Столичный доктор. Том VII

Он подошёл к батюшке, направлявшемуся после службы в ризницу, и что-то сказал. Судя по тому, как священник слегка вскинул голову, явно услышал нечто неожиданное. Через минуту ко мне вышел невысокий, кругленький дьякон лет сорока. Щеки розовое, на лице небольшая редкая бородка.

— Диакон Пётр, — представился он, поклонившись. — Пока отец Михаил переодевается, прошу вас пройти в дом причта.

Внутри всё было просто: одноэтажный домик, три комнаты, тёмные деревянные стены. Судя по всему, батюшка был вдовцом — никаких следов женского присутствия.

Меня усадили в трапезной, обставленной старой мебелью. Дьякон поставил самовар.

Минут через пять пришел и хозяин. Довольно пожилой уже, полноватый, одышливый, чем-то похож на композитора Мусоргского с известного портрета кисти Репина, только взгляд был не потухший, а живой, внимательный.

Я встал, отвесил поклон.

— Благословите, отче.

Он перекрестил меня, и я, сложив руки лодочкой, поцеловал его руку.

— Иерей Михаил, — представился он.

— Врач Евгений Баталов.

— А мне говорили — целый князь, Наместник на Дальнем Востоке!

— Это все пустое, — пожал я плечами. — И временное. Мое призвание лечить людей.

Мы сели.

— Что привело вас ко мне, доктор?

— Я был на всенощной и заутрени. Вижу, что храм нуждается в обновлении. Хотел бы сделать пожертвование.

— Благое дело, — кивнул священник. — Мы будем благодарны любой помощи.

Я достал портмоне и положил перед ним стопку сторублёвок.

— Здесь три тысячи.

Батюшка спокойно, без суеты, словно каждый день получал чей-то заработок за несколько лет, взял деньги и убрал со стола.

— Хвала и благодарность Господу.

Я подумал: какое же разное восприятие у людей… Некоторым эти деньги — бумажки. Другим — жизнь.

* * *

Наконец-то весь наш состав собрался в одно целое, и мы двинулись на восток. Не прямо, с поворотами, но в общем вектор в ту сторону направлен. При заявленном времени от Москвы до Порт-Артура тринадцать суток для скорого поезда, мы уже слегка задерживались. Потому что знаменитая КВЖД — Китайско-восточная железная дорога, сейчас Маньчжурская, введена в строй буквально полгода назад. Труд гигантский, построили очень быстро, стараниями Витте финансировали затею исправно и в полной мере. Наводили мосты и прорубали тоннель, строили станционные здания и депо. Позавидовать можно. Такую бы энергию — и в мирных целях. Кто мешал за те же деньги сначала построить Амурскую дорогу, которая по нашей территории пройдет? А потом уже осваивать эту дорогую игрушку? Один хрен в итоге китайцам все отдадут. И те даже спасибо не очень громко скажут.

Просвещал меня Тройер. Напрасно я считал его исключительно кабинетным человеком — в деле он оказался куда полезнее, чем можно было подумать. У него в голове хранились сведения обо всех мостах, станциях и перегонах, причем без единого листа бумаги.

— Валериан Дмитриевич, неужели вы участвовали в строительстве? — спросил я, когда он в третий раз без запинки изложил характеристики очередного путепровода. — Живой справочник, не иначе.

— Никак нет, Евгений Александрович. Готовился к поездке тщательно. Знание лишним не бывает, не знаешь, когда пригодится.

Выслуживается? Не похоже.

— Кстати, заметили, пейзажи вокруг совершенно русские? Даже небольшие домики — как у нас.

— Так это наши строили, здесь вдоль дороги всё снесли. В Харбине есть что посмотреть.

Но до места, откуда дорога расходится на северную ветку до Владика и южную — до Порт-Артура, еще пилить через всю Манчжурию.

Названия станций я не пытался запомнить, они сразу слились для меня в какой-то неудобоваримый набор звуков, различить в котором отдельные слова я даже не пробовал.

Честно выходил там, где менялась бригада и паровоз заправляли водой, приветствовал местное начальство, и снова прятался в вагоне. Несмотря на отечественную архитектуру, чувство, что вокруг всё чужое, меня не покидало.

Утром проснулся — стоим. Но коль скоро заместитель не рассказывает, где мы, и не зовет на очередную ритуальную встречу, значит, сейчас поедем. И я спокойно перевернулся на другой бок, пытаясь поймать сон. Подремал, снова открыл глаза. Стоим. Накинул халат, вышел в коридор. Наверное, услышав, как щелкнул замок на двери купе, выглянул Тройер.

— Доброе утро, Евгений Александрович.

— И вам того же. Это что за остановка, Бологое иль Поповка?

— До Бологого отсюда далековато, — вполне серьезно ответил не знающий стишка про рассеянного Тройер. — В тоннеле вагон сошел с рельсов, ждем. Возможно, придется ехать через петлю Бочарова.

— Не слышал о такой. Просветите.

— Прокладка туннеля сквозь Большой Хунган шла с трудом, сроки срывались. Как временное решение инженер Бочаров построил петлю для подъёма и спуска с крутых склонов. Уникальное сооружение, нигде в мире таких нет.

— Подозреваю, что процедура прохождения этой петли займет прилично времени?

— Именно так, Евгений Александрович. Это многоярусная система тупиков, по которой поезда поднимаются и спускаются, маневрируя на разных уровнях…

— Увольте, Валериан Дмитриевич, — я махнул рукой, — еще даже чай не пили, а вы мне в голову что-то вложить пытаетесь. На всё воля Божья и железнодорожников. Как повезут, так и поедем.

* * *

Поезд стучал колесами, словно отбивая такт моим тревожным мыслям. Пейзаж за окном изменился — потянулись бескрайние заснеженные степи. Горы на горизонте, синие и зубчатые, как спина дракона, медленно ползли за нами, не приближаясь. Я прижался лбом к стеклу, пытаясь разглядеть в этой пустоте признаки жизни: юрты кочевников, стада лошадей… Но Маньчжурия молчала, как заколдованная пустыня.

«Ваше сиятельство, не угодно ли чаю?» — голос проводника выдернул меня из раздумий. Я махнул рукой, даже не обернувшись. Поезд, вздрогнув, нырнул в выемку между холмов, и на мгновение в окне мелькнула тень — словно сама земля нависла над нами, грозя погребением.

Но вот снова равнина. Солнце, клонящееся к закату, окрасило небо в багрянец. Где-то там, за этими безымянными холмами, был Порт-Артур — наш оплот, наш «ключ к Азии». А здесь, в этом вагоне, пахло кожей и паровозным дымом.

Вдруг резкий скрежет тормозов заставил меня вцепиться в подлокотник. Стекла задрожали, люстра в купе закачалась, рассыпая осколки света. Из коридора донеслись крики: «Что случилось?!». Поезд, содрогаясь, замедлял ход. За окном замелькали кусты, потом все остановилось.

И наступила полная тишина. От которой я уже успел отвыкнуть.

А нет. Тишина была не полная — в щелях вагона выл ветер. Да где-то впереди, у локомотива, застучали сапоги по гравию. Я толкнул дверь купе, вышел в коридор, потом на площадку. Дверь была открыта — ветер ударил в лицо зарядом снега.

— Ваше сиятельство! — ко мне уже бежал Любин, бледный как мел. — На путях завал… Бревна, камни…

Я соскочил на землю, рука автоматически легла на рукоять нагана. Сразу как въехали в Маньчжурию — вооружился. Пейзаж был пустынен, но холмы вокруг вдруг показались слишком близкими. Очень уж… удобными для засады.