Стихотворения

VII.

Но что-то раму дернуло, раскрыло… Петр встал, шатаясь подошел к окну, И рухнул гром навстречу с новой силой, В лицо метнулась молния ему. И хлынул ветер, лампу потушило, Петра отбросило, и он упал опять… Над ним вокруг гремело и бурлило, И вздрагивала старая кровать. Подумал он: что там теперь, в больнице? Она не спит, вокруг чужие лица, Гроза, удары и — одна… А за стеной, Быть может, крик и стон другой больной.

VIII.

Заснул он тяжко, мучили кошмары. Проснулся — снова гром, и, сквозь его раскат, Над ухом за стеной и пляс и звон гитары, И хохот, Мань и Кать неистово визжат… И кто-то дергает его за плечи… Спичку Зажег — Семен Семеныч, пьян, едва стоит. «Я к вам… простите глупую привычку Будить того, кто — очень просто — спит. Уважьте — выпейте со мною коньячишку! Никто не хочет… Разбудил мальчишку, Петюшку этого — родитель запретил… Вдруг в голову: а вы; пошел и разбудил…»

IX.

«Вы не вставайте! Вы, того, лежите! Он у меня с собой, и рюмки есть… Вы только что-нибудь воспламените И чуть подвиньтесь к стенке, чтобы сесть. Жена родит, мой друг? Мне говорили… И шут с ней, пусть! А мы — дитю спрыснем…» Петр выкинул его за дверь. «Ах, шут — разбили! Ведь фин-шампань… Заплачено почем!» Петр вскинул на плечи пальто и вышел В грозу на волю. Окрика не слышал: «Куда, постойте!» Он бежал туда, Гдe Кадя, мальчик, где беда, беда…

X.

И до утра сидел он на ступенях. Прошла гроза, и свеж был новый день, И пахло ладаном сверкающей сирени, И был в алмазах сломанный плетень; И звон монастыря был нежным и певучим, Как будто из стекла литы колокола; И уходили сгорбленные тучи, И даль к холмам их весело гнала… Петр спал, к стеклянной двери прислонившись, И воробьи слетались, удивившись, И бегали и прыгали вокруг, Касаясь крылышками соскользнувших рук.

Часть пятая

Что это, друг? Иль злая жизнь не даром,

Та жизнь — увы! — что в нас тогда текла,

Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,

Через порог заветный перешла?

Ф. Тютчев.

Глава первая

I.

Любовник давний твой, я неизменно верен Тебе, холодная, осенняя Москва! Из вдумчивой глуши, гдe день мой равномерен, Где дремлет радостно усталая душа, Гдe родственников нет, гдe нет друзей, где мирно Творится жизнь моя, с природой заодно, Где в шуме хвой поет мне голос клирный О жизни чащ и внятно и темно — Из вдумчивой глуши, как гном, обросший мохом, Влекусь к тебe, прощаясь тайным вздохом С моими ставнями — каймой зеленых гор — И на сердце лежит зимы грядущей сор.

II.

Как горько видеть вновь знакомые селенья И замечать порядок их иной! Еще недавно столько утешенья В весенний путь они вплетали мой, И вот — уходят там же все и те же, Все с той же церковкой и тем же ветряком, И так же виснут голубые мрежи Над тихим, в озеро упавшим, сосняком, И так же говоришь: — здорово — и - прощайте — , И так же звонко вслед кричит: «Эй, покупайте! „В Торбееве моих пельменей нет!“ Бабища ражая, набравши в рот монет.»

III.

Поет о Божьем человеке Алексее Под па-д-эспань гармоники слепец; Корявые морщинистые шеи И наклонившийся к распутью голубец… И с горькой грустью смотришь на приметы Печально-строгой осени: стоят Скирдами темными густые нивы лета, И аромат их тягостен, как яд;- Дымятся низкие, суровые овины, И вылежены, выбиты лощины, И корневища вывернули пни, Как злобные лесные пауки.

IV.

И все ж люблю тебя, твой грохот тяжкий, Твоих угрюмых, озабоченных людей. Что ж, как и мнe, и им ты не даешь поблажки, Запутав каждого звеном своих цепей. Люблю простор и блеск знакомых магазинов И толкотню, всегда насупленных, пивных И солнечных кофеен; всюду спины - Воротники пальто с фамильями портных… …Ко мне на строчки села бабочка ночная, Такая неподвижная — макая В чернила букв и ножки и усы, Задумалась и… что ей до Москвы?

V.

Какие эти бабочки ночные, Бог их прости, чудные! Днем кора Их стережет, проснутся и, седые Лунатики, летят незримо… На Петра Похожи моего… Огня, огня им надо! И упадут на стол и смутно на столе Сидят и думают… Не вынести их взгляда, Так холоден и жуток он во мгле… Как будто непосильная задача Их всех томит — в воскрыльях крылья пряча, Вцепившись судорожно в ткань скатерти, сидят… Забыта ночь, а свет не понят, не объят!

VI.

И им лететь, им жить уже не надо — Понять, понять и без конца смотреть, Как будто для того сошла для них прохлада, И ночь сошла… Понять и — умереть! Но вот опомнились, иль поняли, и бьются В огонь свечи и в стекла ламп, и вот — Лежат убитые… А тени ночи вьются, И время их без них к заре течет. Пусть так, но поняли; пусть так, но жили, жили Не так, как ночь хотела, как решили За них определенные часы, Хранящие до солнца тайну мглы!

VII.

Дома с квартирами — шкатулки несессеров - Живут бок-о-бок и не знают, кто и что… На окнах средних этажей портьеры, На верхних — сторы, нижних — кое-что; В подъездах карточки визитные, на досках Графленых темные фамилии жильцов, Галоши с буквами на вытиралках жестких, Да письма на столe с десятком адресов; По лестнице с окошками-тенями Смех, беготня детей и гаммы за дверями, Да чей-то окрик на прислугу: «Ты опять Пересинила — все перестирать!»