Столичный доктор. Том VII
Шрифт:
— Агнесс!!!
Она приехала. Душа моя пела.
Я схватил жену в охапку и закружил её, забыл про мир, про войну, про людей вокруг. Пусть смотрят, пусть завидуют!
Но голос Тройера вернул меня на землю.
— Ваше сиятельство… — он помедлил. — Извините, что в такой момент.
Я посмотрел на него, ещё не веря, что реальность снова ворвалась в мою жизнь.
— Японцы начали высадку. Только что пришла телеграмма.
Глава 19
ПОРТЪ-АРТУРЪ. Приказъ Нам?стника князя Баталова.
'Въ виду начала войны и продолжающегося пьянства предлагаю полицмейстеру
ПОСЛ?ДНІЕ ИЗВ?СТІЯ
ВАШИНГТОНЪ. Статсъ-секретарь Гей по телеграфу поручилъ американскому послу въ Петербург? Макъ-Кормику запросить русское правительство о томъ, что оно нам?рено предпринять для облегченія возможности вернуться на родину мирному японскому населенію, находящемуся въ Сибири. Японскій посланникъ Такаири сообщилъ Гэю, что бол?е 40 000 японцевъ находится въ настоящее время въ Сибири и вынуждены терп?ть лишенія по случаю войны.
МОСКОВСКАЯ ЖИЗНЬ. 4 марта скрылся изъ г. Рыбинска ученикъ городского училища Иванъ Сысоевъ, 15 летъ, сынъ пере?зднаго сторожа Петра Сысоева, при ст. «Рыбинскъ» Московско-Ярославско-Архангельской желъ. дороги. Одновременно съ Иваномъ Сысоевымъ исчезъ и его товарищъ Дубровинъ, 14 летъ, который на дняхъ хвалился передъ своими сверстниками, что онъ и Сысоевъ р?шили отправиться добровольцами на Дальній Востокъ. Къ розыску приняты надлежащіе м?ры.
СОФІЯ. Бывшій предс?датель македонскаго главнаго комитета, поэтъ и депутатъ Стоянъ Михайловскій опубликовалъ сл?дующее воззваніе: «Во имя славянофильской идеи, во имя твердой в?ры въ славянское чувство взаимности и солидарности, мы выражаемъ наше братское сочувствіе и благопожеланія могущественному русскому оружію, восклицая: да здравствуетъ Великій Покровитель славянства, да здравствуетъ всемогущественная, поб?доносная Россія».
Срочное совещание я провел в рекордно короткие сроки. Мое дело маленькое — обозначить координацию, да дать напутствие тем, кто в этом не очень и нуждается. Где там застрял Куропаткин? Пора бы уж и явиться к месту несения службы.
Кстати, именно на этом сборище я впервые увидел Стесселя, «героя» обороны Порт-Артура в моей истории. Анатолий Михайлович выглядел как настоящий генерал — величественная осанка, взгляд свысока, презрительная усмешка. Разговаривал с окружающими через губу, будто делал всем огромное одолжение. Доживи такое до революции — точно на штыки поднимут, даже если шинели на красной подкладке на нем не будет. И сейчас командует Квантунской группировкой. Что-то мне помнится, со сдачей Даляня не то было, но память меня подводит. Помедитирую, попробую освежить знания. Вряд ли он там геройством отличился.
Поговорили, еще раз посмотрели на карту, где было отмечено место десантирования сил противника неизвестной пока численности, да и разошлись. Озвучивать желание отправить туда «Агнесс», чтобы потренировалась на транспортах, не стал. Слишком много слушателей. Кому надо, и так узнают.
И помчался я на всех парах в свою резиденцию, где меня ждала жена. На вокзале, к сожалению, удалось поговорить буквально несколько минут — и всё, пора служить отечеству. К тому же вокруг куча народу, почти каждый из которых считает, что должен находиться к наместнику поближе, а то вдруг пропустит нечто важное. Только и удалось поцеловать её, да сказать, чтобы устраивалась и ждала.
За
время моего отсутствия даже самая медлительная дама могла бы и ванну принять, и наряд выбрать — желательно тот, который обладает способностью быстро сниматься и обременён минимальным количеством застёжек, чтобы мужа встретить как полагается. Агнесс не подвела — наверняка о моих передвижениях кто надо просигналил, и накрытый стол ждал меня. Вместе с женой, конечно. Думаю, она и прислугу уже начала к своим потребностям приспосабливать.Я сел напротив, налил себе вина и, не теряя времени, перешёл к делу:
— А теперь, дорогая моя, хотелось бы услышать краткое изложение причин, почему ты дошла до такой жизни и что мешало отвечать на мои письма и телеграммы?
Агнесс вздохнула, сделала глоток чая.
— Как только ты уехал, я сразу поняла, что допустила ошибку, отпустив тебя одного.
— Ясно. — Я наклонил голову, жестом приглашая продолжать.
— Нет, я помню, что надо было закончить перевод, хлопоты с книгой, но…
Она снова тяжело вздохнула.
— Продолжай. Мне уже как-то тревожно.
— Руки просто опустились.
— А как же рыбки?
— Вот только они и спасали, — улыбнулась она. — Но главное — Александр…
Я поперхнулся вином.
— Что?! Ухаживать начал?!
— Нет, как ты мог подумать? — Агнесс рассмеялась. — Иногда я даже сомневаюсь, интересует ли его эта сторона жизни.
— Он ведь жениться собирается.
— Я помню о его невесте. Но когда человек начинает читать стихи про Прекрасную Даму…
Она подняла голову и глухим монотонным голосом, пародируя Блока, продекламировала:
— О, Святая, как ласковы свечи, как отрадны Твои черты! Мне не слышны ни вздохи, ни речи, но я верю: Милая — Ты. — она всплеснула руками. — Вот так, голосом, в котором прописные буквы слышны! Работаем, обсуждаем варианты, всё серьёзно, и вдруг: «Там жду я Прекрасной Дамы в мерцаньи красных лампад». И ведь с абсолютно серьёзным лицом!
Она покачала головой, закатила глаза. Я усмехнулся.
— Нет, Женя, я понимаю, поэтическая натура, талант, каких мало. Но это уже начало раздражать. Слава Богу, мы закончили, и я решила ехать.
— Но почему ты не отвечала на письма?
Агнесс отвела взгляд, замешкалась.
— Ответила. Всё со мной. Просто боялась, что признайся я — ты мне запретишь ехать. Тем более, что началась война.
Я тяжело выдохнул, накрыл её ладонь своей.
— Как ты могла так подумать?
День Агнесс отдыхала и набиралась сил. Как оказалось, для бурной деятельности. Когда я приехал в госпиталь делать перевязку Макарову, меня прямо у входа встретил начальник — Перевезов Андрей Николаевич.
— Ваше превосходительство, хочу выразить огромную признательность за Агнесс Григорьевну! Опыт работы её сиятельства в вашей базельской больнице — это просто клад! Сколько дельных предложений и помощи!
Оказалось, жена нашла точку применения своим силам и включилась в работу госпиталя на полную катушку. И не просто ходила и тыкала пальчиком в разные стороны, раздавая ценные указания, а потребовала себе форму сестры милосердия и, засучив рукава, принялась работать наравне со всеми. Прогиб начальника госпиталя по поводу бесценного опыта — некоторое преувеличение, но пусть говорит. В конце концов, это лучше дамского салона со сплетнями и интригами. Смотришь, и другие последуют ее примеру.