Шло время между тем, и золото заката Румянило ручей и мачехину хату.Сердилась мачеха: «Где эта тварь дрянная?Ну, погоди, придет, я девку отругаю!»Та мачеха была несносной ведьмой злою.Не знала Илушка от мачехи покоя.«Небось баклуши бьет,- так думала старуха,- Накрою-ка ее, влеплю ей оплеуху».Ах, Илушка, беги от мачехи, родная!Бедняжка, не уйти тебе от нагоняя.От сладких снов любви, несчастная сиротка,Ты вдруг пробуждена ее визгливой глоткой.«Ах, вот ты где, овца, святая недотрога?Ты вот чем занята? И не боишься бога?Вот девушкам пример! Любуйтесь ею, люди!Чтоб с места не сойти теперь тебе, паскуде!»«Довольно горло драть, вы слышите ли, тетка! Заткните сами рот, иль мы заткнем вам глотку! Про Илушку хоть раз скажите слово худо -Я зубы выбью вам и сожалеть не буду».Что говорил пастух, он сам в сердцах не ведал,Но Илушки-красы своей в обиду не дал.К старухину лицу он свой кулак приставил И вот что ко всему для внятности прибавил:«Смотрите, если вы не станете потише,Я петуха пущу вам красного на крышу.И так ведь девочка оттерта на задворки,Гнет спину день и ночь, не видит хлеба корки.Брось, Илушка, робеть. Она ведь ясно видит,Что будет с ней, когда она тебя обидит.Чем всюду нос совать, вы дома бы сидели Да за собой, кума, получше бы глядели».Накинув свой тулуп, простился он с подругой И в поисках овец пошел шагать по лугу.Он обошел луга, крестьянские угодья,-Лишь несколько овец паслось кой-где в разброде.
3
Уж стало вечереть, повеяло прохладой…Овец недостает, нет половины стада.Где остальные? Где другая половина?Кто это, вор иль волк в пропаже их повинны?Чья б ни была вина, раздумывать в печали Уж было поздно тут, раздумья запоздали.Что делать Янчи? Он – неробкого десятка. Погнал овец домой, не глядя на нехватку.«Ну, Янчи,- думал он,- за новые успехи Достанется тебе сегодня на орехи.Ты рос, и так глаза хозяину мозоля,А нынче… Что уж там, на все господня воля!»Так думал он, хотя не время думать было:Отара в ворота хозяйские входила.Хозяин, как всегда, стоял перед оградой,Чтоб
там пересчитать вернувшееся стадо.Вот Янчи говорит: «Не буду я лукавить: Полстада нет. Мой грех. Но дела не поправить.Я пред тобой стою с повинной головою,Хоть режь меня, хоть жги, убытка не покрою».«Я смеха не люблю, и мы не скоморохи.Ты, Янчи, не дури, со мною шутки плохи,Ты дело говори, а то, предупреждаю,Все ребра я тебе, смотри, пересчитаю».Когда ж старик узнал, что это все не шутки,От гнева он едва не тронулся в рассудке.Стал бегать он кругом, крича и угрожая:«Где вилы? Вилы мне! Проткну я негодяя!Ах, вор, головорез, грабитель беззаконный!Умри! Пусть выклюют глаза тебе вороны!Затем ли подлеца я выходил и холил,Чтоб висельник меня за хлеб мой обездолил?Сквозь землю провались, исчезни, скройся, Каин!» -Орал до хрипоты на пастуха хозяин.Потом, собравшись вдруг с последнею силенкой, За Янчи побежал с дубиною вдогонку.Но Янчи удирал, не пред дубиной струсив.Не испугался б он и потолочных брусьев,-Он парень был силач, шутя коней треножил, Хотя до двадцати годов еще не дожил.Он потому бежал, что должен был признаться, Что в этот раз старик был вправе бесноваться. И в драку ли вступать ему с отцом приемным, Что сжалился над ним, найденышем бездомным?Вот отчего бежал он, обливаясь потом,Покамест не пропал старик за поворотом.Куда глаза глядят пошел он по проселку,-Так был он сразу сбит несчастьем этим с толку.
4
Когда вода ручья совсем зеркальной стала И вся роями звезд несметных засверкала,Он, к радости своей, негаданно-нежданно На Илушкин плетень набрел среди тумана.Он стал перед плетнем средь вьющегося хмеля И грустно заиграл на ивовой свирели.Вечерняя роса, сверкавшая в бурьяне,Казалась в эту ночь слезами состраданья.А Илушка спала в те грустные мгновенья.Ей летнею порой служили спальней сени. Проснулась, услыхав свирели переливы,И выбежала вон, одевшись торопливо.Но Янчи напугал ее своей печалью.«О Янчи, у тебя глаза и щеки впали.Скажи мне все скорей, быть может, легче станет. Ведь краше в гроб кладут, и на тебе лица нет!»«Эх, Илушка моя, я бледен не впустую.В последний раз тебя я, может быть, целую». «О Янчи, перестань! Ты так меня пугаешь! Побойся бога ты! На что ты намекаешь?»«Я правду говорю, моя весна и зорька!В последний раз свирель моя рыдала горько.В последний раз тебя я вижу, утро мая,В последний слышу раз, в последний обнимаю!»Потом, чтоб разъяснить ей страшную загадку,Он рассказал ей все, как было, по порядку,От Илушки лицо заплаканное пряча,Чтоб видом слез своих не огорчить в придачу.«Ну, Илушка, пора, мой белый ангел в небе,И думай иногда про мой несчастный жребий.Когда зимой в буран заслышишь веток стоны, Пусть вспомнюсь я тебе, твой бедный нареченный».«Ну, Янчи, добрый путь, раз такова судьбина. Господь с тобой, тебя я в мыслях не покину. Найдешь в пути цветок с головкой отсеченной,- Подумай о своей несчастной нареченной».Прижались, обнялись, рванулись друг от друга. Заплакали. В сердцах у них завыла вьюга. Оставив всю в слезах ее вдали на шляхе,Он шел и утирал глаза полой рубахи.Он наудачу шел, шел напрямик от тына И не глядел вперед, и было все едино.Кругом паслись стада, звон бубенцов был ласков, А он не замечал смеющихся подпасков.Деревня позади уже давно осталась,И больше по пути костров не попадалось.В последний раз назад взглянул несчастный Янчи, И колокольни тень мелькнула великаншей.Будь рядом кто-нибудь и вздох его подслушай,Тот понял бы, что он вложил в него всю душу.Но Янчи был один, лишь журавли держали Вдоль по небу свой путь и вздохов не слыхали.Он брел все глубже в ночь. Его тулуп овечий Сегодня тяжелил так непривычно плечи.Как заблуждался он! Не шуба тяжелила,А сердце у него надорванное ныло.
5
Лишь только солнце, встав, луну домой услало, Простерлась степь кругом, как море степь лежала. Все, все, что видел глаз с восхода до заката.Все это степь была, все было ей объято.Ни кустика кругом взор Янчи не заметил,Но вид травы уж был по-утреннему светел.Лишь солнце поднялось, в его лучей потоке Вдали сверкнул песок и озеро в осоке.Там цапля, не спеша и жерди долговязей,Ловила лягушат средь камышей и грязи,И, рассыпаясь врозь и собираясь в стайки,Летали вниз и вверх на длинных крыльях чайки.А Янчи брел один с своей огромной тенью,Не видя ничего кругом от огорченья.Уже давным-давно под солнцем степь сияла,А у него в душе разлуки ночь стояла.В полдневный час, когда палило солнце в темя, Он вспомнил, что сейчас перекусить бы время. Такой далекий путь за сутки одолевши,Он еле шел, с утра вчерашнего не евши.Он сел и, сумку сняв, доел остаток сала.Лишь небо с высоты за Янчи наблюдало Да, громоздя в песках манящие курганы,В обманчивую даль звала фата-моргана.Когда он подкрепил иссякнувшие силы,Он к озеру свернул,- так жажда затомила.Тут, шляпой зачерпнув воды, стал пить он жадно. Он сроду не пивал такой воды прохладной.От озера едва успел он удалиться,Сонливость налила свинцом его ресницы.Он вытянулся весь и выбрал изголовьем Пучок густой травы на холмике кротовьем.И сон его унес в родимое селенье.Он встретил Илушку в счастливом сновиденье,Но чуть ее хотел губами он коснуться,Гром пробудил его, он должен был проснуться.Он стал искать кругом: «Где небо голубое?»Все двигалось над ним, приготовляясь к бою.Как бедствие войны, простерлась тень над краем. Небесный свод померк и стал неузнаваем.Степь спрятала лицо под черною одежей.Трещал небесный гром, разили стрелы божьи, Разверзлись хляби вод, и в шуме их и гаме Озерная вода покрылась пузырями.Встал Янчи, крепче сжал свой посошок пастуший, Шляпенку поплотней надвинул он на уши И, вывернув тулуп овчиной наизнанку,Стал наблюдать стихий небесных перебранку.Но мимолетный вихрь улегся так же скоро, Раздорам был конец положен в ту же пору, Толпою облака валили с места боя,И радуги цвета раскинулись дугою.Перевернув тулуп, наш Янчи не сушился,Но воду отряхнул и дальше в путь пустился.Уж солнце спать ушло, а Янчи Кукуруза Все без дороги шел степной травой кургузой.И вот он вдруг забрел в урочище лесное. Непроходимый лес кругом стоял стеною.Там ворон падаль жрал и первым Янчи встретил И карканьем его у входа в лес приветил.Но не пугал его ни лес, ни ворон вещий.Он шел, и мрак густел и становился резче.Он шел средь темноты, и видел на тропинке Свет месяца, и шел без страха и заминки.
6
Уж время к полночи, наверно, приближалось, Полоска света вдруг средь чащи показалась.Взял Янчи на нее и видит – свет в окошке В дремучей глубине на пешеходной стежке.«Вот счастье,- думает,- как видно, двор заезжий. Вот мне ночлег и кров в такой глуши медвежьей. Наверное, корчма, благодаренье богу!Переночую в ней и отдохну немного».Ошибся Янчи. Дом в густом лесу зеленом Был не корчмой. Он был разбойничьим притоном. Дом не был пуст, была полна народу хата,- Двенадцать человек, как на подбор ребята.Разбойники, ножи, секиры, пистолеты…Кто б не струхнул при том? Ведь не игрушки это. Но Янчи не робел и без малейшей дрожи Поднялся в дом и стал в разбойничьей прихожей.«Компании честной почет и уваженье!» -Сказал он из сеней, помедлив в отдаленье. Разбойники, вскочив, взялись за ятаганы,Но удержали их по знаку атамана.«Кто ты,- спросил вожак,- что дерзко, без тревоги Переступил порог разбойничьей берлоги?Родители твои, жена и сестры-братья Поплачут о тебе, что ты так смел некстати».Но сердце не быстрей у Янчи стало биться От этих грозных слов начальника станицы,И он ему, при всей повольнице разбойной,Ответил не спеша, толково и спокойно:«Кто жизнью дорожит, тому необходимо Чураться ваших мест и в страхе ехать мимо.Я с жизнью не в ладу и крест на ней поставил И потому к вам путь без трепета направил.Я все от вас приму, и, если захотите,Мне сохраните жизнь и на ночь приютите,А если нет, ну что ж, губите невозбранно: Презренной жизни я отстаивать не стану».Так он сказал. Его безмерная отвага Поставила в тупик разбойничью ватагу.«Вот это, братцы, хват! Вот это удаль-малый! – Воскликнул атаман.- Тебя судьба послала.Бедовый у тебя святой, клянусь я богом!Природой создан ты, чтоб грабить по дорогам. Ты презираешь жизнь и смерти не боишься. Ударим по рукам – ты в нашу рать годишься.Для нас забава – кровь, убийство, святотатство. Награда же за труд – несметное богатство.Вот бочка с серебром, а в этой вот дукаты.Ну, что, хотелось бы тебе зажить богато?»Какие б ни были у Янчи втайне мысли,Но атаману он ответил, поразмысля:«Согласен, по рукам. Вступаю к вам в дружину. Сегодня лучший день моей судьбы кручинной».«А чтобы этот день еще был много краше,- Прибавил атаман,- полней нальемте чаши. Покойный поп знал толк в вине, и всем собраньем Мы за его помни на дно баклаг заглянем».И заглянули так, что память всем отшибло,Всей братией честной, всей вольницею гиблой.Но тут, не будь дурак, наш Янчи в общем гаме Знал меру и вино отхлебывал глотками.Когда вино глаза разбойникам смежило,Как раз настало то, что Янчи нужно было. Разбойникам, кругом валявшимся вповалку,Сказал он: «Добрый сон! Мне вас тревожить жалко.Усните, больше вам никто мешать не будет, Пока на Страшный суд труба вас не разбудит. Вы многих жизней свет задули бессердечно.Я наведу на вас за это сумрак вечный.Теперь же – к золотым! Набью полну кошелку И милушке снесу на самый край поселка. Откупится она от мачехи сварливой,Не будет больше ей рабыней терпеливой.Посереди села хороший дом построю,И милушку введу в него своей женою,И заживем вдвоем, король и королева,Как некогда, до нас, в раю Адам и Ева.Но что я говорю? Не так я опрометчив,Чтоб счастье строить, жизнь и душу искалечив. На этих золотых кровавый знак насилья,На них проклятья след. Мы их не накопили.Нет, я не трону их, я рад, что голос строгий Мне не велит их брать, благодаренье богу.Нет, Илушка, прости, я снять хвалился бремя, Но, видишь, не могу, неси свой крест со всеми».С горящею свечой, совсем не тронув денег,Он вышел на крыльцо, спустился со ступенек, Поджег со всех сторон нависшие стропила,И пламя через миг всю крышу охватило.Огонь взвивался ввысь, и нес клоки соломы, Лизали языки оконные проемы,И звезды и луна затмились от пожара,Все сделалось черно от сажи и угара.При виде зарева зловещего на тучах Шарахнулась сова, спугнув мышей летучих,И стала крыльями над головою хлопать,То
облетая дом, то рушась в дым и копоть.На утреннем ветру деревья шевелились.Пожар уж догорал, развалины дымились.На выжженной земле, свидетели рассвета, Лежали средь золы разбойничьи скелеты.
7
За тридевять земель уносят Янчи ноги.Забыл он о лесной разбойничьей берлоге. Задумавшись, идет он,- глядь, пред ним нежданно Откуда ни возьмись солдаты, доломаны!Гусары едут в ряд пред ним по перелеску.Глядь, сабли наголо, отточены до блеска.Гарцуют лошади жеманно и красиво,Небрежно в лад шагам помахивая гривой.Завидел Янчи их, и сердце так забилось,Что у него в груди насилу уместилось.«О, если б,- думал он,- нашелся мне ходатай И упросил бы их принять меня в солдаты!»Лишь поравнялись с ним красивые мундиры, Услышал над собой он окрик командира:«Куда ты прешь, земляк, весь свет забыв в кручине? Смотри, коней моих не задави, разиня!»И Янчи отвечал: «Простите, ваша милость,Мне заслоняет свет моей судьбы постылость.Когда б я мог служить в команде вашей славной, Я солнцу бы всегда глядел в глаза, как равный».Начальник возразил: «Мы мчим не на пирушку. Мы едем на войну, а это не игрушка.Французов турки жмут. Мы, дорожа союзом,Во Францию спешим на выручку французам».И Янчи отвечал: «В столь доблестной затее Я с вами разделить опасности сумею.А смерть в бою сто раз я предпочту кончине От беспокойных дум и горького унынья.Признаться, до сих пор мне был конем осленок. Я с детства в пастухах и пас овец с пеленок.Но я венгерец, а венгерец гнет подковы.Создав венгерца, бог задумал верхового».Речь Янчи, смелый вид, и рост, и живость взгляда Понравились весьма начальнику отряда,Он только посмотрел в его глаза живые И тотчас же его зачислил в рядовые.Нет слов, чтоб описать, как Янчи Кукуруза Торжествовал, надев гусарские рейтузы,Стянувши доломан, и ментик перекинув,И саблю из ножон сверкающую вынув.Он сел на жеребца, и тот, бока запенив,Стал искры высекать, как дьявол, из каменьев. Но Янчи так прирос к седлу, что взятки гладки: Землетрясенье не испортило б посадки.Он удивлял своих товарищей сноровкой,Осанкою, огнем и выездкою ловкой,И в деревнях, когда снимались со стоянки,Смотрели вслед ему и плакали крестьянки.Но сколько девушек в пути ни улыбнулось,Все ж Янчи ни одна из них не приглянулась. Хоть много разных стран объехали гусары,Не встретил никого он Илушке под пару.
8
Шла армия вперед с беспечностью гусарской, Достигнув глубины империи татарской. Опасности таил гусарам край суровый:Ту землю населял народ песьеголовый.Их царь, нагнав гусар в дороге непроезжей, Приветствовал гостей, как истинный невежа: «Куда вы сунулись, глупцы и непоседы? Известно ль вам, что все в краю мы людоеды?»Их были тысячи, венгерцев очень мало,И сердце у гусар от этих слов упало.Добро, на счастье их, тогда в столице ханской Гостил заступник их, властитель негритянский.Он не согласен был с такою речью дерзкой,Он помнил Венгрию и знал народ венгерский. Когда-то молодым, в прогулке кругосветной, Проездом в Венгрии он пожил незаметно.На память о былом он смело и открыто Взял сторону гусар и стал на их защиту.Он, надобно сказать, был другом закадычным С песьеголовым тем насильником владычным.И он сказал царю: «Я знаю их. Ей-богу,Все это – добряки. Оставь их и не трогай. Пожалуйста, уважь меня и, мне в угоду,Дай пропуск им чрез край для вольного прохода».«Всем услужу тебе,- воскликнул повелитель,-И даже прикажу им дать путеводитель».Так он сказал, и в две каких-нибудь минуты Велел им выписать удобные маршруты.Хоть знали, что в пути им нечего страшиться, Как ликовали все, достигнувши границы!Приелись кушанья им тут одни и те же:Лишь финики весь год да фрикасе медвежье.
9
Песьеголовую страну давно покинув,Трусила конница под сенью розмаринов.Тут были рощи их, Италии пределы, Италия на них со всех сторон глядела.Здесь, славы не стяжав для нашего оружья, Венгерцы бедные боролись с лютой стужей. В Италии зима всегда без перемены. Солдаты шли в снегу глубоком по колено.Но совладал гусар и с холодом и с бурей. Все было нипочем выносливой натуре.Чтоб не закоченеть, они с коней слезали И на спину себе на время их сажали.
10
Дойдя до Польши, в ней гусары не стояли, Проехали ее и повернули дале.Хоть Индия лежит близ Франции вплотную,Не так легко попасть из первой во вторую.Индийские холмы становятся все круче И в глубине страны скрываются за тучи. Поближе к рубежу так вырастают горы,Что служат небесам надежною опорой.Понятно, что войска, вспотев на перевале,Сорвали галстуки и доломаны сняли.И шутка ли! Места, где так они томились,В двух милях с небольшим от солнца находились.Питались здесь одной лишь синевой надмирной, Откусывая твердь, как леденец имбирный.Когда ж хотелось пить, ручищами своими Брались за облака, как за коровье вымя.Не стало сил дышать. Они достигли гребня.Стать и передохнуть все делалось потребней. Бригада шагом шла, преграды попадались.Все чаще лошади о звезды спотыкались.И Янчи размышлял об этих звездах в небе,Что в каждой заключен людской житейский жребий И если чья-нибудь звезда с небес сорвется,То жизнь его внизу земная пресечется.Он думал: «Жалко, я не отличу по виду,Какая изо всех тут мачехи планида.С небесной крутизны, без дальних размышлении, Я сбросил бы ее звезду в одно мгновенье».Снижался горный кряж. Свершали спуск по склону. Воспрянул эскадрон, бодрее шла колонна.Спадала духота, и легче всем дышалось,И Франция внизу под ними показалась.
11
Французский край почти второй обетованный.Он сущий рай земной и лучше Ханаана.Вот на него зачем точили турки зубы И вторглись в этот край своей ордою грубой.Когда в страну пришла венгерская подмога,Враг буйствовал вовсю, уже награбив много. Тащили что могли – церковное убранство, Лохмотья бедняков, имущество дворянства.Пылали города, людей ловили в поле И уводили в плен, чтоб посадить на колья.Они и короля изгнали, низложили И милой дочери единственной лишили.В те дни его нашел в степи разъезд венгерский.Он прятался, страшась расправы изуверской.При виде короля в какой-то кофте рваной Заплакали навзрыд гусары-ветераны.Изгнанник говорил: «Теперь я нищ, как парий,А я ведь был богат, как царь персидский Дарий. На свете все пройдет, и я мирюсь, понятно,С превратною судьбой, с потерей невозвратной».«Утешься! – убеждал венгерский полководец.- Управу мы найдем на этот злой народец.Резвятся пусть они, пускай оружьем машут,Но завтра у меня еще резвей попляшут.Мы за ночь отдохнем, раскинемся привалом,А завтра зададим острастку самохвалам.И, голову тебе даю на отсеченье,Я край твой отвоюю за одно сраженье».«Что край! – вскричал король.-Житье лив одиночку? Верните дочь мою, единственную дочку!Ее турецкий князь похитил дерзновенно.Я дам ее тому, кто дочь вернет из плена».Понятно, как от слов таких зажглись венгерцы. У каждого из них сильней забилось сердце,И каждый залетал мечтами в поднебесье,О битве думая и грезя о принцессе.И, может быть, средь них лишь Янчи Кукуруза Не слышал этих слов венчанного француза.Он думал, как всегда, об Илушке с печалью,И помыслы его в других местах витали.
12
Наутро солнце, вновь взошедши по привычке, Увидело внизу приготовленья к стычке.То, что теперь под ним творилось на равнине, Превосходило все, бывавшее доныне.Сыграли зорю. Все, кто ночью был в дозоре Или на койке спал, все оказались в сборе.Точили палаши, звенели сабель сталью,Поили лошадей, вели их и седлали.Король стоял на том, чтобы идти со всеми. «Оставьте,- слышал он.- Другим сражаться время. Повоевали вы, держали с честью знамя,Пора на отдых вам, а очередь за нами.На бога и на нас надейтесь. Мы клянемся,Что к вечеру уже с победою вернемся.Все возвратим, конец положим беззаконьям,На трон вас возведем и вон врага прогоним».Начальник не любил с врагом игры и жмурок. Как он сказал, так и повел отряд на турок.Искать их не пришлось. Гонца к ним отрядили И с помощью его войну им объявили.Пришел назад гонец. Раздался клич горнистов,И битва началась. Был шум ее неистов.Звон стали, глоток гик и боевые кличи Перемешались вмиг во всем многоязычье.Пришпорили коней. Под выездкой военной Поднялся частый стук подков попеременный,Как будто это гул начавшийся сраженья, Волнуя, участил земли сердцебиенье.Турецкий вождь, паша семилошаднохвостый,В две бочки толщиной, был небольшого роста. Ею распухший нос был сиз от перепоя,Как спелый огурец осеннею порою.Средь подначальных войск заметивши упадок, Турецкий командир привел ряды -в порядок,Но армия его не двинулась ни шагу,Увидевши гусар летевшую ватагу.Атака их была нешуточной и жуткой.Ряды сошлись лицом к лицу без промежутка. Противник потерял при этом столько крови,Что травянистый луг стал кумача багровей.Мелькали там и сям бегущие фигурки,И падали с седла зарубленные турки.Но дрался все еще паша их толстопузый,Пока не налетел на Янчи Кукурузу.А тот уже кричал, скача ему навстречу:«Ах, бочка сальная, ах ты, курдюк овечий! Приятель, из тебя свободно выйдут двое.Не хитрый это труд, сейчас я все устрою!»И, саблю с силою на толстяка обрушив,Рассек он пополам увесистую тушу.С седла свалились вниз две равных половинки. Покинул мир паша, убитый в поединке.Узнав про смерть паши и потому горюя,В испуге турки прочь пустились врассыпную. Быть может, до сих пор их пятки бы мелькали, Когда б гусары их в дороге не нагнали.Бегущим головы сшибал гусар-рубака,Как в поле васильки или головки мака.Все пали, и один лишь мчался без оглядки.И Янчи припустил за ним во все лопатки.То несся сын паши. У дерзкого пришельца Белела пленница на чепраке седельца.Она лишилась чувств от горести душевной.Та пленница была французской королевной.За похитителем гнал Янчи шибче серны И вслед ему кричал: «Остановись, неверный! Стой, или я в тебе отверстье пробуравлю И к праотцам твой дух из тела вон отправлю!»Не в знак смиренья сын паши остановился,Л потому, что конь без сил под ним свалился. Тут всадник спешился и, павши на колени,У Янчи стал просить пощады и прощенья.«Пощады, удалой мой богатырь, пощады!Я молод, жизнь люблю, мне ничего не надо. Взгляни, как молод я, и сжалься надо мною. Оставь мне жизнь одну, бери все остальное».«Ступай отсюда прочь, трусишка, а не воин!Ты от руки моей погибнуть недостоин.Все забирай с собой, своим расскажешь дома, Какой конец пришел вам, роду воровскому».Тут Янчи слез с коня, без хвастовства и спеси Почтительно шагнул к очнувшейся принцессе.Она была без чувств; теперь, придя в сознанье, Сказала, устремив на Янчи глаз сиянье:«Освободитель мой, кто б ни был ты, бесценный. Благодарю тебя. Ты спас меня из плена,Я все тебе отдам, все сделаю, желанный,И, если хочешь ты, женой твоею стану».Кровь, не вода текла в нем, не был он колодой.В нем встрепенулась вся горячая природа,Но он смирил ее, припомнив ненароком Об Илушке своей в родном краю далеком.Он тихо ей сказал: «Мой друг, спешить не будем. Поедем к твоему отцу и все обсудим.Пускай поступит он по своему желанью».И с девушкой верхом поехал по поляне.