Still in Love With You

— Есть немного, — пожала она плечами. Снова наступила тишина, прерываемая шелестом страниц кулинарной книги. Наконец, Оливия закрыла её. — Хотите горячий шоколад?

— Да, — улыбнулся я. Оливия начала обыскивать кухонные шкафчики, открывая дверцы одна за другой. — С детства не пил горячий шоколад. Мама делала мне его до семи лет, а потом отец сказал, что я уже не ребёнок и пора бы прекратить пить сладкое на ночь.

— Думаю, ничего страшного не произойдёт, если вы станете маленьким мальчиком всего на одну ночь. Обещаю, я ничего не расскажу королю, — улыбнулась она. — Идлин жить не может без горячего шоколада. Я каждый вечер готовила его, а потом мы забирались в постель и я читала ей сказки, пока она не уснёт, — её голос дрогнул.

— Не переживайте, я верю, что вы скоро вернётесь к этой традиции, — искренне ответил я. Она кивнула, выливая в маленькую кастрюльку молоко. Через десять минут передо мной уже стояла кружка с напитком. — Вкусно! — произнёс я, сделав пару глотков. — Завидую Идлин. Стоит ей только попросить, и уже через несколько минут перед ней будет стоять горячий шоколад.

Оливия скромно улыбнулась.

— Ваше Высочество, — начала она. — Я бы хотела поговорить о прошлом вечере. Я сожалею, что ударила вас. Я поверила глупым слухам, абсолютно не имея прав обвинять вас в чём-то. И то, что я напилась, тоже не лучшая часть из того, что я сделала.

— Двадцать три пятьдесят семь, — оповестил я.

— Что? — непонимающе спросила она.

— Суббота, шестое ноября, время: двадцать три пятьдесят семь, — я кивнул в сторону часов, висевших на стене. — Вы сказали запомнить день недели, число и время, когда вы извинитесь. — губы Оливии дрогнули в улыбке. — Почему вы решили, что у меня есть любовница? Откуда вообще появились такие мысли?

— Я не могу сказать, кто сообщил мне об этом. Просто примите то, что я импульсивная, взбалмошная, глупая женщина, которой сказали неправду, и которая пошла сломя голову рубить с плеча.

— Ладно, — нехотя ответил я. — Но почему передумали?

— Мне объяснили, что я всё неправильно поняла. — Оливия сделала глоток. — Хм, приятно пить что-то не алкогольное.

— Вы уходите от темы.

— Потому что не хочу говорить об этом. Я поняла, что совершила ошибку, которая стоила вашего доверия. Я не хотела вот так пройтись по вашим чувствам, но на тот момент, я думала, что вы прошлись по моим. То, что я ничего вам не сказала, не говорит о том, что я ничего к вам не испытываю. Как вы сами сказали, это что-то сложное и до конца не осознаваемое. Мне страшно, и я зацепилась за первый попавшийся слух, чтобы отступить назад. В итоге я поняла, что совершила самую глупую ошибку. Вы не один блуждаете в потёмках. У меня уже был любовный опыт, который закончился весьма плачевно. Я не хочу снова наступить на те же грабли. Я не могу так просто открыто признаться в чём-то, имея большой багаж ошибок, которым не горжусь. И не спрашивайте, что это за ошибки. Всё равно не отвечу. Просто знайте: мне тоже сложно впустить кого-то в свою душу и позволить там хозяйничать. Ни тогда, когда ещё не успела сама навести там порядок.

— Извинения приняты, — задумчиво произнёс я, дождавшись её откровений. Что ж, мы оба запутались и не нашли пока что никакого выхода.

— Значит, мир?

— Мир, — улыбнулся я. — Только я вас настоятельно прошу: прекратите меня бить.

— Постараюсь, — рассмеялась она. — Но ничего не обещаю, — я не cмог сдержать улыбки. Оливия с каждой секундой всё больше и больше покоряла меня. И это страшило. Я не был больше мальчишкой, чтобы совершать необдуманные поступки. Я был женат, был отцом и без зазрения совести сейчас любовался прекрасной улыбкой Оливии, её голубыми глазами, наслаждался её чарующим звонким голосом и восхищался её несгибаемым характером.

Но страшило больше всего её сходство с Америкой. Не могли ли мои чувства к Оливии смешаться с теми, что я чувствовал к Америке? Оливия могла быть права: я мог влюбиться в призрак давно покинувшей меня девушки. Мог принять желаемое за действительность, но, в конце концов, правда откроется мне и окажется так, что Оливия будет мне безразлична, как в своё время Крисс. Но могла ли Оливия стать мне безразличной? Она была такой яркой, что можно было легко обжечься. Была такой стойкой, что вряд ли её могло что-то сломить. Имел ли я права врываться в её жизнь?

— О чём вы разговаривали с Крисс?

— Как на духу выложила, что у нас с вами что-то есть, — я поперхнулся и с недоверием посмотрел на неё. — Шучу, — отмахнулась она. «Ничего себе шуточки!» — Просто болтали о том, о сём.

— Вы знаете, что она больна? — рискнул спросить я. Крисс бы не позволила подпустить к себе постороннего человека, если бы не была в нём уверена. К тому же, Крисс и меня сейчас не подпускала. Она словно отгородилась от меня и не давала себе помочь. С этим сложно было бороться. Её поведение пугало меня, но как бы я не пытался к ней подобраться, она запирала все двери, отталкивая меня.

— Да, — вздохнула Оливия. — Я восхищаюсь её выдержкой. Она хороший человек и не заслуживает того, что с ней происходит. Это подло и неправильно. Скрытый враг, у которого нет лица, лишь одно название. Она могла бы стать прекрасной королевой, такой же милосердной и справедливой, как ваша мама.

— Да, она сильная, — улыбнулся я, но в душе был налёт страха, от которого я не мог избавиться. Крисс ускользала от меня. Она таяла прямо на глазах, а я ничего не мог сделать.

— Она сказала, что это наследственное, — задумчиво произнесла Оливия. — Это ведь не отразится на Кэролайн?

— Мы проверяем её каждые полгода. Раньше любой её чих, любой синяк повергал меня в неистовый страх. Я хватал её на руки и сломя голову бежал в лазарет, чтобы её проверили. Это было безумие, пока доктора меня не усадили и не провели беседу, которая длилась полтора часа. После этого, я бегал в больницу через раз, — Оливия рассмеялась. — Да, не сильно помогло.

— Как только Идлин поставили диагноз, я денно и нощно сторожила её. Запретила ей бегать, прыгать, всё то, что делают здоровые дети в её возрасте. У вас опасения вызывали синяки, а у меня кашель. Это была целая война. Первое время Идлин терпела наши частые поездки в больницу, но потом стоило ей кашлянуть, она сразу же убегала к себе и запиралась до самого вечера, пока я не поставлю под дверь горячий шоколад.

— Что ж, мы оба просто очень паникующие родители, — я поднял вверх кружку с шоколадом. — И это будет нашим тостом, — она улыбнулась. Я, не подумав, вытер уголок её рта, заметив шоколад. Оливия покраснела и отвернулась. Я и сам почувствовал себя неловко.

— Как вы относитесь к конной прогулке? — спросил я, после затянувшегося молчания.

— Никак. Я никогда не сидела в седле.

— Тогда как насчёт того, чтобы научиться? — она пожала плечами. Я поймал её руку и легонько сжал её пальцы в своей руке. — Оливия, составьте мне компанию, прошу вас.

— Хорошо, — она снова смущённо отвела взгляд. Я отпустил её руку, и она слишком быстро спрятала её под стол. — Думаю, нам пора спать, — она поднялась из-за стола и, быстро помыв посуду, поспешила к выходу.

— Оливия, — позвал я.

— Спокойной ночи, Ваше Высочество, — ответила она, не оборачиваясь. Что я успел сделать такого, что она вела себя так? Поднявшись в холл, я в нерешительности замер посреди коридора. Постояв так несколько минут, я направился в кабинет. Достав бумагу и ручку, я принялся писать письмо.