Стивен Эриксон Падение Света

– За нами охотится дракон!

Она моргнула.
– Я слышала. Сестра жаждет его семя. Как удивительно! Чтобы сестра жаждала семени брата? Долгая близость может породить лишь полное отвращение, наполнить океан обид и презрения! Ну, стоит подумать о брате в таком свете, как все живое в душе корчится и морщится, пятясь так ретиво, что горько во рту и хочется плюнуть.
– Она глянула на Эрелана.
– На ноги, смелый воин, омытый кровью дракона. Лайза Грач и Ханако Весь-в-Шрамах встают на защиту твоего достоинства!

– Лайза! Драконы!

Она пренебрежительно махнула рукой.
– Они тоже смертны, щенок. Сам знаешь.

– Просто поторопимся, Лейза.

– Ханако начал собираться.
– Под защиту Джагутов.

– Я поведу, - заявила она.
– Будешь смотреть на меня со спины, Ханако, ощущая уколы праздных сожалений. Но не слишком близко! У меня наготове клыки и когти! - Она пошла, через миг Эрелан Крид вскочил и увязался следом.

Ханако посмотрел на костер. Затоптать угли было делом мгновений.

Лайза Грач была уже в двенадцати шагах. Оглянулась и подмигнула через плечо.
– Увы, истина побеждает! Я сдамся при первом натиске, юный щенок!

Ханако замялся и с рычанием сбросил тюк с плеча.
– Хорошо. Эрелан, иди вперед. Возможно, драконица найдет нас первыми, желая подкормиться. Утром мы тебя догоним.

Поднимая брови, Лейза пошла к Ханако.
– Правда? Ох, я прямо вся стесняюсь!

Он смотрел на нее. Хотелось кричать.

Кория Делат нашла Ота в обществе десятка соотечественников, в том числе Варандаса, Сенад и Буррагаста. Джагуты смеялись, но веселье быстро угасло - было спрятано, как что-то личное - едва она показалась перед ними.

Заметив девицу, От выпрямил спину. Пробормотал что-то Сенад и махнул рукой.
– Майхиб, нужно поговорить. Тебя ждут задачи...

– Почему это вас заботит?
– спросила Кория, оглядывая всех собравшихся Джагутов.
– Вы скоро умрете. Что мертвецам до забот живущих?
– Она ткнула пальцем в старого учителя.
– Вы как-то сказали, что мы должны что-то сделать. Мы вдвоем, в ответ на убийство Азатенаями жены Худа. И что получается?

Лицо Ота чуть исказилось; Кории почудилось, что он готов присесть, уклоняясь от незримого выпада. Сидевшая рядом Сенад тихо и понимающе засмеялась, встретив холодный взор Кории усталой улыбкой.

Буррагаст тихо заворчал, сказав громче: - Столь много воздаяний, столь мало времени.

Фыркнув, Варандас подошел к Оту и положил капитану руку на плечо.
– Из детского рта настоящий потоп нелепостей. Горе - кулак, но сжимать его слишком долго означает лишиться сил. Ты так постарел от потерь и отчаяния, но готов сотрясать воздух яростью паралитика. Отведи ее в сторону и... пусть разрез будет быстрым и чистым.

Кория уставилась на Варандаса, всматриваясь в худое, покрытое шрамам лицо.
– Вы говорите себе, что я ничего не понимаю. Но я понимаю. Вы сдались. Наряжайтесь в шелка или, что более уместно, в кричащие одежды шутов. Уже не важно.

Варандас торжественно кивнул: - Отлично, Кория. Я шут, но не слепец. Мы поистине легион отчаянных, мы стоим, но между нами и тобой зияет пропасть. Возраст -осада, коей ты не испытала. Кости твои прочны, фундаменты еще не подрыты. Построенная тобой башня веры еще высока и горделива. Доспехи уверенности не залиты кровью, не выщерблены.

Буррагаст добавил: - От говорит, будучи раненым. Последняя рана из многих.

Долгий миг спустя От вздохнул и жестом велел Кории следовать за ним.

Они прошли к краю лагеря, стали, глядя на гладь ночной равнины; звезды прокололи пелену темноты иглами странно тусклого света. Луна прокралась на небеса до заката и, хотя прошло полночи, еще цеплялась за окоем, раздувшаяся и медная.

– Что случилось?
– прошептала она.
– Звезды...

– В последние дни жизни, - отвечал От, - на душу умирающего нисходит нескончаемо долгая ночь. Для большинства с ней приходит мир, и на заре лицо усопшего становится невероятно спокойным. Крайне редко эта ночь является другим. Это личный секрет, растянутое пространство, царство умирающего ветра и тяжких вздохов.
– Он печально смотрел на нее.
– Худ призвал Долгую Ночь, дабы открыть душам проход в смерть. Сейчас такая ночь, звезды не мигают, луна не ползет по небу. Скажи, давно ли ты дышала? Моргала? Когда в последний раз ударило сердце?

Она смотрела в растущем ужасе.
– Врата открылись.

– Да. Долгой ли будет ночь? Никто не знает, даже Худ.

– Чудовищно...

От потер сухое лицо. Он казался совсем старым и усталым.
– Худ остановил время. Украл у жизни неизбежность бега, круговорот нужд и пламя дерзости. Во всех мирах жизнь велит себе быть, мчится вперед во имя порядка, обгоняя хаос и разрушение.

Она качала головой то ли от неверия, то ли от ужаса.
– Но... сколь велико это... этот конец времени?

– Сейчас? В размер лагеря. Но идут волны, невидимые нам, смертным, идут широко и далеко. Бурлят, будят, тревожат. Смею воображать, - задумался он, - что мертвые слышат наш вызов.
– Он положил руку на старый меч у бедра.
– Кажется, мы все-таки нашли себе войну.

– Все это, От... ради горя по одной убитой женщине?
– Она отскочила и отвернулась к равнине. Всмотрелась в неподвижное, лишенное жизни небо ночи. "Он говорит правду. Не дышу, разве только втягиваю воздух ради слов. Сердце... ничего не слышу, и даже кровь не шуршит по жилам". – Худ воспользовался магией, - провозгласила она резко.
– Тем, что ваш К'рул даровал миру. Он вбирает ее в себя.

– Утихло любое пламя, - ответил От.
– Ничего не пылает. Теплота выдохов, сама бодрость жизни остановилась. Что внутри, то и снаружи. Не это ли суть смерти? Выход из непрестанного потока времени? Уход с глаз долой?
– Он вздохнул, шевеля плечами.
– Мы в Долгой Ночи, мы, решившие следовать за ним. Но ты, Кория Делат, ты не отсюда.

– Я должна забить Аратана до беспамятства и вытащить вон?

– Готос держит в узде Худову... гордыню. Создает убежище, знаменованное его Глупостью, бесконечным писанием, вечным рассказом. Дабы отвергнуть смерть времени, он будет рассказывать историю.

– Свою историю.

– Может, свою, - согласился От.
– Да, возможно, все в точности как он говорит. Предсмертная записка, признание в неудачах. Но не видишь ли ты тонкого вызова? Пока продолжается рассказ, нельзя сдаться отчаянию.

– Да, разумеется, - согласилась она.
– У владыки есть ненависть.

– Пылающая ярче солнца. Да.

– Включает ли ненависть Худа?

– Худа? Бездна побери, нет. Он любит его, как может любить брат.

– А брат не любит.

От пожал плечами.
– Гетол вернулся из чего-то худшего, нежели смерть. Из тюрьмы, которую мы сочли вечной. Иногда дела прошлого, Кория, заводят нас туда, где бессильны слова. Но разве любовь угасла? Итак, их трое: в одном искра ненависти, в другом вздох печали, а в третьем... ну, он стоит меж ними.