Стихотворения. Поэмы

_{Дуна-Вече, октябрь 1842 г.}

НА ПИРШЕСТВЕ ПО СЛУЧАЮ УБОЯ СВИНЬИ

Уши и рты… Тишина. Слушайте! Провозглашаю глагол: Кушайте! Пусть и на небесах Слушают, Как на земле свинью Кушают! Пусть будет наша жизнь Мирная Длинной, как колбаса Жирная. Глянь на нас, рок, так Сладостно, Как мы глядим на гуляш Радостно! Пусть потечет с высот Мир на нас, Как в эту кашу вот Жир сейчас! Если же явится Смерть Дерзкая Праздновать тризну свою Мерзкую - Тесно набьемся мы В мир иной, Словно в кишку колбасы Жир свиной! Секеш-Фейервар,

_{18 ноября 1842 г.}

ВОЛЧЬЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

«Эй, друг, ты жрал – в крови клыки и пасть. А нам судьба от голода пропасть. Вихрь табуном воздушных жеребцов Над пуштой мчится. Мрак зимы суров. Здесь не видать ни одного следа. Так где же пировал ты и когда?» Так волки волку ночью говорят, Когда приходит в стаю он назад. А волка голод больше не томит. А он волкам любезно говорит: «Есть в снежной пуште хижина одна, Пастух живет в ней и его жена. А сзади хижины там стойло есть, В нем блеют овцы… много их, не счесть. Бродили ночью около жилья Один какой-то господин и я. Овечку я хотел схватить одну, Он – пастуха высматривал жену. Вот так овцы и не отведал я, Но… съел того, кто бродит вкруг жилья.

_{Кечкемет, январь 1843 г.}

КЛИН КЛИНОМ…

Ох, спина болит и ноет. Ох, болит! Я вчера в саду соседнем Был избит. Набалдашником тяжелым Что есть сил Наш сосед меня за груши Колотил. Но зачем же на деревьях Каждый год Поспевает этот сочный, Сладкий плод? Я считал: его недаром Создал бог, И от груши отказаться Я не мог. Сам не помню, как сорвался Я с плетня. Печень с почками столкнулась У меня. А сосед меня сграбастал И опять Начал пыль своею тростью Выбивать. «Вот тебе,- сказал: он,- груша. Получай! Вот тебе вторая, третья, Шалопай!» Столько груш я на деревьях Не видал, Сколько он своею тростью Насчитал. Это видел только с неба Лунный луч. Но луна накрылась шалью Черных туч. Видя все, что я в тот вечер Перенес, Пролила она немало Крупных слез. Он с ума сошел от злости, Мой злодей. С каждым разом бил он тростью Все сильней. Он смычком своим работал, Как скрипач. Только скрипка издавала Громкий плач. Отомщу же я соседу - Скрипачу. За побои я с лихвою Заплачу. Не топите вы осиной Вашу печь - Может искрами полено Вас обжечь. Я заметил, что частенько Вечерком Вы приходите под окна К нам тайком. У меня в глазу заноза Вам видна,- У себя же вам не видно И бревна! Запрещаете вы грушу Мне сорвать,- Сами ж ходите под окна Воровать. Мне вы грозно говорите: «Не воруй!» - А у тети вы крадете Поцелуй. Пусть за Библией зевает Наша мать, Буду в оба я за вами Наблюдать. И при первом поцелуе В час ночной Вас водою окачу я Ледяной!

_{Пуста-Палота, апрель 1843 г.}

МОЯ НЕВЕСТА

Ожидаю в нетерпенье: Скоро ль, скоро ль, боже мой, Сядет на мои колени Та, кто мне дана судьбой? Кто же это, кто такая Нареченная моя,- Вот о чем хочу узнать я, Вот о чем гадаю я! Белокура, чернокудра, Невесома иль полна, Черноглаза, синеока - Как-то выглядит она? Синие глаза? Прекрасно! Черны очи? Соглашусь! Ну, а если с обаяньем Доброта войдет в союз… Вот такую дай мне, боже! И не важно – будь она Бледнолица иль румяна, Белокура иль черна!

_{Пожонь, май 1843 г.}

ИЗДАЛЁКА

Скромный домик, домик у Дуная… Я о нем мечтаю, вспоминаю, Что ни ночь, мне домик этот снится,- И в слезах, в слезах мои ресницы! Там и жить бы до скончанья века, Но мечты уносят человека, Будто крылья сокола, высоко… Домик мой и мать моя – далеко! Матушку целуя на прощанье, Я зажег в груди у ней страданье. Не могла залить мучений пламя Ледяными росами – слезами. Если б сил у матушки хватило, Так она меня б не отпустила, Да и сам бы я решил остаться, Если б мог в грядущем разобраться. Манит жизнь в лучах звезды рассветной. Будто сад волшебный, сад заветный. И поймешь уже гораздо позже - Жизнь на дебри дикие похожа! Озарен я был надежды светом… Да уж что там толковать об этом,- Странствуя по жизненной дороге, О шипы я окровавил ноги. Вы, друзья, на родину спешите. Матушку мою вы навестите! Не пройдите мимо, повидайте, От меня поклон ей передайте. Ей скажите: пусть она не плачет, Сыну, мол, сопутствует удача… …Знала б, как мои страданья тяжки, Сердце бы разбилось у бедняжки.

_{Пожонь, май 1843 г.}

АДСКИЙ ПЛАМЕНЬ, ЧЕРТ РОГАТЫЙ!..

Адский пламень, черт рогатый! Сердце яростью богато. И мечусь, бушую люто, Сам я Балатон как будто. Вся-то жизнь моя – превратность! Что ни час – то неприятность! Если б мне девичьи очи,. Прослезил бы все платочки! Но за слезы мне не платят! Пусть кто хочет, тот и плачет. Я ж загну словцо такое, Что и гнев им успокою.

_{Пожонь, май 1843 г.}

РАЗ НА КУХНЮ ЗАЛЕТЕЛ Я…

Раз на кухню залетел я, Трубку прикурить хотел я, Прикурить-то не случилось: Трубка – черт! – уже курилась. Да и в ней ли, скажем смело, Разве в трубке было дело? Дело было в той девчонке.. Что трудилась у заслонки. Жар мешала, раздувала, Вся румянцем расцветала, А глаза-то – словно свечи, Обжигали жарче печи. Я вошел, она взглянула, Душу мне перевернула. В трубке жар погас недаром: Сердце вспыхнуло пожаром.

_{Пешт, июль – август 1843 г.}

МЕЧТА

Знаешь, милый друг Петефи, Я нисколько не боюсь, Что тебе отдавит плечи Счастья непосильный груз! Подарило тебе счастье Эту лирочку одну, Чтоб выманивал ты песни, Щекоча ее струну. Если б из страны волшебной Голос феи прозвучал: «Ну, сынок, чего ты хочешь? Чем бы ты владеть желал? Я сегодня буду щедрой… Слышишь? Песни и мечты – Все, что хочешь, станет явью, Если пожелаешь ты. Хочешь славы? Станут песни Чащей лавровых ветвей, Так что и венец Петрарки Не затмит твоих кудрей! Ведь Петрарка и Петефи Сделались почти роднёй, Уж они сумеют лавры Поделить между собой! А богатства пожелаешь – Превратим любой твой стих В жемчуга для украшенья Шпор и пуговиц твоих!» Ну? О чем она тоскует И болит, душа твоя? Друг! Откуда дует ветер - Ты не скроешь! Вижу я! Ты б сказал: «Прелестен жемчуг. Слава тоже хороша, Но, признаюсь откровенно,- Не к тому лежит душа. Если, фея, ты желаешь Мне доподлинных удач - Дай мне то, чем не владеют Ни мудрец и ни богач. Словно две звезды в созвездье, С милой девушкою той В бесконечность мчаться вместе – Вот о чем горю мечтой! Дайте прутик, на который Я б поймал, как птицелов, Эту птичку, это сердце, Этой девушки любовь!»

_{Гёдёллё, конец августа 1843 г.}

АХ, ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ…

Ах, любовь… любовь упряма, Глубока, темна, как яма. С той поры как я влюбился, Я как в яму провалился… Я с отцовым стадом вышел,- Колокольчиков не слышал; Полжнивья оно объело,- Не мое как будто дело. Мне еды в котомку много Положила мать в дорогу; Та котомка не найдется,- Попоститься мне придется. Мать с отцом – меня простите, Не ругайте, не корите: Сам не знаю, что со мною,- То любовь всему виною.

_{Секейхид, ноябрь 1843 г.}

НАДОЕВШЕЕ РАБСТВО

Все, что мог, я делал, Втайне мысль храня, Что она полюбит Наконец меня. Удержу не знал я,- Так, спалив амбар, Рвется вдаль по крышам Городской пожар. А теперь я слабым Огоньком костра Пред шатром пастушьим Тлею до утра. Был я водопадом, Рушился со скал. Мой обвал окрестность Гулом оглашал. А теперь я мирно От цветка к цветку И от кочки к кочке Ручейком теку. Был я горной высью, Выступом скалы, Где в соседстве молний Жили лишь орлы. Рощей стал теперь я, Где в тени ветвей, Исходя тоскою, Свищет соловей. Чем я только не был, Чем не стал потом! Девушке, однако, Это нипочем. Нет, довольно! Брошу, Дорога цена. Этих жертв не стоит, Может быть, она. О любовь, напрасно Цепи мне куешь! Пусть и золотые - Это цепи все ж. Я взлечу на крыльях, Цепи сброшу ниц, Так к себе свобода Манит без границ!

_{Дебрецен, декабрь 1843 г.}

СКОЛЬЗКИЙ СНЕГ…

Скользкий снег хрустит, сани вдаль бегут, А в санях к венцу милую везут. А идет к венцу не добром она, Волею чужой замуж отдана. Если б я сейчас превратился в снег, Я бы удержал этих санок бег,- Я бы их в сугроб вывернул сейчас, Обнял бы ее я в последний раз. Обнял бы ее и к груди прижал, Этот нежный рот вновь поцеловал,- Чтоб любовь ее растопила снег, Чтоб растаял я и пропал навек.