Стивен Эриксон Падение Света

Празек вздрогнул.
– Что изменилось? Ничего. Все. Ритуал покрыл наши души загадочным узором. Проклятие, благословение? Мы слепы к рисунку. Но, как ты сказал, предвкушаем.

Датенар указал на пустые стены.
– Видишь ожидавшие нас фанфары? Нет, нас унижают горьким равнодушием.

– Ладно, друг. Я говорил о любви?

– Да. Сердце под осадой. Хотя не могу постигнуть причины внезапного кризиса.

– Преступники, - ответил Празек.
– Не бывает кары за нежные ласки, сплетение рук, долгие колебания и выплеснутые признания.
– Он помедлил.
– Мертворожденная близняшка, вместилище магии, и та, что могла накопать волшебства и себе, но раздавлена и полна презрения. Варез обнял бы ее. Но он тоже не считает себя достойным, имеющим право. Как не удивляться, что в любви видят особую привилегию?

Датенар крякнул.
– Любой бог прошлого назвал бы ее благом. Наградой. Полнота любви измеряет деяния смертных. Ее выделяют, как небесные монеты, словно мы среди Форулканов.

– Точно. И подумай... Как оценить эту валюту, это чистейшее злато? Сокровища растут, когда любовь скудна, и уменьшаются от избытка? Боги играют из себя судей, но кто оценит их стоимость? Я бросаю вызов, Датенар.

– Как пожелаешь. Но ради чего?

– Долой скаредное распределение любви. Не толкнуть ли Ренс в объятия Вареза? Не внушить ли им, что они вправе полюбить?

– Ты отвлекаешься. Ведьмы Бегущих-за-Псами сделали с нами что-то, со всеми, кроме командующей. И она ведет легион, не знающий себя, но желающий избежать самокопаний. Она же... а, ладно.

Празек глянул на друга.
– Я отвлекаюсь, ты впадаешь в отчаяние. Молю, пусть все решит Торас Редоне.

– Что решит?

– Насчет любви и жизни. Ибо, нет сомнений, любовь выражает жизнь и дает ей смысл.

– Легко говорить.

– Датенар, гадающие по костям очистили наши души?

Командующая и Фарор Хенд уже достигли ворот и въехали без остановки.

– Нет, - отозвался Датенар.
– Но перетасовали множество наших достояний.

– Ради чего?

Датенар лишь пожал плечами.

Празек тихо зарычал.
– И потому... предвкушение грызет нас всех.

Пошевелившись, Датенар оглянулся на колонну. Солдаты были в полных доспехах. Руки на эфесах мечей. Вещевые мешки на плечах, щиты приторочены за спинами. Шлемы на головах, лица скрыты тенями.

Фарор Хенд вынырнула из ворот и дала сигнал остановки; бесконечное громыхание Легиона, мерный шум впервые прекратился. Упавшее безмолвие заставило Датенара задрожать.

Фарор Хенд натянула поводья перед ними.
– Нужно повернуть направо и обойти город. Идем в долину Тарн. Легион Урусандера уже близко.

– Уже сегодня?
– спросил Празек.

– Пусть солдаты бросают вещмешки, оставим обозы здесь, - ответила она с непроницаемым выражением лица.

Офицеры развернули коней. Галар Барес уже мчался к ним. Празек подозвал сигнальщика.
– У зависти много зубов, - пробурчал он, когда солдат подъехал.
– Достаточно, чтобы засеять поле гражданской войны.

Датенар кивнул.

Оружие и доспехи Хастов начали бормотать по всей длине колонны.

Варез подскочил к придорожной канаве, нагнулся и выблевал весь завтрак. Ни один солдат сзади не выразил презрения или насмешки. Ни один не крикнул в отвращении. Утирая рот, сплевывая последнюю желчь, он выпрямил спину и повернулся.

Его вообще не заметили. Лица под шлемами устремлены на новый флаг сигнальщика. Согласно инструкции, взводные выкрикивают команды к перестроению, велят бросать вещи. Щиты выше на плечо, мечи у пояса. Кольчуги шипят, словно волны песчаных дюн, железо Хастов завело песнь. Задумчивую - какую-то панихиду, или это голоса незримых сил, несказанной воли? Зловещая песня проносилась по жилам Вареза, словно поток холода. Дрожа, он озирался, пока Ребл разворачивал роту. Передовые подразделения уже сошли с дороги.

Он озирался, но не видел Ренс. Она его избегает и вполне понятно, почему. Знаки внимания от труса нелестны, в особенности для столь израненной души. Решимость жить и так слаба, не хватало только его сомнительного вмешательства. Он словно живое оскорбление: от демонов души так просто не убежать. "Но и во мне их полно. Если бы она видела..."

– Варез.

Моргнув, он обернулся и увидел Листара. Всмотрелся в узкое лицо.
– Что не так, Листар?

– Что не так? Бездна побери - ВСЁ! Все не так! Погляди на них! Ритуал...

– Который ты навел на нас, Листар. И даже ты не знаешь, что с нами будет.
– Варез махнул рукой.
– Никто из нас.

– И все же...

Вздохнув, Варез кивнул.
– Все же.

В пении железа не было радости. Варез потряс головой.
– Слушай их. Что думаешь?

Листар потер лицо. Пробормотал что-то совершенно неразборчивое.

– Чего?

– Железо, Варез, полно ужаса. Мечи скорбят не по тем, кого будут разить, но по своим владельцам.
– Мужчина помолчал.
– Она отвергла твое желание, и Галар Барес тоже. Ты здесь, тебе приказано вести нас в бой. Похоже, она равнодушна к твоей участи, да и ко всем нам, что под ее командой.

Варез ничего не мог возразить.
– Не смотри на меня, Листар.

– Не буду. Мы идем за Реблом. Но позаботься об одном, Варез. Не отдавай приказов. Не рассылай гонцов. Если побежишь, мы не побежим следом.

Варез вспомнил, как несколько мгновений назад его объял ужас.
– Меня больше нет, - сообщил он.
– Если поглядите на меня, я прозрачен.

– Мы не отяготим тебя нашими надеждами, если ты об этом.

Слова должны были уязвить. Но он ощутил облегчение.

Колонна перестроилась. Командующая Редоне со свитой вылетела из города, чтобы занять место во главе.

Копыта взбили снег на траве, когда Галар Барес осадил коня перед Варезом. Лицо капитана налилось кровью на холоде.
– Варез!

– Сир.

– Ваша рота под моим началом, как и седьмая, девятая и третья. Мы составляем правый фланг.

Варез кивнул.

– Ребл поведет их в долину.

– Мы будем драться сегодня?

– Если пожелает Урусандер.

– Его нагоняют сумерки, - сказал Листар.

– Как всех нас, Листар, - отвечал Галар, хватая поводья.

Командующая Торас Редоне пошатнулась в седле и с трудом выпрямилась. Лицо ее было отекшим, глаза мутно-красными. Едва Фарор Хенд оказалась рядом, она улыбнулась ей.
– Знай я, что сегодня тот день...

– Сделали бы что?

Улыбка Торас стала шире.
– Сбавь тон, милочка. И сопровождай вопросы словом "сир", если не против. Да, я ограничила бы выдачу вина. В животе кисло, он стал таким обширным, что остается много места для неприятных мыслей.

Фарор Хенд привстала в стременах, изогнулась, озирая колонну. И снова села.
– Ваша тревога не притушена, сир? Не утонула? Все еще барахтается в темном нектаре?

– Ты слишком трезва для совести, Фарор Хенд.

– Не озабочивайтесь, сир, ибо мои слова кончаются. Скоро раздастся последний крик - и молчание.