч не потух, Горит во тьме непроходимой ночи. Когда бы свет наш не светил с земли, Здесь, в бесконечной ночи без просвета,- На небе, там, подумать бы могли, Что вымерла печальная планета. Свобода! Ты взгляни, на нас взгляни, Узнай, что твой народ выносит,- Те слез пролить не смеют в эти дни. А мы тебе всю в жертву кровь приносим. Иль нужно еще больше, чтоб твое Нам заслужить не зря благословенье? Когда вокруг предательство встает, Мы лишь одни тебе верны в служенье!

_{Дебрецен, январь 1849 г.}

ГРЕМЕЛА КАНОНАДА…

Гремела канонада Подряд четыре дня. Меж Визакной и Дэвой Красна была земля. Был мир красивым, белым, Когда мела пурга, Но кровью обагрились Глубокие снега. В таком бою мы бились, Какой за жизнь свою Не видело и солнце,- Четыре дня в бою! Но бились что есть силы, Как требовала честь. Был этот бой неравным,- Мы проиграли здесь. И нас господь и счастье Покинули совсем. Один лишь вождь остался – Лишь ты, наш славный Бем! Величием душевным Нас всех, ты поражал. О Бем, наш вождь отважный, Наш храбрый генерал! Чтобы тебя прославить, Я слов не нахожу, И лишь с немым восторгом Я на тебя гляжу. И если б человека За бога я признал, То, преклонив колени, Перед тобой бы встал. Горжусь я грозной славой, Что я с тобой служу И это поле битвы С тобой я обхожу. С тобой скакал я рядом В отчаянных боях, Где гибло все живое, Где зрела смерть в полях. Ты многими покинут, Отважный старец мой, Но я тебя не бросил, Ведь я-то здесь, с тобой! Пусть скажут, что с тобою До смерти я шагал, О Бем, мой вождь отважный, Мой славный генерал!

_{Дебрецен, 10-15 февраля 1849 г.}

В БОЮ

Разгневана земля, Разгневан небосвод – Кровь льется по земле, И солнце пламень льет. Вечерняя заря Вся в пурпуре встает. Вперед, венгерцы, в бой! Вперед, войска, вперед! Закат глядит на нас Из диких облаков. И видится в дыму Мерцание штыков. Медлительная мгла Клубится и ползет, Вперед, венгерцы, в бой, Вперед, войска, вперед! Ружейная пальба Гремит и там и здесь, Орудия ревут, И мир трясется весь. Не рухнут ли сейчас Земля и небосвод? Вперед, венгерцы, в бой, Вперед, войска, вперед! Отвагой боевой Свирепо возбужден, И дымом опьянен, И кровью опьянен, Останусь лиг в живых, Иль смертный час мой бьет? Вперед, венгерцы, в бой, Вперед, войска, вперед!

_{Меддеги, 2-3 марта 1849 г.}

Я ГОВОРЮ, ЧТО ПОБЕДИТ МАДЬЯР…

Я говорю, что победит мадьяр: Назло земле и небу наш удар! Лишь потому не шли к победе мы, Что были розны души и умы. Сейчас едины все, мадьяр, поверь! Когда ж победа, если не теперь? Все, как один, чтоб жизнь в бою сложить, И потому, народ, ты будешь жить. И будет жизнь всех краше и светлей, На зависть всем живущим на земле. Я смело встал среди войны огня И знаю, пуля не пронзит меня. Судьба меня от смерти сохранит И знает: я не должен быть убит,- Затем, что в день, когда враги умрут, Я должен быть поднявшим песен труд, Чтобы воспеть свободу до конца И память о священных мертвецах, Чьей кровью ты, отчизна, крещена,- Рожденья песней прозвучит она! До этого дожить я должен дня, Чтоб нас могла свобода осенять, Чтоб смыть годов проклятых, темных грязь, От радости и плача и смеясь, Чтоб звук разбитых навсегда цепей Звучал молитвой родины моей. Нет, должен я дожить до дня того,- Мой меч и лира бились за него!

_{Марош-Вашархей, 6-7 марта 1849 г.}

ВНОВЬ ЖАВОРОНОК НАДО МНОЙ…

Вновь жаворонок надо мной, Чуть от него я не отвык. Пой, вестник дней весенних, пой, Ликуй, что так простор велик. О, господи, как этот звук Мне после шума битвы мил! Он кровь мне с обагренных рук Своею чистотою смыл. Пой, милый, не жалей рулад. Ты мне напомнил в их пылу, Что я не только ведь солдат, Но твой собрат по ремеслу. Твой щебет оглашает синь Во славу музы и любви. Во имя этих двух богинь Безумствуй и в лазурь зови. Воспоминанье и мечта, Проснувшись, прерывают сон И, как два розовых куста, Цветут во мне под твой трезвон. К возлюбленной лететь мечтой,- Наверно, счастия предел, И этой счастья полнотой Я всех бы наделить хотел. Могу сказать, как на духу: Создав ее, признался бог, Что рай небес не наверху, А здесь, внизу, у наших ног. Пой, жаворонок. Ты – призыв, Чтоб вышли из земли цветы. Пой, вешний вестник, пробудив Души дремавшие пласты.

_{Бетлен, 8 марта 1849 г.}

ЭРДЕЙСКАЯ АРМИЯ

Мы ли дрогнем? Старый Бем ведет нас, Вольности испытанный солдат. Мстительным багрянцем нам сияет Остроленки гибельный закат. Вот идет он, вождь наш седовласый, В наступленье первый, как всегда, Точно символ мира в день победы, Белым флагом вьется борода. Вот идет он, вождь наш седовласый, В ногу с ним – наш юношеский строй. Так, бушуя, волны океана Спорят в беге с бурею седой. В нас две нации соединились, И какие две! Мадьяр, поляк! Кто их превозможет, если оба К общей цели свой направят шаг! Цель у нас одна: разбить оковы, Родина, мы скоро сбросим их! Мы клянемся в том священной кровью Незаживших старых ран твоих. Слышишь, коронованный разбойник? Шли своих наемников на нас! Мостом в ад тебе их трупы будут, Близок, близок твой последний час! Мы ли дрогнем? Старый Бем ведет нас, Вольности испытанный солдат. Мстительным багрянцем нам сияет Остроленки гибельный закат.

_{Банфи-Хуняд, 26-27 марта 1849 г.}

КТО Б МОГ ПОДУМАТЬ…

Кто б мог подумать, мог сказать, Что битва здесь была, Что несколько недель назад Здесь кровь рекой текла? Вот здесь сраженье началось, Здесь враг пас окружил, Смерть впереди, смерть позади… День этот страшен был! Тогда померкли небеса От тягостных невзгод,- Теперь, как детские глаза, Лазурен небосвод. Тогда старухою седой Была в снегах земля,- А нынче, как мечта юнца, Тут зелены поля. Здесь пели пули нам свою Убийственную песнь,- А нынче жаворонка трель Звучит над нами здесь. Здесь были груды мертвецов, Повсюду стыла кровь,- Сейчас, где были мертвецы, Горят венцы цветов. Кто б мог подумать, мог сказать, Что битва здесь была, Что несколько недель назад Здесь кровь рекой текла?!

_{Сасшебеш, 3-12 апреля 1849 г.}

НА СМЕРТЬ РОДИТЕЛЕЙ

Вот и состоялось Наконец свиданье. Нету в нем отрады, А одно страданье. Не отца родного, гроб его я видел, Крышку гроба видел помутненным взглядом,- Видел – опускали мать мою родную, Мать к отцу в могилу, чтоб лежали рядом. Нет вас, нет, родные, И не будет вечно. Как бы вас я обнял В горести сердечной, След ваш на дороге целовал бы плача, Потому что вскормлен был я вашей кровью, Потому что был я, как земля лучами, Обогрет священной вашею любовью. Почему, родные, От меня ушли вы? Знаю, сон могильный - Сон для вас счастливый. Но блаженство ваше – для меня проклятье, Мука, от которой сердце разорвется. Если от любивших так я настрадался, Что ж от не любивших ждать мне остается? Навсегда, навеки Разлучен я с вами. Оболью могилу Горькими слезами. Вы теките, слезы, ручейком горячим, Омочите, слезы, мертвые их щеки, Расскажите, слезы, им о горе сына, Как он над могилой плачет, одинокий. Нет, уйду отсюда, Чтоб моей печали, Слез моих горячих Вы не увидали, Если бы, о боже, вы могли проведать, Как меня жестоко горе надломило, Вы бы потеряли и покой и счастье Даже в жизни вечной, даже за могилой. С богом! До свиданья! Обниму, бессильный, Обниму еще раз Этот крест могильный,- Крест, который руки распростер широко, Словно все на свете разом обнимая, Словно вы, родные, поднялись из гроба, В милые объятья сына принимая.

_{Пешт, 19-20 мая 1849 г.}

ЯВИЛАСЬ СМЕРТЬ…

Явилась смерть, чтоб нас смести бесследно С лица земли. Повальный этот мор Из сатанинской гнилостной утробы Злодей-король дохнул на нас в упор. Смертельный вихрь летит со страшной силой, Как будто в день последнего суда. И гнемся мы, как лес во время бури, Но – живы! Не сломить нас никогда! Венгерец жив! Стоит еще отчизна. Заговорили сабель голоса, И отзвук их летит по всей Европе,- Венгерец, сотворил ты чудеса! Кто прежде знал, что где-то на Дунае Живешь ты, унижаясь и скорбя? А вот теперь первейшие из наций Взирают с изумленьем на тебя! Кто из венгерцев не считал проклятьем Того, что был венгерцем он рожден? Кто из венгерцев нынче не гордится, Что божьей милостью венгерец он! Венца из самых драгоценных лавров, О Венгрия, заслуживаешь ты, Где я найду, священная отчизна, Твоей главы достойные цветы! Однако не закончена работа, Которую должна ты завершить,- Наполовину лишь разрублен узел, Который ты решилась разрубить. И в день, когда его ты перерубишь, Страна моя, окрепшею рукой, Уже не мне венчать тебя придется,- Венчать тебя придет весь род людской. Вперед же, нация! Остановиться Ты разве можешь здесь, на полпути! Да, тяжек путь! Но ты идешь к вершинам. Легко бывает только вниз идти. Вперед, вперед, венгерский знаменосец, Пойдет Европа следом за тобой! Страна моя, ты нынче вождь народов! О, вдохновись великою судьбой!

_{Пешт, 21 мая 1849 г.}

УЖАСНЕЙШИЕ ВРЕМЕНА!

Ужаснейшие времена! Кошмарами полна страна… Быть может, был Приказ небес, Чтоб все это случилось, Чтоб отовсюду кровь лилась? О, так и есть! Ведь против нас Полмира ополчилось! Лицом к лицу стоим с войной. Но разве горе в ней в одной? Война – войной, А за спиной Ужасный призрак мора! Сплеча господь отчизну бьет, Двумя руками гибель жнет – Всё на ее просторах! Погибнем все? А может стать, Кто выживет, чтоб написать Рассказ Про самый черный час На белом свете? Вот только бы хватило слов, Чтоб был рассказ его толков Про злодеянья эти! А если хватит слов, так все Ему ответят: «Это ложь! Ведь это бред, Чтоб столько бед Наваливалось разом!» И, выслушав рассказ такой, Подумают, махнув рукой, Что помутился разум!

_{Мезё-Берень, 7 июля 1849 г.}

ПОЭМЫ

ВИТЯЗЬ ЯНОШ

1

Безоблачных небес неистов жар жестокий, И мучится пастух на солнечном припеке. Напрасно с высоты так солнце припекает, Пастух на берегу и без того страдает. В его груди пожар, он от любви безумен. Он неспроста пасет овец у сельских гумен. Пока пасутся овцы под горой в лощине, Валяется в траве он на своей овчине. Ромашки вкруг него головками качают. Внимания пастух на них не обращает. Внизу течет ручей, бурля и извиваясь, И на него пастух глядит не отрываясь. Но взор его совсем не к пене волн прикован. Он девочкой в ручье прельщен и очарован. Он восхищен ее тяжелою косою, И ростом, и лицом, и стана красотою. Она стоит в ручье и, подоткнувши юбку, Полощет в нем белье и скатывает в трубку. И Янчи ослеплен и смотрит в удивленье, Как белизной горят в воде ее колени. Задумчивый пастух с заплатанною блузой Не кто-нибудь иной, но Янчи Кукуруза. А девочка в ручье – его любовь до гроба, Свет Илушка, его сердечная зазноба. «Жемчужина моя, свет без тебя затмился,- Он к девочке в ручье с поляны обратился,- Голубушка моя, души моей отрада, Хотя на миг один выдь, ангел, на леваду. Порадуй душу мне своим лучистым взглядом, Дай мне обнять тебя и сядь со мною рядом. Выдь, красота моя, выдь на минуту, люба, Дай всласть и до смерти нацеловаться в губы». «Когда б мне не белье стирать велели, Янчи, Не надо бы просить, сама б я вышла раньше. Но горе ведь с бельем,- случись с ним проволочка, Съест мачеха меня, я ей чужая дочка». Так Илушка ему ответила покорно И принялась опять белье стирать проворно. Но с шубы встал пастух и, подойдя к потоку, Сказал еще нежней подруге синеокой: «Выдь на берег скорей, живее, голубь белый. Два слова, поцелуй-другой – большое ль дело? И мачеха сейчас не над душою самой. Уморишь ты меня,- как быть с тобой, упрямой?» И выманил пастух любовь свою на сушу, И с нею говорил, и отводил с ней душу. И целовал ее раз сто и полтораста,- И знает только бог, как крепко и как часто.