Стихотворения. Поэмы

_{Пешт, апрель 1844 г.}

ПОСЛЕ ОБЕДА

Ох, и набил я брюхо! Дай потянусь, а там Блаженному безделью Часок-другой отдам. Диван мой разлюбезный, Удобный ты какой! Нет, кто тебя придумал, Тот был силен башкой. Щенок, давай мне трубку! Живей! Стоит как пень! Нет худшего порока, Чем пресвятая лень! Иль мне вставать за нею! Поближе, обормот! С меня того довольно, Что я раскрою рот! Вот пакостная муха! Ну как тут отдыхать! Гони ее!.. Собака! Сидит на лбу опять! Нет, жизнь людей, ей-богу, Полна ненужных мук, Еще считай за чудо, Когда не лопнешь вдруг! Откинь-ка занавеску! Из этого окна Видна мне будет стройка,- Как движется она? О, движется отлично, Работает народ! Спусти-ка занавеску, В глаза мне солнце бьет! Вот свинский зной! А все же Есть выгода в жаре: Не может простудиться Рабочий во дворе.

_{Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.}

ЖУЖИКЕ

О белокурый мой ребенок, Влюблен безмерно я. Ты поняла? В тебя влюблен я, О девочка моя! Вторую половину дела Должна ты тоже знать: Хочу я, чтобы ты решилась Моей женою стать. Решись! Какой красивый чепчик Тебе я подарю! Я буду самым верным мужем - Я правду говорю! Оберегать тебя я стану, Как драгоценный дар, Чтобы тебе не повредили Ни холода, ни жар. Мы будем жить в веселом Пеште, Но ездить и к отцу, Особенно когда финансы У нас придут к концу. Где мы появимся – там шепот Пойдет со всех сторон: «Жена Петефи! В честь вот этой Стихии работал он!» Да, черт бы вас побрал, вы правы! Близки уж времена - И будет именем Петефи Вся Венгрия полна! Под вечер за работу сяду, Начну стихи писать, Ты ляжешь и заране будешь Постель мне согревать. Тут напишу я стих бессмертный; Его закончу я, К тебе прильну, скажу: «Подвинься, О девочка моя!» Пожалуй – всё. Ведь вот об этом И все мои мечты. О белокурый мой ребенок, Что мне ответишь ты?

_{Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.}

МОИ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ

В кармане деньги есть! Вперед, друзья! Деньгам на глотку надо наступать! Грядущий день? Его страшусь не я: Пошлет господь чего-нибудь опять. Ведь деньги не затем, чтоб их копить, А для того они, чтоб есть и пить! Накрытый стол милей, друзья, для пас, Чем сам Эдем, где Ева и Адам. Любую скорбь рассеет он тотчас, Жизнь расцветет, увянуть ей не дам. Ведь деньги не затем, чтоб их копить, А для того они, чтоб есть и пить. Клянусь гуманностью, что скупость есть недуг Презренных душ! Лишь нищая душа Способна прятать золото в сундук, Пыхтя, потея и едва дыша. Ведь деньги не затем, чтоб их копить, А для того они, чтоб есть и пить. Пусть витязи расчета говорят, Что кто не скупердяйничает, тот Останется под старость небогат И слезы сожаления прольет, Но все ж не буду денег я копить, А буду лучше есть на них и нить! Допустим, что останусь пи при чем,- Утешусь тем, что ел когда-то всласть! Но коль сейчас умру я богачом, Стыд – с тощим брюхом в мир иной попасть ! Итак, нет смысла деньги мне копить, А надо тратить, чтоб и есть и пить. За дело! Надоел мне разговор! Священной сытостью клянусь я вам, Что тешиться до тех мы будем пор, Покуда не очистится карман. Что – деньги! Их не следует копить, А для того они, чтоб есть и пить!

_{Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.}

НЕЧТО ВРОДЕ ЛЕБЕДИНОЙ ПЕСНИ

Да, скверно мне! Едва брожу, И что ни день – дышать трудней. Растет недуг, меня губя, И кажется, что из тебя Я выскользну, о мир теней! Мечтал о смерти я не раз, Но вот, когда уж близок срок, Когда уж близок смертный мрак, О нем раздумываю так, Как в сказке некий старичок. Вздор! Хоть ты прекрасна, смерть, Но кто ж с тобою жизнь сравнит! Там у тебя – один покой, Здесь – спорят радости с тоской И кровь так весело кипит. Забыв про радость и беду, Уйду я вскоре в мир иной. Сейчас – цветок в петлице здесь, Весной – быть может, будет цвесть На холмике он надо мной! Великолепные друзья, Цель дружбы связывает пас! Сейчас вы делите со мной Излишества гульбы ночной, Но близок тризны скорбный час. Ребята! Траур – ни к чему! Не опускайте головы! Ведь это не по вкусу вам. Всегда вот так, как я и сам, Весельчаками были вы! Коль забредете на погост Оплакивать мой хладный прах, Оставьте вздохи вы свои И пойте песенки мои, Чтоб вспомнить о минувших днях!

_{Дула-Вече, апрель – май 1844 г.}

ВДОЛЬ ПО УЛИЦЕ ХОЖУ Я…

Вдоль по улице хожу я, Флягу добрую держу я, И под скрипку вечер целый Я пляшу как угорелый. Эй, цыган, играй такое, Чтобы выплакал я горе! Но вон там, под тем окошком, Заиграй совсем другое. За окошком тем, бывало, Мне звезда моя сияла. А теперь – зашла, затмилась, Знать, с другим она слюбилась. Вот окно. Цыган, за дело! Так играй, чтоб все гудело! Пусть неверная не знает, Как душа моя страдает.

_{Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.}

К МОЕМУ СТАКАНУ

А впрочем, я ценю тебя, стакан… Но мне порой – скажу тебе я искренне! – Бывает стыдно за тебя, стакан, Что осушать даешь себя так быстро мне. И если стал бы я тобой, стакан, Во мне вино вовек не иссякало бы; А если б мной ты сделался, стакан. Ты пил бы, пил – и все казалось мало бы!

_{Дуна-Вече, апрель – май 1814 г.}

ГЛОТКА У МЕНЯ, КАК БУДТО МЕЛЬНИЦА…

Глотка у меня, как будто мельница: Колесо тогда лишь зашевелится, Если мельник – сердце сиротливое - Пустит в ковш струю вина бурливую. А супруги ротик – настоящее Веретенце, бешено жужжащее. Эх, прядет жена моя, старается,- Перебранка добрая сплетается! Так гуди же ты сильнее, мельница, Поливаю, блещет влага, пенится, Заглушают эти струи пенные Речь твою, супруга драгоценная!

_{Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.}

ПРОЩАНЬЕ С АКТЕРСКОЙ ЖИЗНЬЮ

Читай и помни, кто моею Интересуется судьбой! Ее безоблачные дали Скрыл от меня туман густой. Корпеть в редакторской отныне Засядет вольной сцены жрец. Конец романтике скитаний, Всем приключениям конец! «Ты превосходна, жизнь актера!» – Так скажут все, кто жил тобой, Хоть подло на тебя клевещет Злословье, людоед слепой. И не без горьких колебаний Я снял актерский мой венец. Конец романтике скитаний, Всем приключениям конец! Хотя у роз актерской жизни Остры и велики шипы, Зато и роз таких не сыщешь, Держась проторенной тропы. Два года прожиты недаром,- Свидетель этому творец! Конец романтике скитаний, Всем приключениям конец! А что прекрасней приключений? Без них печален путь земной. Однообразная пустыня Теперь лежит передо мной. Засядет в тесную каморку Всю жизнь бродивший сорванец. Конец романтике скитаний, Всем приключениям конец! Но день придет, судьба смягчится И скажет: «Так и быть, ступай, Ступай туда, откуда выгнан,- В бродяжий твой актерский рай!» А до тех пор я – червь архивный, Вранья чужого смирный чтец… Конец романтике скитаний, Всем приключениям конец!

_{Пешт, июнь 1844 г.}

БРОДЯГА

На свет мы все приходим, Чтоб делать то одно, Что было высшей властью Нам, бедным, суждено. Мой путь той высшей властью Был тоже предрешен. Бродягой я родился, Бродяжить мой закон. Вот в Дебрецен свернул я, Как Ишток-дурачок, Девицу обнял, выпил - И в путь… а путь далек! Ни дня на том же месте: Зашел – и тотчас вон! Бродягой я родился, Бродяжить – мой закон. Но, правда, рок жестокий Глумится надо мной. Привязан к месту службы, Я чахну, как больной. Но скоро я, надеюсь, Дождусь иных времен. Бродягой я родился, Бродяжить – мой закон.

_{Пешт, июнь 1844 г.}

В СТЕПИ РОДИЛСЯ Я…

В степи родился я, в степи живу, Большого дома я не наживу, Но есть загон, скакун есть вороной, Ведь я табунщик алфельдский степной. Я без седла на жеребце скачу, Туда-сюда, куда ни захочу, Зачем седлу трепаться подо мной,- Ведь я табунщик алфельдский степной. Рубашку белую, холщовые порты Ты, роза алая, мне подарила, ты! Эх, роза, будешь ты моей женой – Табунщицею алфельдской степной!

_{Кун-Сентмиклош, июль 1844 е.}

НА ОСЛЕ СИДИТ ПАСТУХ…

На осле сидит пастух, Оземь бьют подошвы,- Хоть большой он, но беда Пастуха побольше. На дуде играл в лугах, В травах стадо плыло,- Вдруг о милой слышит весть: Смерть пришла за милой. На осла вскочил пастух, К дому мчит, как ветер; Но приехал поздно он,- Милой нет на свете. Что тут сделаешь, раз нет Горя тяжелее,- Палкой с горя он хватил По ослиной шее.