Стихотворения

«Я закрываю на ночь ставни…»

Я закрываю на ночь ставни И крепко запираю дверь — Откуда ж по привычке давней Приходишь ты ко мне теперь? Ты далеко, — чего же ради Садишься ночью в головах: «— Не передать всего во взгляде, Не рассказать всего в словах!» И гладишь волосы, и в шутку Ладонью зажимаешь рот. Ты шутишь — мне же душно, жутко — «Во всем, всегда — наоборот!» — Тебя вот нет, а я не верю, Что не рука у губ, а — луч: Уйди ж опять и хлопни дверью И поверни два раза ключ. Быть может, я проснусь: тут рядом — Лежал листок и карандаш. Да много ли расскажешь взглядом И много ль словом передашь? <1922>

«Надела платье белое из шелка…»

Надела платье белое из шелка И под руку она ушла с другим. Я перекинул за плечи кошелку И потонул в повечеровый дым. И вот бреду по свету наудачу, Куда подует вешний ветерок, И сам не знаю я: пою иль плачу, Но в светлом с и ротстве не одинок. У матери — у придорожной ивы, Прильнув к сухим ногам корней, Я задремлю, уж тем одним счастливый, Что в мире не было души верней. Иными станут шорохи и звуки, И спутаются с листьями слова, И склонит облако сквозные рукава, И словно не было и нет разлуки. <1922>

«На селе не поют петухи на повети…»

На селе не поют петухи на повети, И туман ворожит на пути. Я ищу в забытьи — чего нету на свете И чего никогда не найти. Образ ярый, пресветлый мне в облаке снится, И без радости век я живу Оттого, что лишь отблеск зарничной ресницы В милом облике здесь, наяву; Оттого можно душу до капли исплакать, Пока песня уста не спалит, По весне, когда поле, как хлебная мякоть Из-под корки отставшей, дымит; Оттого-то и жизнь вся пройдет, как приснится, Как она тяжела б ни была — Тяжела, тяжела ты, моя власяница, И легки вы, два белых крыла! <1922,1927>

«Так ясно все и так несложно…»

Так ясно все и так несложно: Трудись и все спеши домой И все тащи, как зверь берложный Иль праотец косматый мой. Из края в край корежь, ворочай И не считай часы и дни, И только ночью, только ночью Опомнись, вспомни и вздохни. За день-деньской, такой же мелкий, Как все, устанешь, а не спишь, И видишь: вытянулись стрелки Недвижно усиками в тишь. И жизнь вся кажется ошибкой: Из мглы идешь, уходишь в мглу, Не знаешь сам, когда же зыбку Любовь подвесила в углу. И все простишь, всему поверишь, Найдешь разгадку и конец — Сплелись три ветви, и теперь уж Ты — мать, а я… а я — отец… И уж не больно и не жутко, Что за плечами столько лет: Что на висках ложится след, Как бодрый снег по первопутку. <1923>

КОЛЬЦО

Поутру нелады и ссоры И неумытое лицо… Ох, как же закатилось скоро В лазью мышиную кольцо!.. В ту ночь, как первый раз ушла ты, Всю ночь была такая тишь… Играли по углам мышата, Всю ночь точила угол мышь… Зачем оставила ты память — На подоконнике кольцо, Где за домашними цветами Ты, плача, прятала лицо?.. Колечко укатил мышонок… В колечке камушек — любовь… В ту ночь был месяц чист и тонок, Как на лице влюбленном бровь… С тех пор слеза едка, как щелок, Угрюм и непривычен смех… И выцвел над кроватью полог, И вылинял на шубке мех… Ах эта шубка… шубка эта — Какая-то… такая боль… И платье розовое где-то На дне сундучном точит моль… Есть у меня трава от моли И верный на мышей запрет… А вот от этой лютой боли Ни трав, ни заговора нет… Зачем оставила ты память — На подконнике кольцо, Где, часто плача, за цветами Ты горько прятала лицо… Виной всему не мышь, не мышь ли… Иль сам и впрямь я виноват… В ту ночь и тишь мы оба вышли, И не вернулась ты назад… С тех пор, как ночь, стоит у елки И смотрит месяц на крыльцо… И, словно тонкий луч, из щелки Переливается кольцо… <1922,1927>

«Стал голос хриплый, волос грубый…»

Стал голос хриплый, волос грубый И грузны руки, как кряжи, А у тебя все те же губы И за ресницей — как во ржи. От этой непосильной лямки Уж еле переводишь дух, А тут в глазах играют ямки, И в ямках золотится пух. И так завидно, что улыбка Не сходит с твоего лица, Когда ты клонишься над зыбкой, Поешь в полутени светца. И будешь петь ты так же нежно, Какая б ни пришла гроза: За пологом пророс подснежник, Цветут душистые глаза!.. <1922>

«Пылает за окном звезда…»

Пылает за окном звезда, Мигает огоньком лампада. Так, значит, суждено и надо, Что стала горечью отрада, Ушедшая невесть куда. Над колыбелью тихий свет И как не твой припев баюнный. И снег, и звезды — лисий след, И месяц золотой и юный, Ни дней не знающий, не лет. И жаль и больно мне вспугнуть С бровей знакомую излуку И взять, как прежде, в руки руку: Прости ты мне земную муку, Земную ж радость не забудь! Звезда — в окне, в углу — лампада, И в колыбели — синий свет, Поутру — стол и табурет. Так, значит, суждено и — нет: Иного счастья и не надо!.. <1922>

«У меня в избенке тесной…»

У меня в избенке тесной Пес лохматый гложет кость. Я ж пою со страху песню, Что придет чудесный гость. Верба шапку ниже клонит, За прясл о выходит ель. За рекой к вечерне звонят, За рекой поет свирель. Да пройдет он только мимо, В окна стукнет только раз В одинокий, в нелюдимый, В огневой вечерний час. Не войдет он, не прогонит Непозванную беду — Только на ходу уронит Под окно мое звезду. От звезды свечу затеплю, За вечерье сяду с ней: И вода ли, песня, хлеб ли Станут слаже и вкусней. Буду я сидеть за свечкой; Вспоминать и не жалеть. Будет петь сверчок за печкой, И в избе моей светлеть. Посветлеет моя хата, Потеплеет мой кафтан, И не страсть, что пес лохматый Воет у ворот в туман. <1922,1923>

«Люблю свой незатейный жребий…»

Люблю свой незатейный жребий И хутор с лугом и леском, Зарю за изгородью в небе, Заботу о едином хлебе, Хоть жив и не одним куском… Кормить семью и для скотины Косить по зарослям ковыль, — Здорового лелеять сына, Надежный к старости костыль… Мое хозяйство и усадьба — Как крепко скрученная нить. Хоть хлопотливо, как на свадьбе, Где нужно всех кормить, поить. Под вечер — словно безголовый, Но, как в заутреню, встаешь, Когда у опуши еловой По пару надо сеять рожь… За хлопотливою обедней В поклонах снова целый день, И не заметишь, как соседний Опять встуманится плетень. В нераспоясанной рубахе Заснешь кой-как, и сонный слух Чуть ловит, как воркует вяхирь, Чернополосный, нивный дух. И вот на жестком изголовьи И спится, может, так тебе, Что налит до краев любовью, Заботой о судьбе коровьей, Как и о собственной судьбе… <1922,1927>

«Ступает тишь, как сторож у ворот…»

Ступает тишь, как сторож у ворот, Не шелохнет ни листика, ни ветки, Лишь дочка чернокосая соседки, Как птица полуночная, поет. О чем, Айше, так грустно ты поешь? Мне чуждо дикое твое наречье, Ты с моря, я с далекого поречья. Тебя — волна, меня вскормила рожь. Но не забудь, пока поет в душе, Во мне самом, баюн сладкоголосый, Чужой весны, камиистого откоса И песенки тоскующей Айше. <1921>

«Опять, опять родная деревенька…»

Опять, опять родная деревенька, Коса и плуг, скрипун-отец и мать; Не знаешь сам, пройдет в работе день как, И рано лень как поутру вставать. Гляжу в окно за дымчатые прясла И глаз от полусонья не протру; Река дымит, и розовое масло Поверх воды лоснится поутру. Уж младший брат в сарае сани чинит, За летний зной обсохли переда, И, словно пена в мельничной плотине, Над ним журчит отцова борода: «Немного седнясь только хлеба снимем, А надо бы тебя — пора! — женить». И смотрит вдаль: за садом в синем-синем С гусиным криком оборвалась нить. В уме считает, сколько ржи и жита, И загибает пальцы у руки, А яблони из рукавов расшитых За изгородку кажут кулаки. «Дорога, видно, на зиму захрясла, Как раз Покров-то встретим на снегу». Гляжу в окно — за дымчатые прясла И долго оторваться не могу. <1922>