Столичный доктор. Том VII

Рукопожатие твердое, мы даже слегка померились силой. Незаметно для свиты.

— Здравствуйте, Евгений Александрович.

Недоволен чем-то? Или устал с дороги? Но поприветствовал сухо. И ладно, лишь бы своими делами побыстрее занялся. Я же наблюдал, как Яковлев активно жестикулировал у грузовых платформ. Наверное, именно там и есть долгожданные самолеты.

— Жильё вам приготовили, прошу в экипаж, — показал я на конец перрона. — Сейчас приглашаю на обед.

Куропаткин ничего не ответил, неспешно пошел вдоль состава. Пришлось и мне приспосабливаться под его скорость.

— Скажите, Евгений Александрович, а что это за противопульные шлемы приехали с нами? — вдруг спросил генерал. — Я приказа об экипировании ими не помню.

— Моя инициатива, — признался я. — С целью снизить санитарные поте…

— Вы, верно, не совсем хорошо понимаете свою роль, — перебил меня Куропаткин. — Мы с вами сюда посланы выполнять волю его императорского величества. А она заключается в том, что ему не нравятся вот эти кастрюли на голове. Ваше стремление помочь солдатам меня восхищает, но армия, Евгений Александрович, не место для самовольства. Будет приказ — с удовольствием его исполню. Меня тоже потери личного состава беспокоят не меньше вашего. Давайте каждый будет заниматься тем, что нам поручили. И не обижайтесь. Я — человек прямой, мне не до политесов.

— А если будет приказ?

Куропаткин скептически на меня посмотрел. Ну да, про то, что покровителя у меня в верхах уже нет, все знают.

Дальше мы шли молча. Как-то желания вести светские беседы не возникло. И только в экипаже сообщил подробности о смерти Сергея Александровича из последних телеграм и ответил на вопросы о состоянии Макарова. Мне тоже не до политесов, знаете ли.

Уже после обеда ко мне подошел полковник Студенников, приехавший вместе с Куропаткиным, и сообщил, что в Харбине про меня помнят, просили передать, что первый бронепоезд будет готов буквально в ближайшие две недели. Куропаткин его осмотрел по дороге в Порт-Артур и даже похвалил Чичагова. А генерал не стал все заслуги приписывать себе — упомянул и меня.

Что же, хоть какие-то хорошие известия в этом безумном дне.

* * *

Макаров сегодня выглядел намного лучше. По сравнению с тем, каким его в госпиталь тогда привезли — и вовсе бодрячком. Всё ещё бледен, похудевший, но взгляд уже не тусклый, и даже шутит понемногу.

До сих пор непривычно было видеть его без бороды и усов — бритьё понадобилось для операции на лице. Смешно, как будто половину характера срезали вместе с волосами. Но это поправимо: отрастёт. Не такая уж потеря.

Перевязка тоже порадовала. Можно, пожалуй, уверенно говорить, что всё прошло успешно. Кишечник заработал, температуры нет. Что ещё надо для счастливой жизни? И даже перелом вроде не тревожит. Когда то плечо ведь зарастёт? Срок лечения — до полугода, если без осложнений. Понятно, что море пока закрыто для Степана Осиповича, но ведь и с берега поруководить можно. Не всё потеряно, короче.

Когда перевязку закончили, я пересел к изголовью и сообщил последние вести.

Сообщение о смерти Сергея Александровича Макаров встретил спокойно, даже холодно. Только тихо сказал:

— Царствие небесное… земля ему пухом, — перекрестился здоровой рукой и затих.

Зато новость об «Агнесс» задела его по-настоящему. Он нахмурился, долго молчал, а потом всё повторял одно и то же: — Как же так… Как они могли?

Попросил найти Джевецкого — тот, видно, совсем запутался в делах и забыл дорогу в госпиталь. Пообещал прислать инженера обсудить все по подлодкам. На самом деле я даже был рад скинуть с себя эту задачу. Наломать дров тут очень легко.

Когда эмоции улеглись, Макаров сам завёл разговор о войне:

— А что там с высадкой на Ляодуне, Евгений Александрович? Кто как не вы в курсе всех последних известий.

— Высадка продолжается, — вздохнул я. — Но наши силы пока с японцами не вошли в соприкосновение. Корейцы в своем репертуаре, почти никакого сопротивления не оказали. Да и нечем им воевать, если правду сказать. По слухам, император Коджон скрылся в английском посольстве.

— Тоже мне, император, — устало улыбнулся Макаров. — Лет десять назад он год жил в нашем посольстве, ему не привыкать. Я не о нем беспокоюсь, а о Дальнем. Наши силы на Цзиньчжоуском перешейке слишком малы.

— Вполне возможно, японцы начнут использовать, Дальний, как военно-морскую базу.

— Вот где бы можно подловить их транспорты! — оживился адмирал. — Впрочем, это дело будущего. Даст Бог, удастся его отстоять.

— Я приказал ускориться с «Агнесс-3». Но ей потребуются испытания.

— Ладно, Евгений Александрович, идите, вам пора, я же вижу, как вы на часы поглядывать начали. Спасибо за заботу.

— До завтра, Степан Осипович. Извините, дела.

* * *

Следующие несколько дней прошли как в калейдоскопе. Казалось, я не успевал ничего. Тройер постоянно переносил встречи и совещания. Ел я на ходу, а домой приходил только спать и переодеться. Устал. Особенно от того, что начал видеть себя барахтающимся в зыбучих песках — каждая попытка вырваться из этого водоворота только ухудшала ситуацию. И я эту работу ненавидел. Бюрократические игрища — точно не моё.

В Порт-Артур начали прибывать поезда с мобилизованными, город все больше напоминал растревоженный улей. После нескольких облав на японских шпионов, одна из которых закончилась перестрелкой прямо в центре, появились беженцы, которые пытались уехать в центральную Россию. Но железная дорога была мобилизована под военные перевозки и сесть на поезд стало невозможно. Для этого требовалось специальное разрешение от канцелярии генерал-лейтенанта Стесселя. С ним у меня, кстати, выстроились вполне рабочие отношения и именно в его штабе меня «нагнала» срочная телеграмма. В ней самодержец благодарил меня за службу и принимал мою отставку. Которую я у него даже не просил.

Глава 21

НА БИРЖ?

Усиленное паденіе государственныхъ и другихъ ц?нныхъ бумагъ произвело въ Петербург? страшную панику. Благоразумные сов?ты большинства удержать бумаги и этимъ сократить д?ятельность лицъ, играющихъ на пониженіе, не помогли, и влад?льцы мелкихъ капиталовъ, обращенныхъ въ выигрышные билеты и четырехпроцентную ренту, бросились къ кассамъ Государственнаго банка для обм?на этихъ бумагъ на обыкновенные кредитные билеты.

ЛОНДОНЪ.Англійскіе корреспонденты во Франціи вынуждены сообщать о единодушномъ сочувствіи французской печати и народа къ Россіи и р?шительномъ осужденіи д?йствій Японіи, признаваемыхъ вс?й Франціей возмутительными. Французы не одобряютъ подстрекательствъ н?которой части англійской печати Японіи къ войн?. Это неодобреніе произвело зд?сь такое сильное впечатл?ніе, что среди англичанъ раздаются голоса о воздержаніи отъ нападокъ на Россію, чтобы не раздражать этимъ Францію.

БЕРЛИНЪ. Кром? соціалистической и еврейской печати, вс? газеты осуждаютъ дерзкое поведеніе Японіи безъ объявленія войны, а также подзадориваніе Англіи, и возлагаютъ отв?тственность на обоихъ. Газеты повторяютъ, что Германія не причинитъ никакихъ затрудненій своей сос?дк? — Россіи.

Чудные дела творятся у них в Царском. Только похоронили с почестями Сергея Александровича, тут же начали дербанить власть. Интересно, они успели выйти из Петропавловского собора, или там же, над усыпальницей, приступили к дележу пирога? Фамилия главного интересанта мне известна. Это Безобразов. Как же, статс-секретарь, член Особого комитета по делам Дальнего Востока. Фигура, блин. Наверное, он от моего имени прошение об отставке писал?